Мисс Керли сдвинула шляпу чуть дальше на затылок и беспомощно вздохнула. Станет ли истина очевидней спустя пять дней таких разговоров, если прошло уже полтора, а она все еще безнадежно скрыта?

Рядом неподвижно сидела Джина. В обеденный перерыв мисс Керли повела ее в ресторан, заставила поесть, однако молодая вдова орудовала вилкой отрешенно и молча, словно находясь в собственных мыслях.

Джина никак не отреагировала даже на отсутствие Джона, неявку Ричи и непостижимое дезертирство мистера Кэмпиона. Лишь однажды в коротком быстром взгляде мелькнул проблеск интереса – когда на скамью подсудимых вновь усадили Майка.

Второй же сосед мисс Керли, напротив, не просто следил за процессом, но получал откровенное удовольствие. Он вновь пришел на утреннее заседание, по-детски возбужденный, и снисходительная, терпимая мисс Керли постепенно привыкла к его приглушенным комментариям.

Для этого времени года день выдался на удивление теплым, солнечные лучи проникали сквозь купол, делая зал уютным и ярким. Лорд Ламли расслабленно сидел в высоком кожаном кресле; отсветы алой мантии бликами играли в стеклах очков. Перед его взором мелькала извечная судебная кутерьма.

За первые три заседания обвинение предоставило бо́льшую часть улик, и генеральный прокурор имел все основания радоваться развитию событий. Присяжные уже хорошо понимали механику преступления. Они изучили шланг, увидели фотоснимки хранилища и гаража, услышали мнение медиков.

Выступила благонамеренная миссис Остин, миссис Траппер повторила рассказ о заведенном моторе. Сейчас показания давала автор «Смерти в субботу», бодрая рыжеволосая Роберта Дживс; она разрывалась между желанием избежать ответственности и робкой гордостью за свое изобретение – реально исполнимое убийство.

Нет, она не в курсе, читал ли книгу мистер Майкл Веджвуд – издатели не всегда читают все, что издают.

«Ну, популярных-то читают?» – невинным тоном спросил Файш.

Мисс Дживс скрепя сердце предположила – да, наверное; юрист попросил позволения узнать, считает ли мисс Дживс себя популярным автором на момент публикации «Смерти в субботу». Мисс Дживс с вполне объяснимым раздражением признала, что понятия не имеет.

Файш почтительно осведомился: правда ли то, что ввиду сложности описанного в книге устройства и достоверности его воспроизведения в реальной жизни мисс Дживс посчитала своим долгом обратить внимание полиции на свой роман?

Мисс Дживс, имеющая твердое мнение по поводу случайных совпадений, начала пространно его излагать, но была мягко и вежливо прервана судьей.

Кузен Александр проводить перекрестный допрос не стал.

В ответ на подмигивания незнакомого соседа мисс Керли нервно улыбалась. До сих пор она считала, что судебные разбирательства невыносимо нудны и что главное испытание для участников – скука; однако в этом зале витало ощущение великой трагедии, а перед глазами мисс Керли была широкая сильная спина знакомого молодого человека, которому грозила смерть.

Кому-то терминология врачей и специалистов по центральному отоплению могла показаться неинтересной, но для мисс Керли каждое слово имело огромную важность, каждый вопрос бил в душу, а от каждого перешептывания присяжных болезненно замирало сердце.

Мисс Дживс пошла на место, за столом юристов зашуршали. Файш сел, его место занял генеральный прокурор, а на свидетельскую трибуну встал Питер Ригжет.

Настольная лампа на трибуне отбрасывала зеленоватый свет на лицо бухгалтера, нисколько не улучшая его потрепанный внешний вид. Мистер Ригжет выглядел опухшим – благодаря мистеру Кэмпиону, нездоровым – из-за освещения, и очень мстительным – исключительно его собственная заслуга.

Мисс Кэмпион, ничего не знающая о тайной печали Ригжета, не испытывала к нему ни капли сочувствия.

– Веские улики, – шепнул сосед. – Сейчас начнется…

Мисс Керли решила осмотреться. Большой светлый зал действительно ожил. Господин главный судья по-прежнему сохранял безмятежное спокойствие, однако секретари зашелестели одеждами, а присяжные вытянули шеи, желая получше рассмотреть свидетеля.

Сразу было ясно – мистер Ригжет прекрасно осознает собственную значимость. Он даже позволил себе слабую нервную улыбку: в зеленоватом свете, отраженном пенсне, она вышла откровенно жуткой.

Генеральный прокурор заговорил теплым, располагающим тоном, и мистер Ригжет с радостью приступил к вводной части.

– Я – бухгалтер, нанятый господами Барнабасами. Обвиняемого и покойного я знал около двух лет, сколько работаю в их фирме. Двадцать седьмого января я проследовал через кабинет покойного в архив – это смежные комнаты. Когда я вошел в кабинет, упомянутые двое мужчин разговаривали. Увидев меня, умолкли; я отправился в архив, и они возобновили беседу.

– Дверь была открыта или закрыта?

– Открыта.

– Слышали ли вы их разговор?

– Отчетливо.

– Можете слово в слово повторить услышанное?

– Могу.

– Неужели вы столь четко запомнили случайный разговор? Невероятно.

– Да, запомнил, потому что сам разговор был невероятным.

– Воспроизведите его, пожалуйста.

Мистер Ригжет наморщил лоб, затем манерно начал:

– Мистер Пол, покойный, сказал: «Не суй нос не в свое дело, Майк. Она принадлежит мне, и моя жизнь тебя не касается». Затем добавил: «Занимайся с ней любовью, если хочешь. Бог свидетель, мешать тебе я не стану».

– Вы слышали что-нибудь еще?

– Нет. Я как раз вышел из архива, и они умолкли.

– Вы видели обоих мужчин?

– Конечно.

– Далеко ли вы от них находились?

– Я прошел от мистера… от обвиняемого совсем близко, в двух футах.

– Бросилось ли вам в нем что-нибудь в глаза?

– Он был очень бледен. Кулаки сжаты. Выглядел так, словно… выглядел очень злым.

– Вы видели его таким раньше?

– Никогда.

Сосед подтолкнул мисс Керли.

– Попался! – ликующе шепнул он, но, встретив ее взгляд, виновато кашлянул в платок и покраснел.

Кузен Александр величаво встал, рукавом мантии смахнув на пол пачку документов. Пока мистер Ригжет на них смотрел, великий муж задал первый вопрос:

– До того как поступить на службу в «Барнабас и партнеры», вы работали на фирму «Фитч и сыновья», которая торгует бумагой, верно?

Мистер Ригжет вздрогнул.

– Да.

– Правда ли, что после увольнения вы свидетельствовали против этой фирмы по иску, возбужденному налоговым управлением, и получили за свою информацию вознаграждение?

Вскочив, прокурор бурно выразил протест. Впервые за весь процесс в ледяном противостоянии двух юристов полыхнул огонь. Лорд Ламли поморгал.

– Честно говоря, я не понимаю смысла вопроса, сэр Александр, – беззлобно громыхнул он.

– Настаивать не буду, ваша честь. – Кузен Александр целомудренно склонил голову.

Мистер Ригжет опрометчиво усмехнулся.

– Вы бухгалтер?

– Да.

– Имеете ли вы по долгу службы непосредственное отношение к книгоизданию?

– Не особенно, – процедил мистер Ригжет.

– Правда ли, что вам неизвестны названия всех издаваемых фирмой книг?

– Н-нет, неизвестны… – занервничал бухгалтер.

– Правда ли вы не знали, например, о том, что в январе господа Барнабасы приобрели права на автобиографию леди Эмили Трампингтон под названием «Моя жизнь»?

– Н-нет…

– Вы знали или нет?

Холодные глаза кузена Александра неожиданно напомнили мистеру Ригжету портрет в приемной.

– Возможно, слышал…

– Приходило ли вам в голову тогда или впоследствии, что «случайно» подслушанные вами слова покойного: «Не суй нос не в свое дело, Майк. Она принадлежит мне, и “Моя жизнь” тебя не касается» означали следующее – автор книги, леди Трампингтон, моя клиентка; право решать, в каком виде издать книгу, принадлежит мне и тебя это не касается?

– Нет. – Мистер Ригжет в зеленом свете лампы вдруг посерел. – Нет. Я думал, покойный говорил о своей жене.

– Вы думали!.. – начал было кузен Александр, явно потрясенный несправедливостью глупцов, однако с достоинством взял себя в руки. – Что навело вас на подобную мысль?

– Ну… – опустил голову мистер Ригжет, – в конторе ходили слухи о том, что обвиняемый флиртует с миссис Бранд, вот я и решил… – Он умолк.

– Слухи. – Голос кузена Александра певуче взлетел ввысь. – Слухи в конторе. Болтовня среди сотрудников. Жену А видели вместе с Б; значит, если А и Б разговаривают на повышенных тонах, то обязательно про миссис А. Так вы рассуждали, мистер Ригжет?

– Я… Возможно.

В разговор вступил лорд Ламли:

– Услышанные вами слова «моя жизнь» походили на название книги? Были ли одинаково выделены голосом оба эти слова или только какое-то одно?

Негромкий доброжелательный вопрос вернул заигравшихся участников на землю, из царства одаренного ума в рамки спокойного дознания, от которого зависит, предадут ли Майка казни через повешение.

Зал суда затаил дух. Мистер Ригжет пребывал в смятении.

– Не помню, – наконец произнес он.

На глаза с готовностью набежали слезы – частый источник его конфуза.

Кузен Александр дал присутствующим время осознать этот ответ и приступил к следующей части допроса:

– Вы сказали, что не помните интонации, с какой были произнесены слова «моя жизнь». А вы уверены, что правильно запомнили фразу «Занимайся с ней любовью, если хочешь. Бог свидетель, мешать тебе я не стану»? Вы точно их слышали?

– Точно.

– Обвиняемый говорил хоть что-нибудь, пока вы были в архиве?

– Ничего.

– Он сказал: «Ничего»?

– Я ничего не слышал.

– Возможно, он шептал?

– Нет. Я бы услышал.

– Вы так внимательно слушали?

– Да.

– И все запомнили?

– Все.

– Тем не менее вы не уверены, говорил ли покойный о своей жизни или о книге.

– Это ваше предположение, – ухмыльнулся мистер Ригжет.

– Верно, – кивнул кузен Александр. – У меня есть еще одно предположение: дабы убедить себя, будто мистер Бранд говорил о своей жене, вы сочинили вторую часть фразы.

– Нет.

Кузен Александр набрал в грудь побольше воздуха.

– Еще раз вспомните два эти высказывания: сперва вместе, затем по отдельности. Вы и правда думаете, что их мог сделать один и тот же человек в одном и том же настроении и по одному и тому же поводу? Разве они не противоречат друг другу? «Моя жизнь тебя не касается. Занимайся любовью с моей женой, если хочешь». Ну разве не нелепица?

– Я это слышал, – упрямо повторил мистер Ригжет.

– А я предполагаю – думаете, будто слышали.

– Нет, слышал.

– Возможно ли, мистер Ригжет, что вы ослышались?

О, благословенный шанс отпущения грехов, подаренный словом «ослышаться»! Мистер Ригжет на него клюнул.

– Может быть, – сказал он, и кузен Александр вздохнул с облегчением.

– Вы симпатизируете обвиняемому? Или, скорее, верно ли, что вы не держите на него зла?

– Я его почти не знаю.

– Тем не менее вам известны подробности его личной жизни? О том, что он «флиртовал» с миссис Бранд?

– Я такое слышал.

– Возможно, и тут вы ослышались?

– Нет, такое говорили.

– Могло ли это быть неправдой?

– Могло.

Кузен Александр торжествовал. Во время последней части перекрестного допроса в зал прибывали все новые люди, ненавязчиво просачивались барристеры с других слушаний, а тихие шепотки во время каждой паузы стали неотъемлемой частью дознания.

Даже мисс Керли безотчетно поддалась всеобщему оживлению, а ее сосед и вовсе был вне себя от удовольствия. В поднявшемся гомоне мисс Керли не заметила, как генеральный прокурор покинул зал. Внимание на это обратила Джина.

– Куда пошел сэр Монтегю Бруш? – шепнула она. – Ему принесли записку, и он быстро исчез. Видели? И где Альберт Кэмпион? Он ведь нужен тут, да? Что-то происходит…

Мисс Керли ощутила угрызения совести: необычная атмосфера суда совсем не затронула Джину. Ее волновала лишь правда да человек на скамье подсудимых, а вовсе не мастерство кузена Александра.

– Я ничего не заметила, – тоже шепотом ответила мисс Керли.

В игру вновь вступил кузен Александр:

– Оставим на время вопрос о том, что вы помните, а что нет, мистер Ригжет, в чем вы уверены, а насчет чего ослышались, – снисходительно заявил адвокат. – Перейдем к событию столь недавнему, что вызвать его в памяти, без сомнения, не составит вам труда. Я утверждаю, что девятого числа сего месяца, накануне данного суда вы после работы посетили хранилище, где был найден убитый. Так это или нет?

Мистер Ригжет бросил обеспокоенный взгляд в сторону обвинителей и обнаружил отсутствие сэра Монтегю Бруша. Сэр Александр ждал.

– Так или нет?

– Возможно.

– Ну же, мистер Ригжет, что за ответ на прямой вопрос! Сегодня четверг. Спускались ли вы вечером вторника в хранилище той конторы, где работаете?

Мистер Ригжет вновь беспомощно завертел головой. Теперь мисс Керли тоже заметила – происходит нечто непредвиденное. Помощник кузена Александра дернул шефа за мантию, сунул ему в руку записку; одновременно секретарь, который уже несколько минут совещался с Файшем, вскочил и зашептал судье на ухо.

На время позабытый мистер Ригжет угрюмо буркнул: «Так». Зал суда замер в ожидании.

– Ну и ну, ну и ну, – с чувством бормотал сосед мисс Керли.

– Говорю вам, что-то происходит! – Джина ухватила старушку за руку. – В чем дело? Новые улики против Майка? Я не вынесу, Керли, не вынесу!

– Ш-ш, милая, тише. – Мисс Керли похлопала бедняжку по руке.

Кузен Александр вылетел за дверь, его место занял помощник. Секретарь все шептал на ухо лорду Ламли, а тот, сейчас еще больше похожий на очень старую и очень мудрую собаку-ищейку, сидел прямо, склонив голову набок. Время от времени он сосредоточенно кивал, порой задавал тихий вопрос, на который получал от служащего еще более тихий ответ.

Помощник адвоката защиты повторил последний вопрос кузена Александра и получил от мистера Ригжета тот же мрачный ответ, однако эффект был уже смазан. Присяжные возбужденно перешептывались.

– Чем вы там занимались?

– Искал кое-что.

– По делам фирмы?

– Да.

– Кто-нибудь из сотрудников знал о вашем визите в хранилище?

– Возможно.

Глаза свидетеля вспыхнули. Вот он, удобный случай! Помощник сэра Александра ужаса не внушал, и мистер Ригжет решил заявить, что показания, данные им мистеру Скруби, не соответствуют действительности. Пора опозорить эту уважаемую адвокатскую контору и ненавистного мистера Кэмпиона! Надо только грамотно разыграть карты.

Мистер Ригжет посмотрел в зал, встретил прямой взгляд Майка и торопливо отвел глаза от печального бледного лица.

– Не могли бы вы рассказать суду, какие именно дела привели вас в хранилище в столь неурочный час?

Суд явно не слушал ответов мистера Ригжета, это нервировало молодого барристера, а потому вопросу не хватило вескости.

– Я искал документы по авторским выплатам, – соврал мистер Ригжет и вдруг вспомнил, что ложь под присягой – преступление.

– Вам это поручили?

– Нет, но я предпочитаю добросовестно выполнять свою работу.

Приглушенные переговоры на судейском помосте завершились, теперь секретарь беседовал с сэром Эндрю Фелпсом.

Перекрестный допрос шел дальше без особого энтузиазма.

– Пока вы были в хранилище, вас никто не беспокоил?

– Беспокоил. На меня напали и едва не убили.

– Разве не вы первый напали на человека, который вас там застал?

– Нет, первым напал он.

– Поясните точнее. Ваш обидчик вошел в хранилище и ударил вас?

Этот спокойный вопрос с судейского помоста напугал свидетеля до смерти. Под прикрытием загадочного переполоха, который вроде бы всех вокруг отвлек, мистер Ригжет весело чирикал. И вдруг господь бог протянул огромный палец и прижал бесстыдного воробья к стенке. Тот испуганно пискнул.

– Нет. Я вышел посмотреть, кто там бродит, и меня ударили.

Адвокат продолжил допрос:

– Вы включили свет?

– Нет. Выбежал в коридор в темноте.

Произнеся последние слова, мистер Ригжет окаменел и, жалобно моргая, дрожал в ожидании следующего вопроса.

Однако его не последовало. В полном отчаянии свидетель, наконец подняв глаза, увидел генерального прокурора и сэра Александра. Оба выглядели взволнованными. На худых темных скулах сэра Монтегю Бруша горел румянец, у кузена Александра на губах играла улыбка – явно неискренняя. Все замерли. Генеральный прокурор посмотрел на судью и, дождавшись незаметного кивка, встал.

– Ваша честь. – Мелодичный голос стал тоньше. – Ввиду неожиданно возникших обстоятельств, о которых вашей чести, как я понимаю, уже известно, обвинение не намерено выдвигать дальнейшие доказательства.

Едва последние слова затихли в воздухе, как рядом с сэром Монтегю возник кузен Александр. Ошеломленная мисс Керли даже в столь напряженный миг успела удивленно отметить – до чего прыток, а ведь уже немолод, да и дороден.

Судебный пристав жестом отозвал мистера Ригжета с трибуны, но от потрясения забыл проверить, послушался ли свидетель.

– Ваша честь, – заявил кузен Александр. – Учитывая решение моего ученого коллеги, мой долг – требовать вердикта присяжных.

Мистер Ригжет так и стоял на трибуне – забытый, скованный ужасом.

Господин главный судья кашлянул.

– Да, сэр Александр, – произнес лорд Ламли тихим бесстрастным голосом, что лишило его слова́, во всяком случае для мисс Керли, их судьбоносного значения. – Думаю, требование уместное.

Он повернул голову к присяжным – те молча глазели на него, напоминая недалеких родственников, – и произнес простое напутствие:

– Присяжные! Как вы только что слышали, в деле возникли неожиданные обстоятельства, в результате чего прокурор решил не выдвигать дальнейших доказательств. Это означает, что корона не настаивает на обвинениях против подсудимого. Мой долг – указать вам на необходимость признать заключенного невиновным и снять с него все обвинения. Понимаете?

Невнятное бормотание среди присяжных – чересчур растерянное и торопливое, чтобы определить его словом «совещание», – и старший неуклюже вскочил, нервно кивнул.

– Мы – да… То есть понимаем, ваша честь. Невиновен, ваша честь.

Пока присяжные, обессилев от радости и облегчения, ерзали и шептались, судья обратился к заключенному. Майк встал – молодой, сломленный, невыразимо одинокий посреди огромной пустой скамьи подсудимых.

Голос лорда Ламли прозвучал очень сердечно:

– Майкл Веджвуд, вы признаны невиновным в выдвинутых против вас обвинениях. Вы свободны.

Майк застыл. Шепот вокруг него перерос в гул, к бывшему узнику кинулся кузен Александр.

Все встали – судья торжественно покидал зал, держа в руке цветы.

– Вот те на! – воскликнул сосед мисс Керли. – Что это было?

Ей в руку вцепилась Джина.

– Хочу выйти! – с дикими глазами воскликнула она. – Выйти!

Мисс Керли ее обняла, возбужденная толпа повлекла их к выходу. Краем глаза старушка увидела окруженного людьми Майка, затем подумала – лучше ему и Джине покинуть зал по отдельности.

Что произошло? Этот вопрос оттеснил в сторону остальные мысли, скачущие в потрясенном мозгу. Майк свободен… Джине не надо давать показания… Что произошло? Где все? Что произошло?

Мисс Керли в последний раз бросила взгляд на зал суда, на пустой помост, гербы, меч, взвинченную толпу; на парики, воротнички и шелковые мантии, сияющие в льющихся из-под купола лучах; на свидетельскую трибуну, где до сих пор торчал мистер Ригжет – точно растерянный зеленый попугай в клетке.

Что произошло?

Они, влекомые толпой, чуть ли не бегом выскочили на Ньюгейт-стрит. В глаза ударило солнце, в ушах зазвенело от автомобильного грохота.

«Что произошло?» Слова были уже на кончике языка мисс Керли, когда Джина внезапно замерла.

– Смотрите! – хрипло сказала она.

Возле яркого почтового ящика стоял старик в потрепанном плаще: на картузе – целых три старых флага Красного креста, вокруг пояса – пачка газет.

Глаза изменили мисс Керли. Она взяла протянутую стариком газету, вслепую на нее посмотрела.

– Что произошло? – долетел издалека резкий голос Джины.

Мисс Керли видела красное небритое лицо старика-кокни, два блестящих воробьиных глаза, смотрящих на нее с добродушным любопытством.

– Во, дамочка, прям на первой странице. Сегодня утром стряслось, но полиция держала в тайне, пока не въехала, что к чему. «Джон Уидоусон, кузен подсудимого, найден мертвым». Так вот же ж, мамаша, тут!

Мисс Керли молча смотрела сквозь газету.

– В ванной обнаружили; помер прямо как тот парень, от угарного газа. Домработница нашла.

Газетчик пересказывал подробности исключительно по доброте душевной.

– Самоубийство, – произнесла Джина и выдохнула.

– Может, и так, – с вежливой неопределенностью кивнул старик. – Только, сдается, полиция думает – убийство. Теперь-то на кого повесят? Поймать вам такси, дамы?