Глава 7

Но на следующий день Дэвид все еще оставался в Шорнфорде. Его настойчивые попытки связаться с Аланом Дунканом увенчались успехом в результате долгой беседы в полицейском участке. Таким образом, летчик смог встретиться с ним на следующий день в доме у Рейчел. Джилл была там же, когда он приехал, и изо всех сил старалась уменьшить болезненное напряжение до уровня некоторой формальной сдержанности. Достигнув некоторого успеха, она оставила мужчин наедине: главным образом потому, что дело Дункана касалось только Дэвида, да и тяжело было смотреть на осунувшееся лицо летчика и его неподвижные глаза.

– Я не хочу задавать докучных вопросов, – начал Дэвид, когда они остались одни. – Вам наверняка хватило этого в полиции. Но судя по способу, которым сотворили эту мерзость, она была замыслена довольно давно. Способ сложный и изобретательный. Надо было продумать, уточнить и экспериментально усовершенствовать детали, а такие вещи не делаются под влиянием момента. Но к счастью для нас, в плане вышла осечка. Нет необходимости указывать вам, что место, выбранное для убийства вашей жены, определенно не было залом заседаний медкомиссии в «Методист-Холле». Чтобы его найти, необходимо очень тщательно, поминутно проследить весь последний день миссис Дункан, все ее передвижения и, если возможно, предыдущие несколько дней. Большая часть информации, которая нам для этого требуется, может быть получена от вас, и только от вас. Я прошу рассказать мне все так, как вам будет удобно, заняв для этого столько времени, сколько нужно. Расскажите, что вы делали, вы оба, в день медкомиссии до того момента, когда вам сообщили о смерти жены.

Дункан медленно кивнул.

– Да, вы правы. Я тоже думал об этом и перебирал тот день и каждую минуту с тех пор, как познакомился с Урсулой, пытаясь вспомнить всех, кого мы знали, их слова и поступки. В один из этих моментов к нам должен был подойти убийца. Мне бы сейчас вспомнить что-нибудь важное, чтобы начать, а дальше пойдет само.

– Ну тогда давайте.

– Я познакомился с Урсулой в Лондоне четыре месяца назад, когда был в отпуске. Она жила у своих друзей Каррингтонов. Мы с Роем Каррингтоном приятели, Урсула была знакома с Марджори, его сестрой. Каррингтоны иногда гостили в Уэйкли и сказали мне, что у Урсулы бывают сердечные приступы, если она слишком переволнуется, и поэтому они не особенно любят выходить. Сдружились они несколько лет назад, Рой тогда довольно сильно ею увлекся. Но его охладила болезнь Урсулы, да и вообще это было не так уж серьезно, так что вскоре прошло. Урсула в прошлом году много ездила в город и останавливалась у Марджори, потому что ей до смерти надоело жить в деревне и ничего не делать. Ее отпускали в магазин местной Женской добровольной службы в Шорнфорд раз в неделю, но это, естественно, не соответствовало ее идее работать ради нужд войны. Наконец она прошла свое призывное собеседование и сказала, что хочет трудиться в какой-нибудь из служб. Однако ее родные это дело прикрыли с помощью жесткого письма от семейного врача в Уэйкли. Именно тогда Урсула поклялась, что больше ни дня не будет жить в доме, ничего не делая. Она намеревалась поехать в Лондон к Каррингтонам и попробовать поступить в какое-нибудь подразделение ПВО. Вы, наверное, помните – тогда под Рождество резко усилились налеты на город. Все родственники говорили, что ей не миновать фатального сердечного приступа, но она не реагировала. Несколько раз выходила с Марджори Каррингтон, работавшей в передвижной столовой, и делала что-то полезное, пока ее не заметили и не отправили домой. Мы в то время много с ней виделись и почти сразу заключили помолвку. У меня создалось впечатление, что она совершенно здорова, и я был твердо намерен выяснить этот вопрос раз и навсегда. Я отвел ее к доктору Клеггу, и он осмотрел Урсулу по всем параметрам – по полной программе. Как я и думал, сердце у нее оказалось не хуже моего, а меня на медосмотры гоняли столько, что на всю жизнь хватит – на мою, надеюсь, точно. Вооруженная результатами осмотра, она вернулась в Шорнфорд тайно от родственников, предъявила заключение Клегга и попросила пересмотреть ее дело. Она была старше двадцати одного года, могла действовать без согласия Уэйкли. Местная биржа труда дала ей возможность подать заявление в ВААФ, и первое собеседование прошло хорошо. У нее были все шансы пройти медкомиссию. Мы так радовались, что решили съездить в Уэйкли и огласить нашу помолвку.

Алан замолчал, глядя перед собой, сквозь Дэвида, куда-то за пределы комнаты, где они сидели.

– И новости были восприняты благосклонно? – ровным голосом спросил Дэвид.

– Вежливо, скажем так. Ее дядя, старый Хьюберт, в первый вечер прочел мне лекцию о больном сердце вообще и о его влиянии на Урсулу в частности. Я ответил контрлекцией по тезисам, предложенным Эндрю Клеггом, но не сказал, что водил Урсулу к специалисту. Он заявил, что имеет куда более долгий опыт жизни и болезни, чем у меня, но понимает мои чувства.

– Ему было неприятно, что вы сделали собственные выводы по поводу сердца Урсулы?

– Напротив. Он даже сказал, что это убеждает его в серьезности моих намерений и я первый из ее поклонников, который не исчез, выяснив общее состояние ее здоровья.

– Это было до того, как у нее произошел приступ во время вашего визита?

– Это было в первый вечер. А так называемый сердечный приступ у нее случился через два дня.

– И дядя Хьюберт сказал тогда: «Я вам говорил».

– Потом сказал. Когда это произошло, его не было. Дома находился Реджинальд, взявший выходной на своей ферме. – Дункан при этих словах сурово посмотрел на Дэвида.

– У вас есть какие-то основания подозревать Реджинальда? – поинтересовался Дэвид.

– Ничего определенного. Просто с самого начала мне этот зануда не понравился. Но мне было совершенно не к чему придраться, кроме того, что он все время болтался в доме и в саду, и мы с Урсулой то и дело на него натыкались. Она тоже заметила, что он будто лез на глаза, и это ей действовало на нервы. В детстве он плохо с ней обращался. Она на восемь лет моложе, и, приезжая из школы, он немилосердно дразнил ее. Видимо, от скуки, ну и есть в нем что-то от обыкновенного хулигана. Она сказала, что с началом войны он изменился в лучшую сторону, но все равно никогда ей не нравился, и мне, наверное, это отчасти передалось. В общем, мне хотелось бы узнать о нем чуть больше. Это единственный человек, которого хоть как-то можно назвать врагом, из всех обитателей Уэйкли.

– Вы готовы так его назвать? Ведь дразнилки в детстве вряд ли могут перейти в постоянную серьезную вражду. Чтобы быть врагами, нужны нешуточные травмы для обеих сторон и взаимная неприязнь. Может быть, у вашей жены и осталась детская антипатия, но у Фринтона точно никакой.

– Осталась, и еще какая! Приличных размеров. Вы, вероятно, не знаете, но Уэйкли – целиком и полностью – принадлежало Урсуле.

Дэвид уставился на собеседника. Он и правда не знал, а это меняло всю картину. До сих пор не хватало мотива, если не считать притянутые за уши идеи инспектора Стейнса по поводу доктора Мориса Колмена да его, Дэвида, собственные неясные теории насчет неуловимой банды диверсантов, «РН». И вдруг появляется типичный мотив – выгода, главная пружина любого убийства. И не важно, материальная она или психологическая, акры имения или свобода для души. Убийство – безжалостное устранение всех мешающих обязательств, препятствий или людей, доведенное до логического конца, снятие последнего человеческого барьера. Он вспомнил, что говорила ему миссис Сомервиль по поводу отца Урсулы и Хьюберта Фринтона. Они были близнецами, а поскольку Реджинальд – сын младшего, то на его глазах Уэйкли-Мэнор, где он вырос, чью землю знал и любил и изо всех сил благоустраивал, отойдет по праву майората к его маленькой кузине, Урсуле. Как же это должно бесить человека, в детстве видевшего в ней назойливую мелочь, которую надлежит мучить, а в молодости раздраженного ее постоянным нездоровьем. Как возмущало его ее желание гостить у лондонских друзей, жить и работать вдали от родового гнезда. Как было унизительно держать свою ферму ее милостью, даже не милостью отца, обязанного своей племяннице, хотя его труды по ее воспитанию придавали его претензиям и естественность, и некоторое достоинство. И если старший не до конца осознавал свое положение, то младший, похоже, понимал его полностью, и, судя по словам Дункана, Урсула своего кузена и не любила, и опасалась.

Эти мысли быстро пронеслись в голове у Дэвида, и после короткого молчания он заговорил:

– Вы сказали «так называемый сердечный приступ». Можете его описать? Он происходил при вас?

– К большому моему сожалению, нет. Я зашел в дом из сада взять сигарет – у меня в портсигаре закончились, – а она собралась появиться через несколько минут, сказала, что хочет взглянуть на пруд с лилиями, уже два года не чищенный из-за недостатка рабочей силы. Я ее попросил не задерживаться, потому что рано начинало холодать. Когда она не вернулась домой, я вышел на ее поиски. Возле пруда Урсулы не было, и наконец я нашел ее на скамейке под большим каштаном, на лужайке за домом. Она раскраснелась, была взволнована и сказала, что сердце взбрыкнуло. Я тут же взял ее руку и нащупал пульс – естественно, частота была бешеная. Я решил, что она перевозбудилась, и это нечто вроде истерического припадка. В саду уже холодало, и я помог ей перейти в дом и уложил на диван. В этот момент вдруг появился Реджинальд и заявил, что знает, как и что делать. Тут же принес флакон специальных таблеток, позвал старуху-няню, и Урсула начала потихоньку оправляться. Она тогда рассердилась и на себя, и на них – за то, что ругали ее, будто она слишком перетруждается. Вызывать доктора Шора – это семейный врач в Уэйкли – она отказалась, а когда Реджинальд ей напомнил, что с сердцем придется считаться всю жизнь, она совершенно разозлилась и сказала, что все это чушь, с ней что-то совсем другое и никогда у нее не бывает сердечных приступов нигде, кроме как в Уэйкли. Реджинальд на нее взглянул и вышел из комнаты.

– Вот как? И что было дальше?

– Ничего. Хьюберт в этот вечер вернулся поздно, и до утра никто из нас его не видел. После ленча они с Урсулой поболтали наедине. Именно тогда она ему сказала, что поступает в ВААФ, и он так огорчился и взволновался из-за этой новости, что она согласилась посетить предложенного им врача. Естественно, она думала, что заключение будет такое же, как у Клегга. Доктор Колмен ее удивил и озадачил. Он обращался с ней как с ребенком, велел быть осторожной, ни в коем случае не заниматься никакой определенной работой и не стал ее слушать, когда она попыталась объяснить, что уже идет добровольцем во вспомогательные службы. Урсула заявила дяде, что не собирается следовать рекомендациям доктора Колмена, и ушла. Видимо, дядя остался, чтобы получить заключение, которое впоследствии переслал на адрес медкомиссии. Урсула уехала поспешно и без него. Вся эта история ей совершенно не нравилась, да и вообще она ехала на встречу со мной. Мне тогда показалось, что у нас единственный правильный выход: тут же пожениться и избавить себя от надоедливых родственников. Поэтому мы так и поступили.

Услышав об этом простом и смелом окончании истории, Дэвид пожалел о случившемся вскоре несчастье. Несправедливо, что их постигла такая злая судьба и так скоро. У них была достаточно рискованная жизнь, они рассчитывали свои шансы и крепко за них держались. Внезапная смерть ударила из-за угла.

Он встал и начал ходить по комнате. Дункан смотрел на него, и Дэвид, заметив это, стал размышлять вслух:

– С этими сердечными приступами нужно тщательно разобраться. У нас теперь только свидетельства очевидцев и этого доктора Шора в Уэйкли. Похоже, он написал честно, но на его суждении, вероятно, сказались положение и образование. Все шумы рассматривались как показатели болезни сердца, а сельская практика весьма и весьма зависит от умения поддерживать хорошие отношения с немногими процветающими семействами округи. При наличии автомобилей сильнее обостряется конкуренция с ближайшими городами. Мне бы надо повидать доктора Шора. Надеюсь, время от времени он делает клинические заметки по своим пациентам. Из отчета патологоанатома, достаточно детализированного, мы знаем, что сердце Урсулы было неповрежденным. Значит, это не были сердечные приступы. Тогда что же? Вы считаете, что видели истерический припадок, но он во многих отношениях напоминает начало фатального приступа. Никотин. Предположим, ей давали никотин каждый раз, когда требовалось обескуражить ее друзей, каков бы ни был мотив этой необходимости. Кто мог организовать такие приступы и каким образом? Ответы на эти вопросы я должен найти в Уэйкли – если смогу. Но последний приступ случился здесь, в Шорнфорде. Чтобы выявить его причину, мне нужно знать все, что Урсула делала в этот последний день. Вы мне поможете?

Дункан выпрямился на стуле.

– Все, что смогу. У меня было увольнение на двое суток, когда мы поженились. Мы жили в доме Каррингтонов. Марджори с родителями уехала, и мы были одни. Потом Марджори к концу моего увольнения вернулась, и я возвратился на службу. Урсула должна была на следующей неделе проходить комиссию. Я сумел в тот день освободиться с двенадцати и до шести вечера. Встретились мы в «Ред стар». Она мне сказала, что вышла в десять – пройтись по магазинам и зайти к парикмахеру.

– Почему она стриглась здесь, в Шорнфорде? Я бы предположил, что, живя в городе…

– С момента нашей помолвки она не все время жила там. Три-четыре дня в неделю. Готовилась к переезду, проверяла одежду, собирала личные вещи, разбирала, что куда. Не знаю. Девушки при каждой перемене места находят себе неимоверное количество занятий. Видимо, она за пару недель до того договорилась с парикмахером. Очевидно, нарушить такую договоренность не смеет никто.

– Никто, – согласился Дэвид. – Парикмахеры, как считает Джилл, применяют самые суровые репрессии, даже если клиентка опоздает на пять минут. – Он подошел к окну и выглянул наружу. – Когда вы встретились с женой в «Ред стар», цвет помады у нее был обычный?

– Да, конечно. До того самого момента, как я расстался с ней перед комиссией.

– Вы не помните, ее губы были недавно накрашены? Помада была свежая?

– Не помню.

«Какого черта, – подумал Дэвид, – я все это спрашиваю? Это действительно важно? Да, и очень. Вероятно, она подкрасилась перед уходом от парикмахера. Вероятно, тамошняя помощница это может знать. Если так, то подмену выполнили вскоре после этого, потому что в «Ред стар» она направилась из парикмахерской».

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – медленно проговорил Дункан. – Но парикмахерскую вам придется искать самому, я не знаю ее названия. Урсула не говорила, а мне этот город не слишком хорошо знаком.

– Уверены ли вы, что миссис Дункан между парикмахерской и встречей с вами ни с кем не виделась, в том числе и в «Ред стар»?

– Определенно сказать не могу. Она никого не называла. Совершенно точно не виделась ни с кем, кроме меня, в гостинице, потому что там я ее встретил у входа, и вошли мы вместе.

Дэвид терпеливо перебирал уже собранные факты, но безрезультатно. Когда стало очевидно, что Дункан больше ничем не может помочь, он свернул беседу, и они вышли из дома – Дункан искать свою машину на парковке, а Дэвид – инспектора Стейнса.

Инспектора на месте не оказалось, и пришлось почти полчаса ждать его возвращения. Все это время Дэвид размышлял над услышанным. Все-таки рассказ Алана Дункана мало его продвинул. Муж плохо знал биографию своей жены, у него на это не хватило времени. Единственное, что он сообщил ценного, был визит к парикмахеру. Это помогло точнее определить время, когда подменили помаду, но нового света на дело не пролило. Это все равно могло быть делом рук Филлис Хилтон из «Зеленого какаду».

– Или Реджинальда Фринтона, – предположил инспектор, выслушав рассказ Дэвида.

– Вот я и думаю.

Дэвид вспомнил слова миссис Сомервиль о Реджинальде. Она знала, что он делал в ресторане, и, конечно же, заметила бы, подойди он к столу Урсулы.

– Мотив у него имелся, – продолжил инспектор. – Девяносто пять акров мотива плюс георгианская резиденция и две фермы.

– Я знаю.

– В молодости он был тот еще подарок. Старик его пару раз выручал из довольно противных историй.

– Это до женитьбы?

– И после. Жена недолго это терпела. У них родился ребенок, девочка, потом жена вернулась к родным и с тех пор здесь не появлялась.

– И все же несколько диких поступков в молодости не обязательно ведут к убийству, иначе мы жили бы в кромешном аду, – заметил Дэвид.

Инспектор Стейнс сменил тему:

– Я проверил все эти помады в магазине. Результат может вас заинтересовать. Одну купила Филлис Хилтон, как она сказала. И действительно, тогда их оставалось только шесть. Из остальных пяти одна ушла к продавщице, две – к ее подругам, одна – к молодому человеку, которого мы пока не выследили, но продавщица знает, как он выглядит, поскольку ее удивило, что парень покупает помаду, и…

– Именно об этом мужчине мне и говорили, – прервал Дэвид. – Он был брюнет?

– О да, брюнет. Мы его со временем найдем. А последнюю помаду купила сама Урсула Фринтон и записала на свой счет в аптеке.

– Значит ли это, что кто-то купил помаду на ее имя и ей подсунул? Не мог это быть, скажем, Реджинальд?

– Нет, – подчеркнуто едко ответил инспектор. – Реджинальд это сделать не мог. Помаду купила лично Урсула: попросила, получила и унесла. Обслуживала ее эта продавщица. Она всех Фринтонов знает и спутать не могла. Урсула приобрела помаду за десять дней до смерти, как записано в бухгалтерских книгах.

– Но она же не того цвета! – возразил Дэвид. – И если Урсула купила помаду сама, как та могла попасть к кому-то другому?

– Филлис Хилтон ее не брала, – сказал инспектор.

– Нет, Филлис полностью исключается. Но все вместе это просто смешно. Бессмысленно.

– А я вижу смысл, – возразил инспектор. – Урсула купила помаду лично. С этого момента у нее два тюбика. Новым она не пользуется – только однажды, после того как помаду зарядили.

– Но ее собственная была использована лишь наполовину, как говорит Дункан. – Зачем ей покупать помаду не того цвета, если она даже в крайнем случае не станет ее использовать?

– Может быть, инстинкт собирательства. Помада сейчас вещь редкая; послушали бы вы, что по этому поводу говорит моя жена. Можно подумать, это бриллианты. Но жаль, что Урсула помаду купила. Похоже, это подало кому-то идею.

– Не знаю, – усомнился Дэвид. – Думаю, идея у кого-то возникла еще раньше. Отчего эта кажущаяся телепатия со стороны Урсулы ужасает еще больше.

На инспектора это впечатления не произвело.