Книга: Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

Нам надлежит составить завещанье,
Избрать душеприказчиков.

Уильям Шекспир, «Ричард II»
18 июля, 13.30–16.35

 

Герберт Кэммисон, Софи и Найджел только что сели обедать – вернее, сидели двое последних, тогда как Герберт со зловещей сосредоточенностью врача, удаляющего аппендикс и предвкушающего занимательное осложнение, резал курицу. Когда останки «пациента» унесли на кухню, он положил себе в тарелку картофель, салат, соль, масло, налил стакан воды и наконец, едва не сведя Найджела с ума своей неторопливостью, произнес:
– Что ж, мы с Фелстоном поработали над скелетом.
– Надеюсь, приятно провели время, – вежливо отозвался Найджел. – И что ты скажешь? Оживут ли кости сии? Восстанут ли они и назовутся, если можно так выразиться?
– Можно, юноша. В каком-то смысле, конечно, назовутся. У нас нет никаких сомнений, что это Баннет.
– Ох, Герберт… – Софи уже не пыталась скрыть страх.
«У нее такой уязвимый вид, – растроганно подумал Найджел. – И такой юный. Так могла бы выглядеть ее дочь лет пятнадцати: нелепые очки в роговой оправе и детская свежесть лица».
– Тебе не о чем беспокоиться, Софи. Я, так уж вышло, его не убивал, а процент людей, несправедливо осужденных за убийство, очень невысок.
Доктор Кэммисон завел разговор о грядущем отпуске. Софи с трогательным рвением ухватилась за тему. Это никого не обмануло, но не все ли равно, как провести обед? После еды Найджел отвел доктора в сторону и расспросил.
– Никаких следов удара на черепе. Все кости целы. Рост соответствует росту Баннета – пять футов семь дюймов. Конечно, надо сделать скидку на некоторую погрешность.
– Какую?
– Самое большее два дюйма. Цвет волос, как я говорил, совпадает. Трипп еще работает с зубами, но не сомневается: это тот самый протез, которым он снабдил Баннета. Фелстон согласен, что у нас достаточно данных для заключения о смерти. Кстати, я позвонил Тайлеру и передал ему наши выводы. В три часа он идет к Гримшоу – это поверенный Баннета. Завещание. Тайлер не против, если и ты будешь присутствовать.
– Хм-м, странно. Наш инспектор стал вдруг само почтение. Мне как-то спокойней было, когда он не церемонился.
– Тайлер? Он молодец среди овец. Заискивает перед любым, у кого есть власть. Благодари своего дядю.
– Вот оно как! А я-то решил, что он склонился перед моим сильным характером. Кстати, о сильных характерах: что ты думаешь о нашей мисс Меллорс?
– А что ты хочешь узнать?
– К примеру, насколько она одержима борьбой за трезвость? Держит себя в руках или до предела фанатична? Что ее связывает – или связывало в прошлом – с Джо Баннетом? Как она тебе в роли убийцы?
– Господи, Найджел! – У Герберта Кэммисона в кои-то веки был потрясенный вид. – Что за ужасные идеи тебя посещают?! Ариадна Меллорс – убийца? Я тебя умоляю!
– Как ты ее назвал?
– Ариадна. Сокращенно – Адди.
– Разрази меня анчоус! Ариадна… Ну и ну. Совсем как у греков, только наша за Вакха так и не вышла. Ладно, не все сразу. Итак, она фанатичка?
– Нет, – осторожно ответил Герберт. – Я бы не сказал. Ее привлекает не столько вера сама по себе, сколько организаторская работа.
– Совсем как епископа…
– Ничего не знаю про епископов, – подмигнул Герберт.
– Хорошо, а Джо Баннет?
– Джо?
– Да, утром мисс Меллорс дала мне понять, что держит его на привязи.
– Сомневаюсь. Они добрые друзья. Ты что, пытаешься вывести романтические отношения из их дружбы?
– Не совсем. Но кто бы мог о них знать?
– Ну, мы живем здесь недавно. Спроси у Барнса. Вообще, Софи может кое-что знать: Джо с ней иногда откровенничает. Не он один.
– Да, могу представить.

 

Полчаса спустя инспектор и Найджел заперлись с мистером Гримшоу в его кабинете, больше походившем на чулан: хозяин, вытянув длинные ноги, занимал почти все свободное место. Найджел восхищенно наблюдал за мистером Гримшоу, пока тот утрясал формальности с инспектором. Уши поверенного покачивались в такт разговору, привлекая внимание к торчащим из них рыжеватым волоскам. Помимо этого он имел привычку перед каждой фразой пришлепывать губами, будто считал, что слова звучат лучше, если их чуть пожевать.
– Я не задержу вас надолго, мистер Гримшоу, – сказал инспектор. – В подобных делах приходится уделять особое внимание мотиву. В связи с этим меня интересует завещание покойного мистера Баннета. Не будете ли вы так любезны сообщить имена основных выгодополучателей?
– Гм-кхм-гм, похоже, в нашем случае никаких сомнений быть не может. Нет. Иногда закон стоит выше законника. Гм-гм. Имейте в виду, при обычных обстоятельствах я бы не одобрил такое нарушение правил, но, хм-м, отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Напустив на себя, должно быть, самый решительный вид, на который он был способен, мистер Гримшоу с резким щелчком, заставившим Найджела вздрогнуть, развернул документ и с некоторой неприязнью в него уставился.
– М-м, хм-м, вначале я вынужден объяснить, что был не вполне согласен с некоторыми положениями завещания – как человек, не как адвокат! На самом деле я осмелился – со всей приличествующей скромностью – возразить мистеру Баннету по этим пунктам. Однако мой клиент, как вам известно, был человек своевольный. Мне пришлось подчиниться его пожеланиям, и все-таки… – тут его уши задвигались molto agitato, – …распределение собственности в высшей степени необычно. В высшей степени. Оно таково. Гм-кхм-гм. Доля Юстаса Баннета в пивоварне переходит его брату, Джозефу Баннету, при условии, что он не будет женат на момент смерти завещателя. Из движимого имущества Юстаса Баннета его жене, Эмили Роуз Баннет, будет выплачиваться ежегодная рента в размере ста фунтов. Есть еще несколько мелких распоряжений. Все остальное имущество отходит миссис Аннабель Сорн, при условии, что она к тому времени не выйдет замуж.
– Сорн! – в один голос воскликнули инспектор и Найджел.
– Именно так, – прошамкал мистер Гримшоу, откинувшись на стуле и взирая на посетителей с неприкрытым ужасом. – Распоряжения относительно миссис Баннет показались мне совершенно неприемлемыми. Я говорю, – поспешно добавил он, – как частное лицо, а не как адвокат. Однако клиент отнесся к моим возражениям неблагосклонно.
– Кто эта миссис Сорн? Она живет в Мэйден-Эстбери? Родственница Гэбриэла Сорна? – спросил Найджел.
– Гм-гм. Она проживает на юге Франции. У меня есть адрес. – Мистер Гримшоу протянул инспектору полоску бумаги. – Мой клиент утверждал, что они старые друзья. Как я понимаю, он именно поэтому и устроил ее сына на пивоварню.
– А, так мистер Сорн ее сын? – оживился инспектор. – Что ж, посмотрим. И сколько денег причитается этой миссис Сорн по завещанию, сэр?
– Дайте подумать. Точную сумму я, конечно, не назову, но полагаю, что после выполнения всех распоряжений, уплаты налога на наследство и так далее и тому подобное миссис Сорн получит приблизительно пятьдесят тысяч фунтов.
– Неплохо, – сказал Найджел. – А Джо?
– Мой клиент владел контрольной долей в пивоварне. После его смерти она переходит Джозефу Баннету.
– А прежде каким было его положение?
– Кхм-кхм, думаю, ему платили жалованье как управляющему фирменными пивными и перевозками. К тому же он получал дивиденды по акциям.
Инспектор взял на заметку имена остальных наследников, среди которых был мистер Барнс, поблагодарил поверенного и направился к выходу. Мистер Гримшоу вежливо прошамкал им на прощание. У двери Найджел обернулся и спросил:
– Кстати, вы не знаете, зачем Юстас оговорил, что брат получит наследство, только если останется холостяком?
– По правде говоря, не знаю, дорогой мой сэр. Но если мне позволено высказаться как частному лицу и без предубеждения – да, без предубеждения, – я бы назвал причиной склонность моего покойного клиента к деспотизму. Прошу заметить, я ничего не утверждаю. Однако после того, как мистер Джо вернулся с войны, между ним и некой юной леди из местных жителей – пусть она останется безымянной – возникла привязанность. Вскоре после этого мой клиент добавил в завещание новый пункт. Гм. Повторюсь, я ничего не утверждаю. Однако закон не запрещает вам делать определенные выводы.
– И как мисс Меллорс это восприняла? – простодушно спросил Найджел.
Уши мистера Гримшоу чуть было не свернулись в трубочку.
– Гм-кхм-гм! – встревожился он. – Поистине, дорогой мой сэр, боюсь, что это выходит за пределы наших полномочий. Я не могу подтвердить…
– Хорошо, вычеркнем это из протокола. Большое спасибо. Всего доброго.
– Что это за история с мисс Меллорс? – спросил инспектор, когда они вышли из кабинета.
– Влюблена в Джо Баннета. Или была влюблена. Сегодня утром она дважды дала мне это понять. Сначала чуть не упала в обморок, услышав о смерти Баннета, – решила, что я говорю о Джо. А потом сказала, будто Джо бросит пивоварню, если только у ее слова есть вес, – откуда явно следовало, что вес у него есть.
Круглое бледное лицо инспектора помрачнело, напомнив Найджелу блюдце с киснущим на глазах молоком.
– Вы, сэр, имеете в виду, что Юстас Баннет запретил брату взять в жены мисс Меллорс и эти двое сговорились убить его, чтобы разом устранить преграду на пути брака и получить контрольный пакет в пивоварне?
– А еще говорят, у полиции нет воображения! Я ничего такого не имел в виду. Если мисс Меллорс сговорилась с Джо Баннетом убить Юстаса, почему она так странно себя повела, когда я сказал ей, что Баннет мертв?
– Люди переживают по-разному. Не будьте так уверены, мистер Стрейнджуэйс. Что ж, придется и здесь поработать.
– И потом, Джо сейчас в открытом море. Или нет?
– Я пока до него не добрался, – ответил инспектор (Найджел внутренне вздрогнул от этого слова), – но с минуты на минуту ожидаю доклада из Пулхэмптона. Толуорти опрашивает всех, кто связан с мистером Баннетом, на предмет их местонахождения в ночь убийства. Вряд ли это поможет. Обычно люди проводят ночь в постели, а такое алиби сложнее всего опровергнуть.
«Да, – подумал Найджел, вспомнив Герберта Кэммисона, – и сложнее всего подтвердить».
Они шли по узкой, обставленной жалкими домишками улице, которая через каждые полсотни ярдов резко бросалась в сторону. Стояла чудовищная жара, а дорога, судя по некоторым малоприятным признакам, вела их к скотному рынку. Найджел с тоской вспомнил свою лондонскую квартиру, смотрящую на старомодную, но чистую и красивую площадь. Когда вонь стала почти невыносимой, а на горизонте замаячили беленые загончики для скота, инспектор остановился возле убогого домика из красного кирпича.
– Зачем мы здесь? – спросил Найджел. – Я сегодня не собирался покупать корову.
– А темную лошадку? – спросил Тайлер с самодовольством человека, чьи остроты слишком тонки для посредственной публики.
– Это другой разговор. Так о чем речь?
– Это дом миссис Пуф, – ответил инспектор, колотя в дверь. – Здесь снимает комнату мистер Сорн.
– Здесь? Гэбриэл Сорн? Вот те на! Но почему? Мало того, что он сюрреалист, так еще и копроман?
Дверь открылась, и на пороге появилась женщина. Фамилия подходила ей как нельзя лучше.
– Добрый день, миссис Пуф. Ваш жилец у себя? Я бы хотел поговорить с ним.
– Мистер Зорн только что вышел. Он всегда гуляет в зубботу днем. Вернетзя к чаю.
– Тогда мы его подождем, вы позволите?
– Конечно. Проходите, пожалузта.
Миссис Пуф посторонилась, пропуская гостей, и закрыла за ними дверь. В прихожей стояла кромешная тьма, пропитанная сложным и необычайно зловонным запахом, вероятно издаваемым тухлой рыбой.
– Подождете в гозтиной? – спросила хозяйка.
– Наверное, лучше сразу поднимемся в комнату. Вот еще что, миссис Пуф: я расследую убийство мистера Баннета и должен выяснить – из чистой формальности, разумеется, – местонахождение в ночь с четверга на пятницу всех, кто был связан с покойным. Мистер Сорн ушел с вечеринки в двадцать три двадцать. Во сколько он явился домой? Примерно в половине двенадцатого?
– Да, зэр, минута в минуту. У нашей Берты тем вечером разболелись зубы, и я зидела з ней. Уж и намучалась она, бедняжка!
– Стало быть, вы за ним и заперли? – несколько удрученно спросил инспектор.
– Нет, зэр, он всегда запирает зам. Мистер Зорн часто гуляет по ночам. Зголько раз я ему говорила – ночной воздух никому не на пользу, но ему хоть бы что. Чудной джентльмен. Хотя за квартиру платит исправно.
– Он и в ту ночь гулял?
– Этого я не знаю. Вроде бы он збузгался по лестнице – я из-за нашей Берты всю ночь глаз не зомкнула. Тихонько так – он по ночам не шумит, чтобы нас не разбудить. Очень внимательный джентльмен, мистер Зорн, я вам згажу.
– Не сомневаюсь, – воодушевился инспектор. – То есть вы не слышали, как он выходил из дома?
– Нет, зэр, врать не буду, не злышала. Ох, зовсем забыла! Вот ведь дырявая голова! Вчера-то вечером, когда я принесла мистеру Зорну ужин, он мне и говорит: Пуф, говорит, – то есть он всегда меня так зовет, я считаю, это неуважение, но по нынешним временам жильцов выбирать не приходится, – Пуф, говорит, надеюсь, я вас вчера не разбудил? Я отвечаю, что взю ночь была с бедняжкой Бертой. А мистер Зорн объясняет: он, мол, заскучал и взял из гостиной книгу, чтобы лучше зпалось. Выходит, тогда-то я его и злышала.
– Уверен, так все и было, – промурлыкал инспектор. – Что ж, если покажете нам комнату, мы вас больше не задержим.
Комната Гэбриэла Сорна была наполнена странным металлическим шумом – как будто вы попали в некий механический муравейник. Разглядеть ее не представлялось возможным, поскольку темнота здесь стояла даже гуще, чем в прихожей.
«Адская машина, вот это что, – обреченно подумал Найджел. – Сорн решил взорвать все улики, а с ними и сыщиков. Ничего не скажешь, ловко придумано».
Миссис Пуф отдернула штору.
– Видно, мистер Зорн недавно писал стихи. Говорит, в темноте это завзегда легче.
– Вроде проявки фотографий? Дельная мысль. – За секунду до этого Найджел зажмурил глаза в ожидании неотвратимого взрыва, а теперь щурился, ослепленный внезапным солнцем.
– Чего только ни делают в темноте, да, мистер Стрейнджуэйс? – многозначительно произнес Тайлер.
– Ради бога, инспектор, не при даме, – запротестовал Найджел, медленно открывая глаза. – Вы разве не хотите сунуть бомбу в ведро воды, пока мы не взлетели на воздух?
– Бомбу! – подскочил инспектор. – Бомбу! Что еще за бомба? Вам голову напекло?
– А, прошу прощения. Вижу, что ошибся. Значит, Сорн питает слабость к часам… Интересно, сколько их здесь?
Найджел пошел вокруг комнаты, пересчитывая экспонаты.
– Слева направо идут: напольные часы; часы с кукушкой; два швейцарских хронометра, очень редкие и необычные, изображают соответственно гнома, стучащего по наковальне, и карету с неровным ходом заднего колеса; на камине – мраморные часы весом в тонну, увенчанные парой борцов без правил, не слишком старательных; также двое дорожных часов и настенные ходики с лепниной, нутром наружу; более скромный механизм, робко глядящий из красного плюша; такой же в зеленом плюше; и напоследок – часы со встроенным календарем и барометром, которые наверняка умеют предсказывать будущее и ежевечерне поддерживать разговор об урожайности свеклы. Подумать только, одиннадцать штук! И все принадлежат мистеру Сорну?
– Нет, зэр, – ответила миссис Пуф. – Это отцовские.
– Он коллекционер?
– Нет. Мой родитель – набожный христианин. Ему было видение, что Второе пришествие злучится в полночь третьего апреля прошлого года, и он, чтобы не ошибиться зо временем, стал ходить по аукционам, зкупая часы. Он расставил их в одном месте, так, что если бы какие вдруг вышли из здроя, он все равно бы знал, когда препоясать чресла. Потом, когда Второго пришествия не злучилось, у него рука не поднялась от них избавиться. Он, знаете ли, привык каждый день заводить их, но от огорчения уже не змог жить в этой комнате, и мы здали ее мистеру Зорну.
– Понимаю, – сказал Найджел.
Миссис Пуф, насколько позволяла ее фигура, сделала книксен и удалилась. Найджел обошел комнату. Диваны и стулья, с виду самые разные, были как на подбор неудобными. На книжной полке приютилась чрезвычайно пестрая компания: пьесы Шекспира стояли бок о бок с серьезным трудом «Как воспитать в себе уверенность», далее шли вводные лекции Фрейда, полное собрание стихов Эллы Уилер Уилкокс, переплетенное, очевидно, в эпонж пособие для начинающего велосипедиста, «Проповеди преподобного Сперджена», «Уход за мулами», «Из юнги в адмиралы», «Божественная комедия», «Письма Сакко и Ванцетти» и «Путешествие за успехом». На картинах были изображены в основном придворные сцены восемнадцатого века: чахоточные блондинки, раскинувшись на сельских скамейках или позируя у мраморных урн, слушали молодых людей небывалой внешности, облаченных в треуголки, сапоги для верховой езды и обтягивающие брюки. Некоторой компенсацией пресного содержания этих полотен служили висящие рядом подтяжки и копченая селедка.
– Знаете, – восхищенно сказал Найджел, – этому Сорну не откажешь в последовательности. Коровы за окнами, часы в квартире, картины, книги – все вместе создает идеальную обстановку для сюрреалиста.
– Я ему покажу сюрреализм! – прорычал инспектор. – Где это он гулял в ночь на пятницу, а? Наплел миссис Пуф с три короба про свою книгу!
– А вы заметили, в котором часу…
Слова Найджела, о чем бы он там ни собирался поведать инспектору, потонули в адском шуме. Лязг стрелок затих. Кукушка выпрыгнула из дверцы и с блеском изобразила сову на виселице, а вслед за этим вся комната наполнилась хрипом, грохотом, клекотом, отрыжкой и перезвоном – это десять других часов прочистили глотки перед тем, как отбить четыре.
– Знаете, – прокричал Найджел, – пожалуй, и хорошо, что Второго пришествия не случилось. Папаше Пуф понадобился бы нечеловеческий слух, чтобы распознать трубный глас за всей этой суматохой.
Когда гул утих, дверь открылась, и в комнату вошел Гэбриэл Сорн. При виде гостей его лицо тут же стало непроницаемым, а подвижный, безвольный рот недовольно скривился. Найджел прищелкнул пальцами: наконец-то он понял, кого напоминает ему этот юноша.
– Вот уж не думал, инспектор, застать вас дома в такой чудесный день, – развязно заговорил Сорн. – Разрешите присесть? Хотите направить мне лампу в глаза или выкинуть еще что-нибудь в этом духе?
Инспектор и ухом не повел. Его бледное бесформенное лицо, грозно возвышавшееся над полицейской формой, напомнило Найджелу гигантского ската.
– У меня к вам несколько вопросов, сэр. Во-первых, давно ли вам известно о завещании покойного мистера Баннета?
– Ответ простой: пока ничего.
– То есть вы не знаете, что он оставил почти все свое состояние… – инспектор выдержал паузу, пристально глядя на Сорна, – вашей матери, миссис Аннабель Сорн?
На лице юноши появилось выражение чуть ли не театрального изумления и испуга.
– Моей матери? – выдохнул он. – Но как же… То есть с чего вдруг?
– Я надеялся услышать это от вас.
– А, понимаю… – Сорн взял себя в руки. – Мотив. Но вы не можете обвинить ее: она, знаете ли, во Франции. Или вы охотитесь за мной? Ну конечно! Сын убивает работодателя, чтобы спасти вдовую мать от нищеты. Как вы вульгарны!
Он говорил в нос гнусавым голосом, который когда-то в массовом сознании соотносился с пуританами, а теперь по какой-то непостижимой прихоти случая достался в наследство эстетам.
– До этого мы еще дойдем, – сказал инспектор. Тон собеседника трогал его ничуть не больше, чем остроты Оскара Уайльда задевали Эдварда Карсона. – Будьте добры, расскажите, в каких отношениях вы состояли с покойным, откуда друг друга знали и так далее?
– Баннет – старый друг моей матери. Когда я окончил университет, он предложил мне поступить на пивоварню в ученики. Видимо, у него на уме было сделать меня партнером, если я, говоря вашим языком, «добьюсь успеха».
– Ясно. Жалованье?
– О, мне платят немного. Карманные расходы, по сути. Еще я получаю небольшую помощь от матери. Как вы и предполагали, у меня был веский мотив убить старого негодяя.
– Так вы признаете, что знали о завещании?
– Ничего я не признаю. Первый раз слышу о завещании. Если вы не в состоянии понять…
– Знаете, Сорн, – вмешался Найджел, – я бы на вашем месте оставил иронию. Инспектор понимает факты, но не фигуры речи.
– Где вы были в ночь убийства?
– В постели.
– Забавно. А ваша домохозяйка слышала, что вы тайком спустились по лестнице вскоре после того, как вернулись с вечеринки.
– Ах да, – чересчур поспешно подтвердил Сорн, – я спускался за книгой.
– Какой?
– «Как строилась китайская стена» Кафки, семь шиллингов шесть пенсов без упаковки, – с готовностью ответил молодой человек.
– А как вы объясните тот факт, что вскоре после полуночи вас видели у ворот пивоварни?
Найджел резко выпрямился. Он впервые слышал, чтобы… О нет, инспектор бил наудачу и явно целил ниже пояса. Если Сорн попытается раздуть скандал, Тайлер всегда может сказать, что при опознании произошла ошибка. Однако нужды в этом не было: Сорн уже бросил храбриться. Ему не хватило духу настаивать на своей лжи: губы задергались, а в уголках рта выступила пена.
– Я не… наверное, я имею право выйти на прогулку, черт возьми?!
– Не странное ли время для прогулок?
– Поэты – люди странных привычек, мой дорогой инспектор.
– Например, им привычнее работать в темноте?
– Это тоже, если хотите. – Сорн спохватился, осознав двусмысленность фразы. – Я не был на пивоварне и не имею к этому никакого отношения. Не смейте на меня нападать! – Его голос возвысился до фальцета. Найджел покраснел и беспокойно поерзал.
– Никто вас не обвиняет, – сказал инспектор. – Зачем вы соврали миссис Пуф, что спускались за книгой?
– А то вы не знаете! Когда стало ясно, что Баннета убили прошлой ночью, я понял: скоро вы начнете вынюхивать, где я был в это время.
– Мне кажется, – произнес Найджел самым невозмутимым тоном, – это скорей говорит в пользу мистера Сорна. Если бы он совершил убийство, то постарался бы обеспечить алиби как можно раньше. На деле же он молчал целый день – до ужина, как показала миссис Пуф.
– Хм-м, возможно, но…
– Прекратите! – закричал Сорн. – Перестаньте немедленно! Я же сказал, что ни в чем не виноват! Как вы смеете обсуждать меня, будто я у вас под микроскопом! Вы что, не понимаете? Это глупо… то есть я не мог… со мной такое не может случиться! Ну вот, из-за вас у меня голова разболелась. Оставьте меня в покое, – добавил он, нелепо гнусавя.
– Возьмите себя в руки, сэр. Будьте добры сообщить, где именно вы гуляли и примерно в какое время.
После множества препирательств инспектор добился ответа. Сорн утверждал, что вышел из дома между 23.30 и 23.45, отправился вниз по Лонг-Акр, перешел железнодорожный мост на юге, свернул направо у Ханикумского парка и, спустившись по склону холма, снова попал в город. Ворота пивоварни, по его прикидкам, он прошел без двадцати час.
– И вы утверждаете, что не входили туда?
– Конечно, не входил. Сколько раз вам повторять? И если…
– Вы слышали или видели что-нибудь необычное? Внутри не горел свет?
– Ничего. Если не считать подозрительным человека на мотоцикле.
«Ну и ну! – подумал Найджел. – Виновен он или нет, юный дурень умнеет на глазах».
С тяжелым, нарочитым добродушием, будто говоря зазевавшемуся водителю: «Значит, вы ехали со скоростью двадцать пять миль в час?», инспектор ухватился за новые показания.
– Мотоциклиста? И где же вы его видели?
– Когда я прошел… ярдов пятьдесят от ворот, где-то за спиной завели мотоцикл и уехали в противоположную сторону.
– И этот ваш мотоциклист вышел из пивоварни, так?
– Он не мой. И я понятия не имею, откуда он вышел и мужчина ли это. Было слишком темно. Может, этот человек засиделся допоздна в одном из соседних домов. Я только знаю, что он не проехал мимо, когда я входил в город. Странно, – прищурился Сорн, – что его не заметил тот свидетель, который видел меня у ворот пивоварни.
– Очень странно, сэр, очень, – ядовито ответил инспектор.
– Но послушайте, я же сказал… – взвыл Гэбриэл Сорн.
– Забудьте! – нетерпеливо отмахнулся Найджел. – Это несложно проверить. У меня к вам другой вопрос, Сорн.
– Давайте. Можете со мной не считаться. Только, пожалуйста, не спрашивайте больше, не я ли убийца. Я нахожу повторы крайне утомительными, – ответил Сорн, понемногу возвращась к обычному состоянию.
– Нет-нет, вопрос в другом. Я хотел поинтересоваться, как давно вы знаете, что Юстас Баннет – ваш отец.
Гэбриэл Сорн откинул голову, будто в нее целил кулак. Затем его лицо налилось кровью, и он яростно прыгнул на сыщика. Инспектор с трудом оттащил нападавшего и усадил в кресло. Постепенно огонь в глазах Сорна утих, он криво улыбнулся и, тяжело дыша, сказал:
– Прошу прощения. До чего примитивны бывают реакции. Любящий сын защищает честь матери. Я готов поколотить негодяя, который назовет ее… Какой-то викторианский фельетон, ей-богу.
– Так вы знали? – тихо спросил Найджел.
– Не знал. Подозревал, если хотите. Определенное несчастливое сходство стало слишком выпирать. Как это унизительно! Интересно, кто еще заметил…
– Сходство отнюдь не разительное. Я сам долго не мог понять, кого вы напоминаете, – пока не услышал про завещание. Вероятно, это все объясняет.
– Вероятно. Однако есть кое-что, чего я никак не могу объяснить, – сказал Гэбриэл Сорн совершенно не своим голосом.
– И что же?
Юноша еле слышно прошептал в пустоту:
– Почему моя мать… как она могла связаться с этой скотиной?
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7