Глава 27
Проверка на прочность
Айрис уставилась на имя, не в состоянии поверить, что глаза ее не обманывают. Мелкий аккуратный почерк был округлым и старательным, словно у школьницы, и вполне соответствовал характеру маленькой учительницы – наполовину зрелому, наполовину детскому. Роспись однозначно доказывала, что мисс Фрой еще недавно сидела в этом углу. Айрис вспомнилось, что когда она появилась в купе, та, кажется, вязала. Очевидно, она нацарапала имя кончиком спицы на грязном стекле, поддавшись праздничному настроению.
«Все-таки я была права!» – с нескрываемой радостью подумала Айрис. Каким же облегчением было наконец-то избавиться от кошмара, нависшего над ней словно облако! Однако ощущение счастья почти сразу же было стерто предчувствием неизбежного кризиса. Она уже не сражалась с ветряными мельницами – опасность была вполне реальной.
Мисс Фрой предназначена ужасная судьба. Айрис была единственной из пассажиров поезда, кто это понимал. А время продолжало безжалостно утекать. Взгляд на часы подсказал, что сейчас без десяти девять. До Триеста оставалось меньше часа.
Триест – критическая точка. Расправа свершится именно там.
Поезд на полной скорости летел вперед, стремясь наверстать упущенные минуты. С грохотом вписываясь в изгибы колеи, вагоны дрожали и тряслись. Пассажиры были заложниками неподконтрольной им силы, которая, в свою очередь, была жертвой бездушной системы – машиниста оштрафуют за каждую минуту задержки.
Понимая, что времени все меньше, Айрис вскочила на ноги – и тут же вновь рухнула на сиденье от резкого приступа головокружения. Результатом столь опрометчивого поступка стали лишь пульсирующий шум в ушах и колющая боль позади глазных яблок. Надеясь, что никотин окажет успокаивающее действие, Айрис закурила.
Многоголосый шум в коридоре подсказал ей, что соседи по купе возвращаются с ужина. Первыми вошли семейство и блондинка. Сытые и довольные, все были в прекрасном расположении духа и не обратили никакого внимания на Айрис, сычом смотревшую на них из угла. Она не могла простить им пассивного участия в заговоре, пусть даже они и не подозревали о грозившей мисс Фрой опасности и всего лишь хотели оказать баронессе небольшую услугу.
На появившейся следом женщине был твидовый костюм мисс Фрой и ее шляпка с пером. При виде фальшивки Айрис бросило в жар, и она вновь задалась вопросом – не та ли это сестра милосердия, которую она видела в коридоре? У обеих были невыразительные темные глаза, желтоватая кожа и плохие зубы – но и крестьянки в зале ожидания тоже все были на одно лицо. Так и не придя ни к какому выводу, Айрис встала и выскользнула в коридор.
Убедив себя, что пора действовать, она уже собралась ворваться в соседнее купе, однако путь ей преградила гигантская черная фигура баронессы, почти целиком заполнившая проход. Глядя на возвышающуюся над ней женщину, Айрис вдруг поняла, что оказалась закупорена в самой опасной для себя части поезда – там, где рядом нет никого из соотечественников. Переведя взгляд с мрачной физиономии баронессы на проносящуюся за окном свистящую мглу, Айрис ощутила пугающую беспомощность. Безумные свистки паровоза и дикая тряска лишь усиливали чувство кошмара. Главное, не упасть сейчас в обморок! Перспектива оказаться без чувств и, как следствие, в полной власти врагов заставила ее напрячь все силы. Облизнув пересохшие губы, она все-таки сумела выговорить:
– Позвольте мне пройти.
Баронесса даже не шевельнулась.
– Вы больны, что не есть хорошо, поскольку вы молоды и передвигаетесь без друзей. Я попрошу сестру дать таблетку, чтобы вашей голове стало легче.
– Спасибо, это ни к чему, – твердо ответила Айрис. – Будьте добры уступить дорогу.
Баронесса проигнорировала как отказ, так и просьбу, прокричав что-то повелительное, в результате чего из купе пациентки высунулась медсестра с уголовной физиономией. Подсознательно Айрис отметила, что слова баронессы даже не напоминали обычную просьбу – нет, они прозвучали как приказ, подлежащий немедленному исполнению.
Стекло этого купе тоже запотело от жары, но Айрис попыталась заглянуть внутрь. Казалось, у неподвижного тела на кушетке вообще нет лица, лишь неясное белое пятно. Она спросила себя, что же на самом деле там, под бинтами, и сестра милосердия заметила ее интерес. Хищным движением она ухватила девушку за руку, словно пытаясь затянуть ее внутрь купе. Айрис разглядела жесткий рот, темноватую кожу подбородка, мускулистые пальцы, покрытые темной порослью…
«Это мужчина!» – сообразила она. Ужас подсказал ей простейший вариант самообороны. Даже толком не соображая, что делает, Айрис ткнула дымящимся концом сигареты в руку медсестры. От неожиданности та ослабила хватку, а ее возглас больше всего походил на ругательство. В тот же момент Айрис, оттолкнув баронессу, бросилась прочь по коридору, преодолевая плотный поток пассажиров, возвращавшихся с ужина. Хоть они и мешали ей пройти, она все же была им рада, как барьеру между собой и баронессой.
Ужас понемногу отступал, и она заметила, что встречные, похоже, над ней потешаются. Проводник ухмыльнулся и подкрутил маленькие черные усики. То тут, то там белозубо сверкали улыбочки, раздавались смешки. Очевидно, пассажиры полагали, что она слегка не в себе, и откровенно наслаждались зрелищем. Айрис начала понимать, как выглядит со стороны.
«Господи, что же я творю? – пронеслось в голове. – Сестра хотела дать мне болеутоляющее, а я ей руку обожгла. Если никакого заговора нет, меня точно считают сумасшедшей!»
Потом она вспомнила о мисс Фрой, и ужас вспыхнул с новой силой:
«Меня никто не станет слушать. Но я должна их заставить… Поезд, похоже, в километр длиной, я так никогда не доберусь… ухмыляющиеся рожи… мисс Фрой. Надо успеть».
Кошмарный сон, в котором руки и ноги налиты свинцом и отказываются подчиняться, все не прекращался. Пассажиры не давали ей пройти; на три шага вперед приходилось по два шага назад. Все эти чужие лица казались ей карикатурами на людей – бесчувственными, бессердечными. Жизнь мисс Фрой висела на волоске, этих же ничего, кроме ужина, не интересовало.
Прошла целая вечность, пока Айрис одолела несколько вагонов – переходы между которыми, как зловещие стальные аккордеоны, со звоном сжимали меха, чтобы ее раздавить, – и достигла вагона-ресторана. Услышав позвякивание посуды и довольный гул голосов, Айрис несколько пришла в себя и застыла в дверях.
Как раз подали суп, и едоки яростно работали ложками, ведь им пришлось изрядно подождать начала второй смены. Айрис, рассудок которой достаточно прояснился, осознала, что оторвать от еды голодных мужчин – дело безнадежное. Она еле брела по проходу, и в каждом поднятом ей навстречу взгляде вновь читался вызов. Двое официантов обменялись негромкими фразами и захихикали – наверняка над ней.
Сперва ее увидел профессор, сидевший за одним столом с Хэйром, и на его длинном лице отразилась тревога. Он как раз о чем-то болтал с бородатым доктором, который подзадержался за кофе с коньяком – во второй смене ужинающих спрос на места был не столь велик. Все молча на нее уставились, и Айрис похолодела. Даже в глазах Хэйра не было особой приветливости – он обеспокоенно нахмурился. В отчаянии она обратилась к профессору:
– Бога ради, ешьте, не надо останавливаться, только выслушайте меня. Это чрезвычайно важно. Я уверена, что мисс Фрой существует. Я уверена, что она стала жертвой заговора. А главное – я знаю, из-за чего.
Профессор, пожав плечами, продолжил есть суп. Айрис торопливо выпалила свою бессвязную историю и сама поразилась, насколько слаба ее аргументация. Она еще даже не закончила, но уже потеряла надежду убедить профессора. Тот слушал с каменным лицом и, насколько можно судить, был озабочен лишь тем, сколько в точности соли следовало бы добавить в тарелку. Когда Айрис замолчала, он, вопросительно подняв брови, взглянул на доктора, и тот разразился торопливыми объяснениями. С надеждой вглядываясь в лица, Айрис не могла не заметить, что Хэйр серьезно обеспокоен.
– Послушайте, это не она все сочинила, а я. Просто для забавы, а бедняжка все восприняла всерьез. Так что если кто тут и рехнулся…
Он осекся. Айрис, впрочем, сейчас было не до обид.
– Вы пойдете со мной? – умоляюще обратилась она к профессору. Тот бросил взгляд на пустую тарелку – официант только что закончил расставлять их перед переменой блюд.
– А до конца ужина потерпеть нельзя? – спросил он устало.
– Потерпеть? Неужели вы не поняли? Это ужасно, смертельно важно! Когда мы доберемся до Триеста, будет поздно!
Профессор вновь безмолвно проконсультировался с доктором, который неподвижно вглядывался в Айрис, словно пытаясь загипнотизировать. Открыв наконец рот, он заговорил по-английски, явно ради нее:
– Наверное, нам действительно стоит взглянуть на мою пациентку. Мне очень жаль, профессор, что вам не удастся поужинать, однако девушка сильно взвинчена. Вероятно, нам следует ее успокоить.
С мученическим выражением лица профессор встал из-за стола. Уже не в первый раз небольшая процессия, выстроившись цепочкой, двинулась по раскачивающемуся коридору. В самом конце маршрута Хэйр, обернувшись, яростно прошептал:
– Только давайте на этот раз без дураков!
Сердце Айрис упало – совет явно запоздал. Сестра милосердия уже демонстрировала пострадавшую руку доктору и профессору. Краем сознания Айрис отметила, что ладонь она замотала носовым платком, словно не хотела, чтобы ее рассматривали слишком внимательно.
Доктор повернулся к ней и полным патоки голосом заговорил:
– Моя дорогая мадемуазель, не кажется ли вам, что обжигать руку бедной медсестре было, хм… необдуманно. Только за то, что она предложила безвредную пилюлю, чтобы унять боль вашей головы… Взгляните, профессор, как у нее дергается лицо.
Айрис отпрянула, когда доктор холодным пальцем коснулся ее лба. В этот момент она вспомнила, что лучшая оборона – нападение, и, призвав на помощь всю свою храбрость, как можно спокойней произнесла:
– Я прошу прощения за инцидент с сигаретой. То, что я была на грани истерики, меня не оправдывает. Однако у этой истерики имелась причина. Есть вещи, которые я не в состоянии понять.
Доктор принял вызов:
– Как например?
– Профессор сообщил мне, что вы хотели отвезти меня в лечебницу в Триесте.
– Я не отказываюсь от предложения.
– Однако предполагается, что вы должны срочно доставить свою пациентку в операционную, поскольку ее жизни угрожает опасность. Можно ли в таких обстоятельствах отвлекаться на постороннего человека? Возникает вопрос: так ли опасны травмы вашей пациентки? И есть ли они вообще?
Доктор взялся рукой за бороду.
– Предложение было сделано, чтобы освободить профессора от ненужной ему ответственности. Однако, боюсь, вы преувеличиваете серьезность моих намерений. Я собирался предложить вам проехать с нами до клиники в карете «Скорой помощи». Там я вместе с пациенткой проследовал бы в хирургическое отделение, предварительно проинструктировав шофера, в какую лечебницу вас отвезти. Речь не о лечении, а просто о возможности провести ночь в удобной постели и под наблюдением врачей, чтобы наутро вы могли продолжить путешествие.
Все звучало настолько разумно, что Айрис осталось только задать следующий вопрос:
– Куда подевалась вторая медсестра?
На этот раз доктор ответил после ощутимой паузы:
– Медсестра была только одна.
Глядя в его непроницаемое лицо, к тому же наполовину скрытое окладистой черной бородой, Айрис поняла, что спорить бессмысленно. Ответ будет все тот же – отрицание всего и вся. Кроме нее, вторую медсестру никто не видел. И точно так же никто не признает роспись мисс Фрой на стекле подлинной – даже при условии, что ее до сих пор не смыло конденсирующейся влагой.
Доктор снова заговорил, обращаясь к профессору:
– Извините, придется задержать вас еще ненадолго, – мадемуазель, похоже, убедила себя, что происходит нечто ужасное. Постараемся ее разубедить.
Шагнув к пациентке, доктор приподнял покрывало, под которым обнаружилась пара ног, и спросил:
– Вы можете опознать чулки или обувь?
Айрис посмотрела на плотную шелковую ткань чулок и на совершенно обычные коричневые ботики из телячьей кожи с одной застежкой и покачала головой:
– Вы прекрасно понимаете, что нет. Не лучше ли будет приподнять повязку, чтобы я могла увидеть ее лицо?
Доктор ужаснулся.
– Послушайте, – он чуть прикоснулся кончиками пальцев к забинтованному лбу, – там нет лица. Вообще никакого. Только рваное мясо. Даже если у нас получится его восстановить, это будет совершенно другое лицо. И то при определенной удаче.
Пальцы сместились чуть ниже и на секунду задержались над повязкой, закрывающей глаза.
– Здесь я ничего не могу сказать, требуется мнение окулиста. До тех пор мы не имеем права даже на секунду подвергать глаза воздействию света. Она может ослепнуть навсегда. Правда, наука в наше время творит чудеса.
Криво улыбнувшись Айрис, доктор продолжил:
– Однако больше всего пострадал мозг. Я не буду вдаваться в подробности, вы и так уже выглядите чересчур бледной. Но операция на мозге – первое, что мы будем вынуждены сделать. Остальным займемся, если пациентка выживет.
– Я вам не верю, – твердо заявила Айрис. – Все это ложь.
– Тогда будьте любезны убедиться сами, – спокойно ответил доктор. – Прошу, оторвите с лица полоску пластыря. Должен вас предупредить, что в этом случае вновь откроется кровотечение, и пациентка немедленно умрет от шока. А вас обвинят в убийстве и отправят на виселицу. Впрочем, раз вы настолько уверены, вы ведь не станете колебаться? Пожалуйста, оторвите пластырь.
Айрис почувствовала, как пальцы Хэйра сомкнулись у нее на руке. Инстинкт подсказывал ей, что доктор блефует, и она не должна упускать даже сотой доли шанса спасти мисс Фрой. Однако блеф был великолепен. При одной мысли о крови, фонтаном хлещущей с искалеченного лица, внутри все сжималось. А что потом? Виселица, в лучшем случае – пожизненная психушка.
– Я… я не могу, – прошептала она.
– Ага, – усмехнулся доктор, – вы много говорите, но для поступка у вас не хватает духа.
И тут Айрис осознала, что доктор никогда не позволил бы себе рисковать жизнью пациентки. Ни он, ни медсестра не должны допускать подобных экспериментов.
Однако приступ страха ее доконал. Айрис поняла, что в этом купе у нее два злейших врага.
Доктор. И она сама.
