Глава 14
Найджел составляет список
– Очень достойная женщина, – заметил Найджел со своего места.
– В самом деле, – согласился Аллейн. – Думаю, нам надо побеседовать с привратником из дома нечестия.
– Чтобы подтвердить ее рассказ?
– Хотя бы.
– Послушайте, – начал Найджел, – а как вы узнали?..
– Не важно. Сидите тихо. Мне надо поговорить с остальным персоналом.
Как оказалось, «остальной персонал» не блистал ни знаниями, ни умом. Шофер, две горничных, уборщица и кухарка были одновременно взбудоражены и подавлены, словно не знали, что их волнует больше: разразившаяся трагедия или страх остаться без работы. Уборщица, сухая и сдержанная женщина, держалась так холодно, словно все случившееся нанесло ей личную обиду, но при этом едва удерживалась от приступа истерики. Старшая горничная выглядела взволнованной, младшая – растерянной. Кухарка плакала, но рассеянно и без души, с видом сердобольной толстушки, которая любит иногда пустить слезу. Все дружно подтвердили показания няни насчет событий вчерашнего дня. Шофер повторил, что в половине третьего отвез мисс Куэйн в церковь, а без пяти три привез обратно. Она действительно казалась очень расстроенной, когда выходила из церкви. «На ней лица не было, – сказал он. – Хозяйка сильно побледнела и даже задыхалась». Ему надоело сидеть в машине, и он прошел по коридору до двойных дверей. Мисс Куэйн оставила одну створку приоткрытой, и шофер заглянул в зал. Он увидел, как хозяйка выходила из алтарной двери. Ему послышалось, как она что-то сказала, и он решил: говорит с отцом Гарнеттом. Пока шофер ждал, в церковь вошли два или три человека. Аллейн спросил старшую горничную, кто работал у мисс Куэйн после того, как она поселилась в этом доме, и как часто ее посещали посвященные. Старший инспектор протянул ей список имен, и она взяла листок в руки, жеманно отогнув мизинец.
– Да, я их знаю, – произнесла она.
– Все они навещали мисс Куэйн?
– Да.
– Но некоторые чаще, чем другие?
– Само собой, – ответила горничная.
– А кто бывал чаще других?
– Наверное, месье де Равиньи, мистер Огден и миссис Кэндур.
– Миссис Кэндур? Когда она была в последний раз?
– Я могу посмотреть в книге записей.
– Да, будьте добры, принесите ее сюда.
Уилсон – так звали горничную – принесла книгу. Это был увесистый журнал, и Аллейн некоторое время внимательно изучал его содержимое.
– Судя по записям, – произнес он наконец, – миссис Кэндур перестала посещать этот дом три недели назад. Раньше она обедала или ужинала здесь по меньшей мере раз в неделю. А потом все прекратилось. – Он поднял брови и взглянул на Уилсон. – Вы не знаете почему?
– Произошла ссора, – коротко ответила она.
– По поводу чего?
– По поводу одного приема.
– Хм. Какого приема? Или вы не в курсе?
Уилсон молча поджала губы.
– Ну, давайте, Уилсон, – подбодрил ее Аллейн. – Не стоит скрывать правду.
– Я не люблю повторять на кухне то, что говорят в гостиной, – с достоинством возразила горничная.
– Мы с вами не на кухне, и это может иметь важное значение для следствия. Мисс Куэйн и миссис Кэндур поссорились из-за отца Гарнетта?
– Да, сэр, – ответила Уилсон, очевидно взвесив личность детектива на своих внутренних весах и признав его «достойным».
– Расскажите об этом, Уилсон. Речь идет ни больше ни меньше как о торжестве правосудия. Поэтому не надо ничего скрывать. Ссора произошла за обедом в среду, четырнадцатого ноября, когда миссис Кэндур в последний раз посетила этот дом?
– Да, сэр. После обеда. За чашкой кофе.
– Вы подавали кофе?
– Да. Дамы повысили голос, было слышно, как они разговаривали… Я как раз вышла с подносом в коридор и не знала, что делать дальше.
– Неловкая ситуация. О чем они говорили?
Уилсон вдруг утратила всю свою сдержанность и разразилась целым потоком слов:
– Миссис Кэндур сказала мисс Куэйн: «Вы знаете, о чем я говорю», а потом: «Учтите, я за вами приглядываю», и еще: «Меня от этого тошнит». Они вышли из большой гостиной и не заметили, что я стою рядом, потому что обе были увлечены беседой. Тут мисс Куэйн и говорит: «Боюсь, я неправильно вас поняла, Дагмар». Вы бы слышали ее тон! «Боюсь, я неправильно вас поняла, Дагмар, – говорит, – потому что мне трудно поверить, что вы могли опуститься до таких грубых и обыденных вещей, – говорит, – рассматривая мои отношения с отцом Гарнеттом в подобной плоскости». А миссис Кэндур только засмеялась и съязвила: «Обыденных! Если уж тут кто-то опустился до «обыденных» вещей, то никак не я. Не притворяйтесь, Кара», – сказала она, когда они вошли в малую гостиную, а я все еще стояла в коридоре, не зная, входить или нет. Они не закрыли дверь, и я слышала, как мисс Куэйн громко ответила: «Теперь мне все ясно, вас снедает ревность». Тут мисс Кэндур издала такой странный звук – знаете, как будто слегка взвизгнула, – а мисс Куэйн ей говорит: «Вы ревнуете, потому что отец Гарнетт избрал меня, чтобы раскрыть глубинные тайны плоти и духа», – или что-то в этом роде, а миссис Кэндур снова засмеялась – вы бы слышали как! «Кара, – говорит, – не думайте, что вам удастся меня провести, потому что я все знаю. Учтите, я не стану стоять в стороне и молча на все это смотреть». По правде говоря, я вся задрожала, и чашки на подносе стали дребезжать. Мисс Куэйн шепнула: «Тише!» А потом позвала меня: «Уилсон!» – и я вошла.
– Весьма драматично, – заметил Аллейн. – Замечательный рассказ. А кофе они выпили?
– Да, но у них так дрожали руки, сэр, что они почти все пролили.
– И вы ушли?
– Да, сэр, и закрыла за собой дверь, – с ноткой сожаления ответила Уилсон.
Через минуту ей пришлось сделать то же самое, и Аллейн с Найджелом остались наедине.
– Все удалось записать? – спросил детектив.
– Да, не считая того, что я несколько раз пропустил слово «говорит». А в остальном – все на месте. По-вашему, миссис Кэндур действительно могла так говорить?
– Почему бы и нет? В сущности, она простая женщина. К тому же – лгунья. Уверяла, что только пару раз бывала в этом доме.
– Вопрос в том, может ли она быть убийцей, – пробормотал журналист.
– По-моему, она для этого слишком глупа, – отозвался Аллейн, – хотя кто знает. Бывает, что хитрецы и тихони порой действуют очень жестко. Хорошо, если так. Я до смерти боюсь опростоволоситься в этом деле. Шеф и так им уже интересуется. По сути, дело должно быть очень простым, поскольку выглядит чересчур причудливо. Причудливые дела всегда просты. Сложное дело – это когда один пьянчуга бьет другого кирпичом по голове, и тот замертво падает на дорогу. А вот если много всего наворочено, убийства щелкаются как орешки. В нашем случае причудливость просто бьет через край. Не хотите провести свой фирменный анализ, Басгейт?
– Анализ? Какой?
– Бумажный. Так, чтобы перечислить всех участников, их мотивы и возможности, а потом аккуратно разложить все по полочкам. Что-то вроде сводного баланса.
– Вы правда этого хотите?
– Да, если вы не против. Это даст мне возможность повеселиться и позубоскалить на ваш счет. Так я верну себе чувство самоуважения. Нет, серьезно, сделайте это. Вы смотрите на проблему под другим углом. Возможно, это даст мне какую-то подсказку. В любом случае пойдет на пользу, честное слово.
– С удовольствием, – ответил Найджел и сел за работу.
Аллейн вернулся к письменному столу Кары Куэйн и стал сортировать ее бумаги. Наступила тишина, нарушавшаяся только шелестом страниц, потрескиванием дров в камине и бегавшим по листку карандашом. Наконец Найджел поднял голову и объявил:
– Все. Закончил.
– Дайте взглянуть, – попросил Аллейн.
Найджел с самоуверенным, но немного смущенным видом положил перед ним листок. Вот что он написал:
Убийство Кары Куэйн
Подозреваемые:
Посвященные, священник и причетник.
У всех была возможность подбросить в чашу пакетик из папиросной бумаги, предположительно содержавший цианид.
Обстоятельства преступления:
Кара Куэйн выпила вино в сильном нервном возбуждении. Похоже, она находилась в состоянии самогипноза и плохо сознавала свои действия. Мне это напомнило танцы дервишей и африканских колдунов.
– А вы их видели? – спросил Аллейн.
– Нет. Но я о них вспомнил.
Аллейн продолжал читать:
Другие посвященные также пребывали в состоянии сильного эмоционального подъема и вряд ли могли заметить манипуляции с чашей.
Гарнетт. Возможно, единственный нормальный человек в этой компании. Он дважды держал в руках чашу. Он начал раздавать ее адептам, потом снова взял у Огдена и передал Каре Куэйн. Возможностей у него было больше, чем у других. Мисс Уэйд сказала, что он прикрывал чашу одной ладонью, значит, мог легко подбросить в вино яд. Мотивы. Жертва положила в сейф Гарнетта 5000 фунтов ценными бумагами. Их украли. Она сделала «ужасное открытие» и, возможно, сказала ему об этом. Если он украл бумаги, это могло послужить поводом для убийства. Сам Гарнетт мог рассчитывать на крупную сумму, которая достанется ему по завещанию. Примечание. Одна из книг, спрятанных на полке, посвящена работе с ядами. Упав, она раскрылась на странице с рецептом домашнего приготовления цианида. Пьяный Гарнетт говорил как американец.
Миссис Кэндур. Первой из адептов взяла чашу. Ревновала к мисс Куэйн. Мотив: поссорилась с ней из-за Гарнетта. Помешана на сексе, непривлекательна, глупа, мстительна. Обрывок бумажки, найденный в камине, видимо, связан с ней. «Сэр, хочу вас предупредить… с миссис Кэндур» и т. д.
Возможно, это было предупреждение в отношении миссис Кэндур? Если да, то от кого?
Месье де Равиньи. Вторым из адептов взял чашу. Мисс Уэйд говорит, что он вытирал край сосуда носовым платком. В этот момент он мог подбросить яд. Мотив: влюблен в мисс Куэйн, которая вступила в связь с Гарнеттом. Невозмутим и беззастенчив. Знал покойную дольше остальных.
Мисс Уэйд. Третьей взяла чашу. Причастность к убийству маловероятна. Видимых мотивов нет. Судя по всему, она не знала о Гарнетте и Куэйн.
Прингл. Четвертым держал чашу. Невротик. Принимает наркотики. Боготворит Гарнетта. Мотив: застал врасплох Гарнетта и мисс Куэйн – полученный шок мог спровоцировать нервное расстройство и привести его к решению спасти Гарнетта. Мисс Уэйд говорит, что он чуть не выронил чашу.
Мисс Дженкинс. Пятой держала чашу. Причастность к убийству маловероятна. Мотивы: никаких.
Огден. Последний. Американец. Познакомился с Гарнеттом по пути в Англию. Принимает активное участие в делах церкви. С виду простоват, но только с виду. Делал крупные пожертвования в фонд церкви. Мотив: возможно, он и Гарнетт вместе проворачивали дела в Америке, а теперь перебрались сюда. Если так, Огден мог взять на себя убийство. Гарнетт подтвердил показания Огдена, когда он (Гарнетт) был пьян.
Клод Уитли. Передавал кувшин с вином. Мог подбросить цианид в вино. Наглый юнец. Смотрит в рот Гарнетту. В принципе, способен на что угодно. Мотив: ревность. Маловероятно. Пороху не хватит.
Замечание: если при вскрытии обнаружат цианид натрия, то книга по химии почти наверняка связана с этим делом. Она указывает на Гарнетта. Гарнетт, на мой взгляд, наиболее вероятный кандидат. Показания шофера говорят о том, что поездка мисс Куэйн в церковь сильно ее расстроила и заставила написать записку, которую Фокс нашел в портсигаре.
На этом сводка Найджела обрывалась. Он написал еще несколько слов в конце, но потом вычеркнул.
– Превосходно, – сказал Аллейн.
– Боюсь, здесь нет ничего нового.
– Да, но вы затронули некоторые спорные вопросы, а это в любом случае полезно. Кстати, перед вашим приходом мне звонил криминалист. Он обнаружил цианид натрия на папиросной бумаге. На анализ результатов вскрытия, разумеется, уйдет гораздо больше времени.
– Значит, «Занимательная химия» – важная зацепка.
– Не уверен, – задумчиво протянул Аллейн. – Во всяком случае, не в том смысле, какой вкладываете в это вы.
– То есть?
– На книге нет отпечатков пальцев. Хотя Бэйли использовал все возможности дактилоскопии.
– Вы о чем? Ах да. «Дактил» – значит «палец». Тогда почему бы не сказать – «пальцеграфии»?
– Да как вам угодно. Бэйли нанес на книгу нитрат серебра и обработал им все страницы. Никаких следов. Между тем, на бумаге есть потертости, значит, книгу кто-то листал. Если Гарнетт почерпнул свои сведения оттуда, получается, что сначала он стер с нее все отпечатки пальцев, а потом положил туда, где мы бы наверняка ее нашли. Странное сочетание предусмотрительности и глупости.
– Да, но… даже не знаю. По-вашему, это не Гарнетт?
– Вы написали, что Гарнетт, пожалуй, самый здравомыслящий человек во всей этой компании. Очень, надо сказать, дельное замечание. Как вам кажется, кто мог совершить такое преступление: хладнокровный и расчетливый преступник или истеричный, но хитрый психопат?
– Скорее последнее, – задумчиво ответил журналист, – а к Гарнетту это не относится. Но, возможно, он специально хотел внушить нам эту мысль.
– Вряд ли, – покачал головой инспектор, – это слишком уж тонко, Басгейт.
– Гарнетт кажется мне человеком тонким, – возразил Найджел. – Что вы думаете насчет того, что Огден и Гарнетт могли работать на пару?
– Сомневаюсь. Я уже говорил, что пьяный Гарнетт выложил все начистоту. Помните, как он сказал, что у Огдена «кишка тонка»?
– Послушайте, – предложил вдруг Найджел, – а давайте представим, что это детективный роман. На какой странице книги мы теперь находимся? Наверное, где-то в середине. Так мне кажется. Кого вы бы сейчас назвали убийцей?
– В детективах меня всегда обводят вокруг пальца. Я набрасываюсь на первый же крючок и оказываюсь в дураках.
– Да бросьте, – отмахнулся Найджел.
– Честное слово. Дело в том, что в реальных расследованиях редко попадаются такие аппетитные наживки.
– Черт с ними. Кто ваш кандидат?
– Зависит от автора. У Агаты Кристи мы бы наслаждались коварством мисс Уэйд. Лорд Питер у Дороти Сэйерс клюнул бы на Прингла. Инспектор Френч арестовал бы Огдена. Это и понятно, ведь Огден – главный подозреваемый.
– Что вы говорите! Огден? Вы же сами сказали, что он плохой актер.
– О, нет, нет! Он замечательный актер. Я имею в виду, что в данный момент некоторые обстоятельства указывают на Огдена.
– Почему?
– Дорогой Басгейт, вы меня удивляете. Подумайте о его положении.
– Будь я проклят, если понимаю, о чем вы говорите. Положение у него прекрасное. Он богатый человек.
Аллейн возвел глаза к небу, но промолчал.
– Хватит корчить рожи, Аллейн. К чему вы клоните? Вы подозреваете мистера Огдена или нет?
– Я подозреваю всех. Если не считать одного обстоятельства, о котором я упомянул выше, его шансы быть убийцей ничуть не больше, чем у остальных.
– Уж наверное побольше, чем у Джейни Дженкинс и мисс Уэйд.
В дверь постучали и вошел Фокс.
– Новый отчет от Бэйли, сэр, – доложил он. – Доброе утро, мистер Басгейт.
– Что он говорит? – спросил Аллейн.
– Ничего нового. Продолжает работать с отпечатками. Смышленый парень, между прочим. Он нашел «пальчики» отца Гарнетта на свертке с газетами и считает, что их следы есть на книге по химии. Но на страничке с цианидом ничего нет. На листке, вырванном из блокнота, остались отпечатки мисс Куэйн.
– А где он взял образец для сравнения? – спросил Найджел.
– Наверное, снял с тела, сэр.
– Ах да.
– На книге обнаружен еще один отпечаток, – продолжал Фокс, – но мы не можем его идентифицировать. Бэйли хочет взять «пальчики» у всех подозреваемых.
– Он сможет сделать это сегодня, – заметил Аллейн. – Когда начнется заседание суда? Завтра в одиннадцать?
– Именно так, сэр.
– Значит, нам надо поторапливаться.
– А вы что-нибудь нашли? – спросил Фокс. – Какие-нибудь зацепки?
– Ничего особенного. Любовные письма де Равиньи. Напыщенная проповедь Гарнетта.
– Можно взглянуть на письма месье де Равиньи, сэр? – попросил Фокс.
– Вот они. Сверху самое интересное.
Фокс присел за стол, нацепил на нос большие очки и развернул первое письмо. Найджел пристроился сзади.
– А вам-то зачем? – спросил Аллейн.
– Просто так, – отмахнулся Найджел, с жадностью читая первую страницу.
Месье де Равиньи писал размашистым почерком. Письмо было датировано прошлой пятницей.
Моя обожаемая Кара, тревога за вас сводит меня с ума. Дело даже не в том, что вы меня отвергли: в конце концов, любовь несет в себе не меньше риска, чем война. Я могу принять свое поражение стойко и с достоинством, оставшись, несмотря на все мои страдания, вашим верным другом. Вы знаете, что до сих пор мне удавалось (по крайней мере внешне) мириться с вашей английской флегмой. Но именно в качестве вашего друга я прошу и умоляю вас отказаться от намерения стать Избранным сосудом. Поверьте, это опрометчивый и даже опасный шаг. Вас ослепляет ложный блеск. Нет ничего дурного в увлечении религией, но в этой области следует соблюдать особое благоразумие и осторожность. Став Избранным сосудом, вы утратите над собой контроль и повергнете себя в пучину бедствий. Умоляю, откажитесь от этой мысли и не соглашайтесь на то, что нанесет ущерб вашему amour propre. Вы не понимаете, на что идете. Повторяю: вы можете потерять величайшее сокровище. Вас подстерегает страшная опасность. Целую руку и искренне надеюсь, что вы прислушаетесь к моему совету.
Преданный вам
Рауль.
Прошу уничтожить это письмо, как и все предыдущие.
– Чего она не сделала, – заметил Найджел.