Книга: Смерть в апартаментах ректора
Назад: II
Дальше: II

Глава 6

I

В сознание наш герой пришел примерно через полчаса. Голова гудела, его тошнило. Тем не менее не успел он это осознать, как понял, что мозг его вновь начал работать четко и ясно. Эплби почти сразу сообразил, что его никоим образом не пытались убить: его просто аккуратно и довольно «милосердно» обездвижили. Оставалось понять: зачем. Ощупав себя, он убедился, что злоумышленник обшарил его карманы и что ключ от Садового сквера исчез. Однако найденный им в замке ключ оказался на месте. Он по-прежнему лежал в блокноте, храня возможные отпечатки пальцев. Нападавший хотел завладеть ключом: чуть дальше просчитать ситуацию он не удосужился. И Эплби во второй раз за ночь убедился, что имеет дело с субъектом, весьма ограниченным.
Неизвестный пытался завладеть ключом с вполне определенной целью. Западная калитка охранялась, а восточная нет. Пока все ключи находились в руках у полиции, в этом не было нужды, поскольку любой скрывавшийся в двориках мог выбраться лишь через открытую западную калитку, где стоял констебль. Однако сейчас напавший на Эплби был почти свободным человеком. Ему оставалось лишь пробежать вдоль восточной стены Епископского дворика и проскочить между библиотекой и часовней – чего не мог видеть или слышать находившийся на другом конце дворика констебль – и проникнуть в Садовый сквер другим путем. Затем, если бы это был Эмпсон, Поунолл, Хэвеленд или Титлоу, он мог бы отправиться спать. Если это кто-то посторонний, «аутсайдер», он смог бы пройти через турникет и исчезнуть.
Эплби медленно поднялся на ноги. От этого движения из раны на голове выступила кровь. Когда он нагнулся, струйка крови стекла по лбу и несколько капель попали в глаза. Эплби наскоро свернул из носового платка импровизированную повязку и, вздрагивая от холода, накинул пальто, ставшее причиной его крушения. Да, крушения во всех смыслах. За ночь его перехитрили дважды. Сначала не позволили ему предотвратить кражу в кабинете ректора, а теперь одержали над ним верх в поединке один на один. Во втором случае он испытал крушение надежд. Ведь если бы он направился в профессорские апартаменты прежде, чем озаботиться личным комфортом, чего бы он только не узнал! Эплби упустил шанс, который, возможно, вряд ли представится в будущем.
По крайней мере, сейчас-то инспектор мог отправиться в профессорские апартаменты. Борясь с головокружением и тошнотой, он вышел во дворик. В небольшом, отделанном камнем вестибюле было довольно прохладно, однако на улице – еще холоднее. Глотнув морозного воздуха, Эплби окончательно пришел в себя и уверенным шагом пошел через лужайку.
Констебль сделал все правильно: пока Эплби отсутствовал, он неотлучно находился на посту, однако с течением времени забеспокоился и даже несколько растерялся и поэтому теперь одолевал Эплби вопросами, не совершил ли он, констебль, какой-либо ошибки. Эплби заверил его, что все в порядке и отправил на менее ответственный пост в кабинет ректора. Охранять калитку больше не имело смысла: птичка улетела. Эплби снова прошел в Садовый сквер. Он посмотрел на светящийся циферблат часов: без четверти четыре. Вокруг царила непроглядная тьма.
Инспектор почти не надеялся что-то разузнать в результате этой «вылазки». Однако она представлялась более предпочтительной, нежели вернуться к себе в комнаты и поразмыслить, когда его мозг едва ли мог работать в полную силу. Если бы он все-таки вернулся к себе, без размышлений бы не обошлось: заснуть после поражения казалось ему невозможным. Поэтому Эплби завернул за угол ректорских апартаментов и вскоре увидел перед собой профессорский дом. Он сам прибегнет к легкому взлому. Если один из обитателей профессорских апартаментов и есть напавший на него, то существует вероятность, что он обнаружит там некие доказательства или свидетельства. А если его заметят во время осмотра комнат профессоров Святого Антония в четыре утра, это тоже можно обратить себе на пользу. Само ощущение того, что полиция неустанно «роет землю», зачастую очень положительно влияет на ход расследования.
Войдя в отделанный каменными плитами вестибюль профессорских апартаментов, Эплби не увидел ни единого лучика света. Здание построили сравнительно недавно, однако по старому типовому проекту. Справа и слева от Эплби располагались внешние двери апартаментов: Поунолла – слева, Хэвеленда – справа. Обе они были приоткрыты, и Эплби осторожно высветил фонариком находившиеся за ними маленькие прихожие. В них была лишь одна дверь. Она, очевидно, вела в гостиную, через которую, в свою очередь, можно через внутреннюю дверь попасть в спальню. Прямо перед Эплби, напротив стены справа, в темноту уходила лестница, ведшая в такой же вестибюль на втором этаже, где располагались апартаменты Титлоу и Эмпсона. У левой стены виднелись ступеньки вниз, очевидно, в подвальные служебные помещения. Искать здесь было особо нечего, однако Эплби быстро осмотрел сначала каменный пол внешнего вестибюля, а затем деревянные полы. На улице было довольно влажно, и свежий след ноги мог указать на того, кто разгуливал по саду и дворикам глубокой ночью.
Однако тщательный осмотр ничего не дал, и Эплби обратился к лестнице. Он осторожно поднимался по голым деревянным ступеням, внимательно разглядывая каждую из них. Первый марш упирался в небольшую площадку с ящиком для угля. Эплби поднялся в верхний вестибюль. И опять ничего. Он подумал, что все это говорит само за себя: и в нижнем вестибюле, и на ступенях лестницы его ботинки оставили четкие отпечатки. Если кто-то входил внутрь за последние два часа, наверняка остались бы следы. Хотя с какой стороны посмотреть… Сам Эплби довольно много ходил по траве. Если напавший на него держался дорожек, то его обувь могла остаться сравнительно сухой. Вполне вероятно, что осторожный и осмотрительный субъект мог снять ботинки перед входом в здание.
Теперь Эплби решил убедиться, что все обитатели профессорских апартаментов находятся в здании. Он осторожно приоткрыл дверь в гостиную Эмпсона и проскользнул внутрь. Фонарик осветил большую комнату с книжными шкафами вдоль стен, ковры тонкой работы на блестящем паркетном полу, глубокие кожаные кресла и бронзовый бюст на пьедестале у самой двери, где стоял Эплби. Движимый вполне естественным любопытством, он направил луч фонарика на бюст. Голова, несомненно, какого-то ученого мужа. Он заметил на пьедестале табличку с надписью «Шарко». Возможно, духовный наставник Эмпсона. И Фрейда тоже.
Затем – и снова вполне естественно – фонарик скользнул по книгам. Библиотека оказалась тщательно подобранной, без каких-либо отклонений, предпочтений и прочих вольностей… Античные философы в полном составе. Современные философы по ранжиру. «Всемирная библиотека психологии, философии и методологии» – полное собрание без единого пропуска. Классическая психология – первоклассная коллекция. Клиническая психология – великолепная подборка. Внутренние болезни и терапия – вполне достаточно, чтобы открыть свою практику. Судебная психиатрия и психология. Криминалистика… Пожалуй, все. Теперь спальня.
Осторожно ступая с ковра на ковер, словно ребенок, играющий в классики, Эплби дошел до внутренней двери и, затаив дыхание, услышал раздававшееся оттуда ровное посапывание. Он повернул ручку и приоткрыл дверь примерно на полметра, пока не увидел кровать, затем направил луч фонарика на потолок гостиной: его света оказалось достаточно, чтобы хорошо разглядеть Эмпсона. Тот крепко спал и во сне выглядел хрупким и изможденным. Сжатый рот наводил на мысли о болезни. Бледная кожа плотно обтягивала скулы и нижнюю челюсть. Эплби припомнил некоторые заминки, почти заикание в речи Эмпсона. Он также вспомнил, что Эмпсон хромал и ходил, опираясь на трость, даже теперь стоявшую у кровати. Эти два физических недостатка, возможно, указывали на внутреннюю ранимость, а резкие манеры Эмпсона играли роль своего рода защиты, скрывали страдания или даже смертельный недуг. Эплби мысленно вернулся к книжным полкам в гостиной. Главный побудительный мотив личности вроде Эмпсона можно описать как постоянное стремление к власти человека физически ущербного. Он тихонько закрыл дверь, оставив за ней немощного, почти жалкого человека. Его вдруг охватило совершенно противоречащее его профессии чувство стыда за то, что он вторгается в жизнь людей без их ведома: ведь во сне человек так беззащитен. Эплби вернулся на площадку и зашел в апартаменты Титлоу.
На этот раз он не задержался в гостиной для ее осмотра, поскольку хотел как можно быстрее спуститься вниз. Подкравшись на цыпочках к двери спальни, он наклонился и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Даже чрезвычайно острый слух Эплби не смог ничего уловить. Или Титлоу спал очень тихо, или… Эплби резко распахнул дверь. Спальня была пуста. Постельное белье в беспорядке лежало на кровати, а со стула свисала фрачная пара Титлоу. Сам же Титлоу куда-то исчез.
* * *
Сквозь обращенные на восток окна не было видно ни единого проблеска света, так что Эплби не стал выключать фонарик, когда осторожно спускался вниз. Он подождет Титлоу, а пока что взглянет на двух обитателей, живущих на первом этаже. Угрызения совести больше его не мучили: если во сне человек уязвим, то этим надо воспользоваться. Повернувшись вправо у подножия лестницы, он было положил руку на ручку двери Поунолла, как вдруг тотчас отдернул ее. Из-под двери пробивалась тонкая полоска света. Внутри кто-то щелкнул выключателем.
Эплби тут же подумал, что это Титлоу: пока он был у Эмпсона, тот мог проскользнуть вниз к Поуноллу с какой-то своей целью. Голосов Эплби не слышал, только звуки, сопровождавшие какое-то движение. Спал ли Поунолл крепким сном, не ведая о постороннем, как и Эмпсон несколько минут назад? Эплби присел и с неохотой заглянул в замочную скважину. Ничто так не раздражает шпиона, как замочная скважина. Можно рассмотреть кусочек пола, кусочек стены и даже кусочек потолка, однако с боков почти ничего не видно. Чем толще дверь, тем у́же угол зрения, а двери в колледжах славятся своей добротностью и основательностью. Глядя в замочную скважину двери Поунолла, Эплби заметил лишь какое-то движение, но не более того. Ему оставалось или войти, или отступить. Потом его вдруг осенило, что от окон куда больше пользы. Он выскользнул в сад и был вознагражден за свою догадливость. Шторы в комнате Поунолла оказались задернутыми, однако через щелку пробивалась полоска света. Встав на цыпочки, Эплби смог заглянуть внутрь.
По полу двигалось что-то большое и черное, и понадобилось несколько секунд, чтобы отделить этот объект от фона и определить его форму. При внимательном рассмотрении это оказались чьи-то ягодицы, изгиб спины и пятки. Кто-то в смокинге стоял на коленях и медленно ползал по ковру. Вряд ли это был Титлоу, даже если он вдруг почему-то сменил один вечерний костюм на другой. И тут этот «кто-то» повернулся и поднялся на ноги. Им оказался Поунолл собственной персоной.
Даже глядя сквозь тонкую щелку, Эплби поразился, насколько сосредоточенным было лицо Поунолла. Движения его не отличались особой ловкостью, а чистые голубые глаза – быстротой взгляда. Теперь они смотрели холодно, что было заметно даже сквозь щель в шторах, а лоб нахмурился от напряженной работы мысли. Эплби не опасался, что его лицо заметят в оконном проеме. Поунолл не отрываясь смотрел в пол. Затем он на несколько мгновений исчез из поля зрения, вернувшись с каким-то небольшим предметом в руках, после этого снова опустился на пол и принялся сантиметр за сантиметром изучать свой ковер.
Эплби так увлекся этим зрелищем, что чуть было не вскрикнул, внезапно услышав позади себя тихий, вкрадчивый голос:
– А, дорогой господин инспектор! Рановато вы начали! Или же слишком припозднились?
Включив фонарик, Эплби резко обернулся. Перед ним стоял Титлоу в накинутом поверх пижамы потертом, но тем не менее роскошном шелковом халате и глядел на него сверкающими бездонными глазами. В его голосе сквозила ирония, чуть ли не сарказм, о чем говорило обращение «господин инспектор». Однако она сменилась озабоченностью, когда глава Ученого совета добавил:
– Боже мой, милейший, да вы не ранены ли?
В сочившемся из окна скудном свете Эплби представлял собой весьма жалкое зрелище: бледный, измотанный, с окровавленной повязкой на голове и запекшейся кровью на лице. Он сухо признался, что попал в досадную переделку. Титлоу участливо продолжал:
– Если вы закончили свои наблюдения, неугодно ли подняться ко мне? Я только что принес кофе из буфетной в подвале: меня частенько мучает бессонница. Однако вам, смею заметить, нужно кое-что покрепче. А после этого лучше всего отправиться в постель… Идемте же.
Эплби заметил, что за внешним добродушием скрыто нервное возбуждение, та же раздраженность, импульсивность, поразившие его в Титлоу чуть раньше. К тому же Титлоу, столь же крепкий, как Эмпсон или Хэвеленд, обладал куда более сложным и многослойным характером. Его личность представляла собой несколько не очень плотно связанных между собой интеллектуальных и эмоциональных слоев. Однако теперь Титлоу вежливо улыбался, казалось, развеселившись оттого, что застал сыщика в весьма глупой и щекотливой ситуации. Эплби чувствовал себя неловко. Он испытал какое-то дурацкое удовлетворение, что Титлоу не увидел его подглядывавшим в замочную скважину: следить через окно, считал он, куда менее позорно. Инспектор взял себя в руки и ответил:
– С превеликим удовольствием. Однако прошу меня простить, я оставлю вас буквально на минуту.
Вернувшись в вестибюль профессорских апартаментов, он направился прямиком к спальне Хэвеленда, убедился, что тот крепко спит, и тотчас возвратился. Завершив «обход», Эплби последовал наверх за теперь уже вовсю улыбавшимся Титлоу.
Назад: II
Дальше: II