Глава восемнадцатая
Мейси отвалилась от бокового поручня, через который перегибалась. Ей в голову не приходило, что морская болезнь может быть такой мучительной. Голову ее обдувал соленый ветер, сек уши, а она старалась удержать толстую шерстяную накидку, наброшенную на ноющее тело. Ничто на свете не может быть хуже. Ничто не может быть таким невыносимым.
— Мисс, вот вам старое средство торгового флота от этой немочи…
В этот момент Мейси снова бросилась к борту судна. Ощутив между лопатками чью-то сильную руку, она оттолкнулась от поручня и распрямилась. Один из матросов, благоразумно одетый в штормовое обмундирование, протягивал ей жестяную кружку горячего какао и кусок торта «Мадера». Мейси в ужасе прижала ладонь ко рту.
— Когда покажется, что вас снова вывернет наизнанку, съешьте кусочек торта и быстро сделайте глоток какао. И так всякий раз, когда затошнит. Тогда немочь пройдет, вот увидите.
Мейси посмотрела на матроса, покачала головой и перегнулась через поручень. Когда в желудке совершенно ничего не осталось, она выпрямилась снова и протянула руки за тортом и какао. Сделать попытку стоило.
Айрис Ригсон, Дотти Дорнхилл, Бесс Уайт и Мейси Доббс отбыли во Францию 20 июля 1916 года вместе с небольшой группой медсестер. Они плыли на грузовом судне, реквизированном для службы королю и стране. Теперь оно перевозило припасы — и в данном случае медсестер — между Англией и Францией. Айрис, Дотти и Бесс пребывание на борту не доставляло особых страданий, однако Мейси Доббс, внучку матроса с лихтера на Темзе, мучительно укачивало. Что бы ни ждало ее на поле битвы, она считала, что не сможет чувствовать там себя еще хуже, хотя в кармане у нее лежало письмо от Присциллы, отправленной во Францию в январе с первым конвоем КМСП. Цензоры могли вычеркивать слова, но не могли вымарать эмоций, излившихся с кончика пера на бумагу. Присцилла была в изнеможении, если не телесно, то душевно. Ее слова словно бы въедались в мысли и ожидания Мейси. Когда она потрогала письмо в кармане, ей показалось, что за Присциллой во время работы наблюдал какой-то призрак. Присцилла писала:
Мейси, у меня разболелась спина. Санитарный грузовик сегодня утром никак не заводился, пришлось долго работать заводной ручкой. Ночью я спала всего два часа — это после двадцати часов за рулем. Я почти не могу припомнить такого времени, когда спала бы больше нескольких часов. Одежда прирастает к телу, и мне страшно подумать, какой запах, должно быть, идет от меня! Но знаешь, просто невозможно думать о своей больной спине или о жжении в глазах при виде того, как бодрятся эти ребята. А ведь они страдают от боли на месте оторванных конечностей и ужасных воспоминаний о том, как гибли их товарищи. Хотя здесь дождь льет словно из ведра, бывают дни, когда становится очень жарко и влажно, особенно если таскаешь на себе тяжелую, липнущую к телу форму. Многие ребята обрезают шерстяные брюки, чтобы армейская одежда поменьше раздражала кожу. Думаю, врачам от этого проще — на раненых приходится разрезать меньше одежды, — но когда ребят кладут в грузовик, они кажутся школьниками, по ошибке попавшими в ад. Мейси, у меня вчера скончался парень, глаза у него были синими, как платье, в котором ты была на вечеринке у Саймона, и ему не могло быть больше семнадцати лет. Бедняга еще даже не начал бриться, у него был лишь легкий пушок на подбородке. Мне хотелось сесть и заплакать. Но знаешь, там просто необходимо продолжать свое дело. Если б я стояла, оплакивая их, еще один бедняга умер бы из-за отсутствия санитарной машины. Не знаю, что пишут в газетах, но здесь…
Дальше письмо Присциллы было внезапно оборвано черными чернилами цензора.
— Вот сама она идет, наша Мейси-мореход! — объявила Айрис, когда девушка вернулась в каюту.
— Господи, детка, как ты? — Дотти подошла к ней и обняла за плечи. — Иди сядь! Мы почти на месте. — Она поглядела на остальных медсестер, кутавшихся в толстые шерстяные накидки, и усадила Мейси на сиденье. — Бедная малютка Доббс. Ну что делать. Ничего, скоро будем в Гавре. Выпьем по чашке крепкого чая. Если, конечно, французы умеют заваривать чай.
Айрис приложила ладонь ко лбу Мейси и взглянула на свои часики.
— Но тебе как будто немного лучше.
Мейси посмотрела на других девушек и прислонилась к Айрис.
— Какао и торт, — пробормотала она и тут же погрузилась в глубокий сон.
Дорога на поезде из Гавра в Руан прошла без происшествий. Девушки устали, но какое-то время не ложились спать, глядя, как за окном проносится чужая земля. В Руане их встретил офицер медицинской службы и отвез в отель «Святой Георгий». Здесь им предстояло провести два дня в ожидании назначений.
— Давайте умоемся и выпьем по чашке чаю внизу, — предложила Айрис, когда они обосновались все вчетвером в одном номере.
Айрис была высокой и ширококостной, отчего форма на ней казалась слишком маленькой. Девушке это нравилось, потому что ее немодное и непрактичное шерстяное платье получилось короче, чем у остальных. К тому же Айрис было легче ходить, поскольку ее подол не волочился по нескончаемой грязи, отравляющей жизнь медсестрам во Франции.
— Доббс, как себя чувствуешь? — негромко спросила Бесс, обратившись к Мейси по фамилии, как было положено в госпитале.
— Спасибо, гораздо лучше. И чашка чаю будет очень кстати.
Девушки распаковали вещи, вымыли руки и лица в большой белой эмалированной раковине и причесались. Мейси, как обычно, сражалась с непослушной прядью, вылезавшей из-под шапочки. Выходя из номера, они выглядели почти такими же свежими, как тем ранним утром, когда садились в поезд на вокзале Чаринг-Кросс для поездки в Фолкстон, порт их отплытия во Францию.
— Только посмотрите на эти пирожные! Честное слово, никогда не видела таких. Поразительно, что французы готовят их даже в военное время. Да, и такого чая никогда не пробовала.
Айрис скривилась, отхлебнув жиденького чая, и потянулась к фарфоровому блюду в центре стола за пирожным.
Мейси сидела молча, оглядывая несколько устаревшее великолепие обеденного зала отеля «Святой Георгий». На всех стенах были большие зеркала, украшенные сводчатые проходы вели в комнату отдыха по одну сторону и в вестибюль с мраморным полом — по другую. Элегантные официанты — в черных, тщательно отглаженных брюках, белых рубашках, черных галстуках и длинных белых передниках — торопливо носились туда-сюда. Все они были стариками, молодые люди ушли на войну.
Клиентами оказались главным образом военные, отель был заполнен офицерами, уезжавшими в отпуск или возвращавшимися к своим полкам. Одни были с невестами или женами, другие с родителями — близкие этих счастливчиков могли позволить себе путешествие через Ла-Манш, чтобы проститься с ними во Франции.
Мейси отпила чаю, ощутив его тепло, если не вкус, в глубине усталого тела. Девушка слышала разговор за их столом, обычный обмен наблюдениями и мнениями, иногда хихиканье, иногда повышенные голоса. Но большей частью Мейси была погружена в собственные мысли.
— Прошу прощения, это мисс Доббс, так ведь?
Мейси перенеслась из своих мечтаний обратно в обеденный зал. Подскочила и повернулась к заговорившему с ней человеку.
— О Господи! — произнесла Мейси, пролив чай на белую скатерть.
Капитан Саймон Линч поспешил поддержать ее, взяв за локоть, и поприветствовал широкой улыбкой, которую потом обратил к другим девушкам за столом. Те сразу прекратили все разговоры и уставились на мужчину, подошедшего к Мейси.
— Капитан Линч. Вот это неожиданность!
Мейси овладела собой и пожала протянутую руку Саймона. Официант ловко сменил скатерть и предложил принести стул Саймону, но тот отказался и объяснил ее подругам, что уже уходил, когда увидел свою знакомую, мисс Доббс.
Саймон снова повернулся к Мейси, и тут она заметила, что он выглядит старше. Не в смысле возраста, потому что прошло чуть больше года с тех пор, как они познакомились, нет, он стал старше душой. Кожа вокруг глаз посерела, на лице появились морщинки, а на висках проступила седина. Однако ему не могло быть больше двадцати шести лет.
— Я здесь в отпуске, только на два дня. Мало времени, чтобы посетить Англию. Прис сказала мне, что вы поступили в медсестры.
— Как она? Вы ее видели?
— Наши пути пересеклись всего один раз. Она привезла раненых в мой госпиталь, только у нас не было времени стоять и разговаривать. — Саймон посмотрел на свои руки, потом снова на Мейси. — Вы уже знаете, куда вас отправляют?
— Нет, получим назначения завтра утром, а может быть, даже сегодня вечером. Право, это кажется несколько хаотичным.
Саймон засмеялся.
— Хаотичным? Вы не увидите хаотичного, пока не побываете там.
— Прошу прощения. — Мейси потерла руки. — Я имела в виду…
— Нет, прощения прошу я. С моей стороны это было возмутительно. И да, здесь царит хаос. На правом фланге британской армии, кажется, не знают, что делается на левом. Послушайте, сейчас мне нужно спешить, но скажите, не могли бы вы поужинать со мной завтра вечером? Или вам нужны компаньонки?
Саймон улыбнулся и посмотрел Мейси в глаза.
— Ну так как же?..
Мейси посмотрела на товарок — те в молчании пили чай, чтобы слышать весь разговор. Встретилась взглядом с Айрис, та улыбнулась, кивнула и одними губами произнесла: «Иди». Мейси повернулась к Саймону.
— Да, капитан Линч. Ужин — это превосходно. И компаньонки мне нужны, поэтому мои подруги будут ужинать поблизости.
— Ладно. Тогда устроим его пораньше, я встречу вас в вестибюле в шесть часов. Собственно говоря, встречу всех в вестибюле в шесть!
Саймон отвесил общий поклон, попрощался с медсестрами, улыбнулся Мейси и собрался было уходить.
— Да, между прочим, эта форма почти так же великолепна, как синее шелковое платье.
И с этими словами ушел.
Мейси под смешки Айрис, Дотти и Бесс снова села.
— Доббс, а что это за шелковое платье?
— Ты помалкивала о нем.
— Уверена, что тебе нужны компаньонки?
Мейси покраснела от этого поддразнивания, зная, что кончится оно не скоро. Хотела объяснить, что Саймон только друг ее подруги, но тут к их столу подошел офицер медицинской службы сухопутных войск.
— Доббс, Уайт, Дорнхилл и Ригсон? Отлично. Вот направления и проездные документы. К сожалению, вы едете не в одно место. Уайт и Дорнхилл — в базовый госпиталь. Доббс и Ригсон, вы на Четырнадцатую эвакуационную станцию — наслаждайтесь жизнью здесь, пока возможно.
И офицер, держа под мышкой несколько больших конвертов из плотной бумаги, ушел петлять по переполненному обеденному залу в поисках других медсестер из списка.
Четыре девушки несколько минут молча глядели на коричневые конверты.
— Ну и обрадовал он нас, — сказала наконец Айрис, потом взяла со стола нож и вскрыла свой конверт.
— Доббс, девочка моя, мы действительно отправляемся на Четырнадцатую эвакуационную станцию возле Байоля, как сказал этот Веселый Чарли. На ЭС, настолько близкую к передовой, насколько к ней допускаются медсестры.
— А мы остаемся в базовом госпитале здесь, в Руане, поэтому далеко не поедем, так ведь, Бесс?
— Ну что ж, все ясно. Давайте воспользуемся оставшимся временем в полной мере, вот что я скажу. И выспимся.
Айрис вытерла рот салфеткой, и официант поспешил отодвинуть ее стул.
— Да, мысль хорошая. Во всяком случае, одной из нас нужно поспать, раз ей предстоит ужин с офицером!
— Дотти, он просто-напросто…
Мейси принялась оправдываться, когда девушки вышли из-за стола, но ее протесты были не слышны среди шуток и поддразниваний.
Воспоминания о подробностях ужина с Саймоном Линчем поддерживали Мейси в пути. Сперва поездом, потом на санитарной машине по раскисшим, изрытым глубокими колеями дорогам Мейси и Айрис добирались до эвакуационной станции. Там им предстояло провести четыре месяца — вплоть до отпуска.
Поезд ехал медленно. Мейси, хотя было еще светло, казалось, что мрак сгущается. Небо застилали темно-серые тучи, по окнам стекали капли дождя, и когда поезд остановился на какой-то станции, казалось, далекий грохот тяжелой артиллерии раскатывается эхом среди путей. Могучий оркестр боя заставил умолкнуть даже птиц. На фоне зрелищ и звуков войны люди за окном смотрелись особенно выразительно.
Мейси смотрела из вагона на бесконечные вереницы устало тащившихся людей. Целые семьи уходили из прифронтовых районов, ища убежища у родственников в других городах и деревнях. Однако поток эвакуирующихся штатских казался ручейком по сравнению с длинной колонной марширующих солдат — измотанных в боях, в выцветшей форме. Молодые люди с преждевременно постаревшими лицами выказывали усталость, страх и вместе с тем — неуместную, казалось бы, бесшабашность.
Что проку беспокоиться?
Никчемное занятие.
Наплюй на все заботы
И зубы скаль, скаль, скаль.
Громко звучали строевые песни. Айрис и Мейси махали солдатам из окна вагона и подпевали им, а поезд медленно набирал ход.
Путь далек до Типеррери, в край мой родимый;
Путь далек до Типеррери к девушке любимой;
Рукой машу Пиккадилли и всем лондонским мостам,
Путь далек до Типеррери, только сердце мое там.
Махнув последний раз, Айрис и Мейси закрыли окно и снова устроились поудобнее на вагонных сиденьях с колючей шерстью.
— Странно, что твой молодой человек всего в нескольких милях от нас, а, Доббс?
Айрис вопросительно взглянула на Мейси.
— О Господи, он не мой молодой человек. Просто старый друг моей очень хорошей подруги. То, что мы с ним увиделись, чистая случайность.
— Оно, может быть, и так, Доббси, но я видела, как вы смотрели друг на друга, и скажу, что вы любезничали. Прямо-таки голубок и горлица.
— Чепуха. И не повторяй эту глупость, Айрис. Пожалуйста. Я с ним едва знакома — и могла нарваться на неприятности!
— А синее шелковое платье?
Айрис продолжала дразнить Мейси.
Айрис, Дотти и Бесс во время ужина сидели рядом со столиком Мейси и Саймона, чтобы казалось, будто она ужинает безо всяких компаньонок. Но Мейси, к своему удивлению, почти не замечала других людей в обеденном зале. С той минуты как они встретились в вестибюле в шесть часов вечера, Мейси и Саймон Линч видели только друг друга.
Теперь Мейси смежила веки, притворяясь спящей, и Айрис замолчала. Оставленная в покое, Мейси смогла зрительно вспомнить обеденный зал, носившихся туда-сюда официантов, возбуждение людей, веселившихся перед отъездом на фронт или получивших несколько дней отдыха от фронта. И там за столиком с ней сидел Саймон.
Саймон, который смешил ее шутками, подбадривал и успокаивал. Саймон, который спросил ее, почему она стала медсестрой, а когда она рассказала об Инид, подался через стол и взял ее за руку.
— Должно быть, эта подруга значила для тебя очень много.
— Да, много… она заставляла меня думать обо всем. Когда я уходила с головой в книгу, она резко заставляла меня спуститься с облаков на землю. Да… не раз заставляла меня изменить свое мнение.
Саймон не выпускал руки Мейси, взгляды их снова встретились. Смущенная Мейси отняла руку и, взяв вилку, принялась ковыряться в еде.
— Надеюсь, я не смутил тебя. У меня и в мыслях не было…
— Нет-нет. Все в порядке.
Мейси покраснела.
— Странная это штука, война. Мейси, тебе нужно подготовиться к тому, что увидишь. Прошлый год… Сомма… Не могу передать тебе, как бывали изранены люди. Как врач, я обучен делать одну операцию зараз: я оперировал либо ногу, либо грудь, либо руку, — но этих людей привозили со множественными зияющими ранами. Я…
Саймон умолк, потянулся к бокалу кларета, сжал его, но не поднял, уставился в вино, в темно-красную жидкость, потом опустил веки. И Мейси снова увидела морщинки, расходящиеся от его глаз к вискам, борозды на лбу и темные круги над скулами.
— Я приехал сюда с мыслью, что буду в состоянии спасти всех, но в половине случаев…
Саймон умолк, сильно сглотнул и посмотрел прямо на Мейси.
— Я очень рад тебя видеть. Это напоминает мне, как все было до моего отъезда из Англии. Как был доволен тем, что я врач. И как сильно надеялся увидеть тебя снова.
Мейси снова покраснела, но улыбнулась.
— Да, Саймон. Я тоже рада.
Она машинально потянулась к его руке, и Саймон ответил на ее пожатие. Внезапно вспомнив о том, что рядом компаньонки, Мейси разжала пальцы, и они взялись за ножи и вилки.
— А теперь расскажи мне о леди Роуэн. Я, разумеется, слышал о ней. У нее громкая репутация ярой сторонницы суфражисток. И слышал, что лорд Джулиан настоящий святой, хотя сомневаюсь, что у него есть время беспокоиться о том, что у нее на уме, раз сейчас он работает в военном министерстве.
Разговор перешел на обмен историями, мнениями и наблюдениями, и когда ужин окончился, Мейси осознала, что они говорили о своих мечтаниях, о том, что будут делать, когда кончится война.
Мейси вспомнила, как, гуляя с Морисом в саду в Челстоне, сообщила ему, что взяла в Кембридже отсрочку и стала медсестрой в Лондонском госпитале. Она вспомнила, как Морис посмотрел вдаль и заговорил очень тихо, будто думая вслух: «Таковы последствия войны… рухнувшие мечты детей… потери. Трагедия».
Саймон взглянул на часы.
— К сожалению, Мейси, я должен идти. Пока я здесь, мне нужно кое с кем встретиться. И это называется отпуском, а?
— Да, мне тоже нужно идти. Мы уезжаем завтра чуть свет.
Когда Мейси положила свою белую салфетку рядом с тарелкой, Саймон пристально посмотрел на девушку.
— Ты не против, если я буду тебе писать? Это занимает некоторое время, но письма можно отправлять по линии фронта. Я что-нибудь придумаю.
— Да, это будет замечательно. Пожалуйста, пиши.
Саймон встал, чтобы отодвинуть стул Мейси, и тут она увидела, что ее подруги за соседним столом держат у рта кофейные чашки и смотрят на нее поверх краев. Она совсем забыла, что они там.
В вестибюле Саймон снова отвесил общий поклон.
— Хоть ты одета в эту очень практичную форму медсестры, мисс Доббс, в моих глазах ты всегда будешь носить великолепное синее шелковое платье.
Они обменялись рукопожатиями, попрощались, и она присоединилась к медсестрам, которым явно не терпелось снова начать дразнить ее.
Мейси и Айрис увидели вдали палатки, пелену порохового дыма над головой и густой туман, поднимающийся от земли.
— Мне холодно от одного взгляда туда, хотя до зимы еще далеко, — сказала Айрис.
— Понимаю. Вид леденящий, так ведь?
Мейси запахнула накидку, хотя день был не таким уж холодным.
На верху основных палаток были нарисованы громадные красные кресты, в стороне находились круглые палатки, где жили медсестры эвакуационной станции. Санитарная машина медленно ехала по изрытой колеями дороге, и когда она приблизилась к лагерю, стало ясно, что идет прием раненых.
Санитарная машина остановилась у офицерской палатки, где хранились документы и отдавались распоряжения. Вокруг нее быстро двигались люди, некоторые кричали, остальные несли свежие бинты. Едва Айрис и Мейси слезли с машины и взяли свои сумки, к ним подбежала старшая медсестра.
— Не время бездельничать. Вы немедленно нужны — со сдачей документов успеется! Снимайте накидки, надевайте фартуки и быстро в главную палатку! С места в карьер!
Два часа спустя Мейси стояла над молодым человеком и срезала толстую ткань военной формы с частично оторванной осколком руки. Ей вспомнились слова Саймона: «Тебе нужно подготовиться к тому, что увидишь». Поспешно отогнав их и утерев пот со лба тыльной стороной окровавленной ладони, Мейси почувствовала себя будто в «глазу» бури. Молодой солдат был в сознании и неотрывно наблюдал за ней, силясь понять по выражению лица серьезность своих ран. Но старшие сестры Лондонского госпиталя хорошо школили своих подчиненных: «Ни в коем случае не меняй выражения лица при виде раны — они будут смотреть тебе в глаза, чтобы увидеть свое будущее. Отвечай им прямым взглядом».
Пока Мейси быстро работала тампонами с дезинфицирующими средствами, хирург в сопровождении медсестер и санитаров переходил от одного солдата к другому, срезал кожу, кости, мышцы, извлекал шрапнель из тел мальчишек, взявших на себя тяготы мужчин.
Солдат продолжал неотрывно глядеть в глаза Мейси, пока она готовила его раны для ножа хирурга. Видя следы крови, она срезала еще часть его формы, перенесла ножницы к брюкам и стала разрезать штанину. Когда почувствовала, что рука ее коснулась жутких ран на бедре, солдат откашлялся и заговорил:
— Это ноги регбиста.
— Я так и подумала, — ответила Мейси, продолжая свое дело. — Ноги регбистов сразу узнаешь.
— Сестра, сестра, — солдат протянул к ней неповрежденную руку, — можете подержать ее?
Когда Мейси выполнила его просьбу, молодой человек улыбнулся.
— Спасибо, сестра.
Внезапно Мейси осознала, что кто-то разгибает пальцы солдата и вытягивает его руку вдоль тела. Мейси подняла взгляд на старшую медсестру. Армейский капеллан положил ладонь на плечо девушки и через секунду снял, чтобы совершить последние обряды над еще не остывшим телом молодого солдата, а двое санитаров-носильщиков ждали, чтобы снять его и освободить место для других раненых.
— О, извините…
— Нечего извиняться, — сказала старшая сестра. — Он умер меньше минуты назад. Ты сделала все, что могла. А теперь за дело. Не время стоять и думать о случившемся. Нужно просто смириться с этим. Там, снаружи, еще многие ждут твоей помощи.
Снова отбросив непокорную прядь тыльной стороной ладони, Мейси как могла приготовила стол для очередного солдата.
— Привет, сестра. Приведете меня в порядок? — спросил солдат, когда носильщики быстро, но бережно положили его на стол.
Мейси посмотрела в его глаза и увидела жуткую боль, скрываемую за попыткой шутить. Взяв ножницы, тампоны и жгучий чесночный сок, используемый для дезинфекции ран, она сделала глубокий вдох и улыбнулась.
— Да. Приведу тебя в порядок, молодой человек. Теперь лежи неподвижно.
