Глава одиннадцатая
Лорд Джулиан Комптон, узнав о «проекте» жены, дал согласие на обучение Мейси, хотя втайне считал, что это предприятие вскоре зайдет в тупик и честолюбивые устремления юной мисс Доббс угаснут от попыток одновременно быть двумя совершенно разными личностями, тем более что девушка находилась на пороге созревания. Интерес Мориса Бланша к обучению Мейси вызывал у него любопытство, и скорее не филантропические устремления жены, а участие доктора привело лорда Комптона к мысли, что в этом проекте могут быть какие-то достоинства. Он очень уважал Мориса Бланша, даже испытывал некоторое благоговение перед этим человеком.
Мейси же к концу долгого трудового дня не ощущала никакой усталости. Она начинала работу по дому в обычный ранний час. Первым делом затапливала камины, убиралась в комнатах и полировала массивную мебель красного дерева. Чисткой столовых приборов занимался младший лакей, однако Мейси, когда убиралась в столовой, после того как гости переходили в гостиную, брала в руки массивные серебряные приборы и разглядывала гравировку. На каждом предмете был герб Комптонов — большая охотничья собака и рядом с ней олень, — а под ними надпись: «Пусть не будет враждебности». Мейси задумывалась над этим гербом. Тот, кто травит, и тот, кого травят; намек на примирение между ними. Оба стоят горделиво, с достоинством. Собственно, Мейси задумывалась почти надо всем, что происходило в течение дня, и подмечала закономерности окружающей жизни.
Миссис Кроуфорд приписывала поведение Мейси занятиям с Морисом Бланшем.
— Не знаю, когда я была девочкой, нас учили читать, писать, считать. Не было никакой философской чуши.
Миссис Кроуфорд указала белым от муки пальцем на Мейси, которая только что вернулась после еженедельного похода в библиотеку. Как обычно, она бережно клала книги для миссис Кроуфорд и мистера Картера вместе с теми, которые взяла для себя, в кухонный шкаф, чтобы не испачкались. Потом несла свои к себе в комнату для чтения перед сном. Кухарка сразу же обратила внимание на объем книг Мейси и не удержалась от замечания, на которое Картер счел необходимым ответить:
— Кухарка, мистер Бланш наверняка знает про обучение современных молодых людей гораздо больше, чем мы с вами. Но должен сказать, Мейси, эта книга уж очень толстая.
Картер, переливавший из бутылки в графин превосходный портвейн, не прекратил своего занятия в ожидании ответа, но посмотрел на Мейси поверх очков.
— Мейси, ты слушаешь мистера Картера?
Картер переглянулся с миссис Кроуфорд, и оба закатили глаза в согласии, скрывающем их подлинные чувства. Они очень гордились Мейси Доббс и в глубине души претендовали на открытие ее умственной одаренности.
— Извините, мистер Картер. Вы обращались ко мне?
Чтобы заговорить, ей пришлось вынуть изо рта мизинец. Мейси спешила из библиотеки, чтобы иметь возможность погрузиться на несколько минут в одну из своих книг.
— Да, Мейси, мистер Картер обращался к тебе — и, клянусь, если снова увижу у тебя во рту палец, то намажу твои ногти карболкой. Ты так грызешь ногти, что просто удивительно — как это у тебя до сих пор руки целы!
— Извините, миссис Кроуфорд. Прошу прощения, мистер Картер. Сейчас примусь за работу. Я просто хотела наскоро заглянуть в книгу.
Картер бросил взгляд на кухонные часы.
— У тебя есть пять минут. Мы с кухаркой говорили об этой книге. Она очень толстая. Мейси, доктор Бланш не слишком загружает тебя?
— Это Кьеркегор. Мистер Бланш говорит, мне следует прочесть эту книгу, потому что он — Кьеркегор — оказал значительное влияние на современную философию. И не беспокойтесь, я управлюсь со всем.
Кухарка и Картер переглянулись снова, не желая демонстрировать незнание какой-то новомодной штуки, звучавшей для них «как кагор».
А Мейси достала из кармана фартука блокнот и начала записывать вопросы и замечания для Мориса Бланша. Как подозревал Картер, она начала читать по пути из библиотеки и увлеклась чтением. Записав все, она вернула блокнот в карман, взглянула на большие дубовые часы с жемчужно-белым циферблатом и четкими черными цифрами, видимыми из любого угла кухни, и поднялась из-за стола.
— Я только отнесу книги, потом займусь побелкой печи и полировкой мебели.
Мейси быстро вышла из комнаты, памятуя правило, что прислуге запрещается бегать, но когда нужно спешить, допускается быстрая ходьба.
— Не знаю, как она еще ухитряется видеться со своим бедным отцом при работе здесь и чтении стольких книг! Надо сказать, она молодчина, эта девочка.
Миссис Кроуфорд провела рукой по лбу и продолжила готовить пирожные. Картер перелил портвейн и теперь откупорил бренди, чтобы наполнить им изящный графин из резного хрусталя. На замечание миссис Кроуфорд он не ответил, что вызвало у нее немалую досаду, так как она обладала склонностью к твердым мнениям и любила обсуждать и отстаивать их.
— Интересно, мистер Картер, что будет, когда у Мейси появится молодой человек? Интересно, знаете ли, что с ней будет. Рыба ведь не может долго жить без воды.
Миссис Кроуфорд перестала раскатывать тесто и взглянула на хранившего молчание Картера.
— Мистер Картер, я сказала…
— Кухарка — миссис Кроуфорд, — я знаю, что вы сказали. Думаю, обучение мисс Доббс в хороших руках. И думаю, что мисс Доббс очень решительная девочка и добьется больших успехов, чем другие, когда придется выживать за пределами установленных ей границ. А потом, не нам обсуждать решения наших нанимателей. Мы можем делать только то, что от нас требуется в данных обстоятельствах.
Миссис Кроуфорд, украшавшая десерт дольками яблока, добавила туда больше корицы и гвоздики, чем обычно, и повернулась к духовке, ответив с легким раздражением:
— Вы правы, мистер Картер.
Обучение Мейси и в самом деле шло отлично. Морис Бланш поддерживал атмосферу непринужденного товарищества, сохраняя при этом определенную дистанцию, которую диктовали его статус и положение Мейси. Через полтора года обучения по строгому расписанию, установленному Бланшем, Мейси уже была на уровне, которым гордился бы учитель престижной частной школы.
Со своей стороны, Мейси знала только, что эта работа является для нее пробой сил и приятно возбуждает ее. Когда Морис давал ей новую книгу, она испытывала трепетное предвкушение. Будет ли эта книга совершенно новой, с нетронутыми страницами? Если да, Морис потребует от нее краткое содержание книги и ее оценку.
— Пожалуйста, четыре страницы в формате кварто. И небольшой совет. У этого человека есть мнения. Они, как мы уже говорили, не факты. Но, как нам известно, Мейси, они могут быть источником истины. Я поговорю с тобой об истине, содержащейся в этой книге, так что готовься!
Разумеется, книга могла оказаться уже прочитанной, тогда на каждой странице были карандашные заметки, сделанные мелким красивым почерком Мориса с легким наклоном вправо. Лист с вопросами будет вложен между последней страницей и обложкой. Мейси знала, что на каждый вопрос нужно ответить.
— Мейси, я не хочу слышать, что ты не знаешь. Я хочу выяснить, каким, по-твоему, является ответ на этот вопрос. И еще один совет: не расставайся с этим вопросом. Чем больше он беспокоит тебя, тем большему учит. Со временем, Мейси, ты обнаружишь, что самые большие вопросы в жизни требуют такого же отношения.
Со дня смерти матери Мейси прошло почти два года, и Фрэнки Доббс все еще горевал. Он клялся, что его выручает дочь, так как жил ради воскресений, и ритуал неизменно был тем же самым.
Хотя этот день не был рыночным, Фрэнки спозаранку приходил в конюшню к Персефоне. Он ласково говорил с кобылой, чистил ей шкуру, пока она не начинала блестеть, расчесывал гриву и хвост, осматривал копыта, так как ей приходилось ежедневно возить тяжелый груз на значительное расстояние. В теплой конюшне приятно пахло овсом, и здесь Фрэнки, зачастую неловкий на улице или в компании, чувствовал себя совершенно непринужденно. Обычно когда слышались шаги подходившей к конюшне Мейси, Фрэнки уже наполовину заканчивал работу.
— Папа, я здесь, — кричала ему Мейси, перед тем как заглянуть в открытую верхнюю половину двери и помахать рукой. Она всегда приносила отцу что-нибудь от миссис Кроуфорд: пирог с мясом, завернутый в белый муслин и коричневую бумагу; свежеиспеченный, еще теплый хлеб или исходящий паром яблочный пудинг, который, по словам кухарки, нужно только слегка подогреть.
Мейси быстро снимала жакет и закатывала рукава. Отец с дочерью совместно заканчивали утреннюю работу, разговор облегчался их действиями. Работали они уверенно.
— Девочка, значит, твое образование движется?
— Да, папа. Доктор Бланш считает, что в следующем году я буду готова к вступительным экзаменам и стипендии.
— Экзаменам куда? — спросил Фрэнки, идя к насосу за водой, чтобы ополоснуть намыленные вожжи и постромки Персефоны.
— В университет. Доктор Бланш говорит, я справлюсь. Ее сиятельство очень хочет, чтобы я подала заявление в Кембридж, в Гертон-колледж. Говорит, это самое подходящее место для индивидуалистки.
— Вот как? Кембридж. Шикарное место для тебя, моя девочка! — Фрэнки засмеялся, но потом серьезно посмотрел на Мейси. — Дочка, лишь бы ты не доводила себя до крайности. И Кембридж далеко отсюда. Где ты будешь жить? И как будешь сходиться с людьми в таком месте?
— Не знаю. Думаю, жить буду в колледже. Знаешь, для этого существуют всевозможные правила. И буду знакомиться с людьми. Папа, все будет отлично. Как-никак Гертон — женский колледж в деревне.
— Да, но другие девушки богаче тебя, и у них больше связей.
Чистившая Персефону Мейси подняла взгляд. Хотя Фрэнки уже вычистил лошадь с головы до хвоста, Мейси любила ощущать близость теплого животного и знала, что лошадь довольна ее усилиями.
— Папа, я уже не ребенок. Мне пятнадцать. И я видела больше, чем большинство девушек моего возраста. Доктор Бланш знает, что делает.
— Да, конечно, дочка. Человек он умный. Я только беспокоюсь о тебе.
Фрэнки вытер чистую сбрую сухой тряпкой, повесил вожжи и постромки на крюк в низком потолке. Потом, когда Мейси уедет в Белгравию, Фрэнки вернется в конюшню, чтобы накормить Персефону, снимет с крюка сухие вожжи, узду, постромки и вотрет в кожу подогретое костяное масло.
— Папа, не беспокойся. У меня все очень хорошо. Куда пойдем на прогулку? У меня есть отличные бутерброды и две бутылки имбирного пива.
Через три дня после встречи с отцом Мейси ранним вечером оживленно шла к библиотеке на очередной урок. Она виделась с Морисом Бланшем каждую вторую среду, ровно в половине шестого, в библиотеке. Они проводили там три часа, потом доктор Бланш уходил в столовую на неофициальный ужин с Комптонами. Мейси продолжала заниматься одна, пока он и леди Роуэн, закончив ужин, не шли ознакомиться с ее работой. Леди Роуэн была вполне довольна образованием Мейси Доббс, задавала вопросы, предлагала дополнительные сферы для изучения. Но в этот вечер обсуждалась новая возможность.
— Мейси, я думаю, пора заняться работой в поле.
Мейси поглядела сперва на доктора Бланша, потом на леди Роуэн. Должно быть, имелась в виду ботаника.
— Леди Роуэн поговорила с мистером Картером, и на будущей неделе, в среду, мы устроим экскурсию. Собственно говоря, я запланировал несколько экскурсий, так что нам нужно будет встречаться раньше, чем обычно.
— Какие экскурсии? Куда мы будем ездить?
— В разные места, — ответил Бланш, — представляющие исторический, социальный и экономический интерес.
Больше он ничего не прибавил. В последующие недели Бланш возил Мейси знакомиться с разными людьми, и она проводила время, общаясь с ними. Поначалу Морис оставался с ней, но со временем стал тихо уходить из комнаты, оставляя Мейси разговаривать с его другом, так как все, с кем он знакомил ее, считались друзьями Мориса Бланша. Мейси кое-кто из них казался странным, и она не знала, что сказал бы обо всем этом Фрэнки Доббс.
— Сегодня мы встретимся с моим близким другом доктором Бэзилом Ханом, — сообщил Морис Бланш Мейси, когда они приехали на такси в Хэмпстед. — Это выдающийся ученый, родился на Цейлоне в семье высокой касты. Имя ему дали в честь одного из бывших коллег его отца, англичанина. Хан, как он называет себя, совершенно слепой. Он лишился зрения после несчастного случая, но, как часто бывает, это стало основанием дела его жизни.
— Какое у него дело жизни?
— Хан, как ты увидишь, человек огромной мудрости и проницательности. Проницательность нужна ему в работе. Он дает аудиенции политикам, коммерсантам, священникам. В Англию Хан приехал молодым человеком, родители отправили его к видным офтальмологам, но вернуть зрение ему не смогли. Находясь в Англии, Хан получил в Оксфорде степень доктора философии. Потом вернулся на Цейлон, объехал весь полуостров Индостан ради общения с мудрецами. Жизнь, которой он наслаждался в Лондоне и Оксфорде, перестала его привлекать. Теперь он живет в Хэмпстеде.
— Ну и зачем мне нужно его видеть?
— Мейси, мы едем к нему, чтобы он увидел тебя. А ты усвоила, что видеть можно не только глазами.
Визит к Хану стал для Мейси очень поучительным. Его квартира в большом доме выглядела непритязательно: простая деревянная мебель, шторы без рисунка или текстуры, подсвечник и странный запах, от которого она сразу закашлялась.
— Мейси, ты привыкнешь к нему. Хан воскуряет благовония, чтобы создать в доме ароматную атмосферу.
Мейси поначалу оробела, когда Бланш ввел ее в большую комнату, где на полу были только подушки и сидел, скрестив ноги, какой-то старик. Перед ним находилась большая застекленная дверь, словно он разглядывал вид снаружи, и когда Мейси и Морис Бланш шли к нему, Хана обрамляли лучи света. Казалось, его принесли в эту комнату какие-то мистические транспортные средства. Не поворачиваясь, Хан поманил Мейси рукой:
— Иди, дитя, садись рядом. Нам нужно о многом поговорить.
К ее удивлению, Морис Бланш жестом предложил ей идти и сам тоже пошел к Хану. Наклонился, взял костлявые смуглые руки старика в свои и поцеловал его в морщинистый лоб. Хан улыбнулся, кивнул, потом повернулся к Мейси.
— Дитя, скажи мне, что ты знаешь.
— Э…
Хан с Морисом засмеялись, и старик с длинными седыми волосами и почти бесцветными глазами приветливо улыбнулся Мейси.
— Да, хорошее начало. Очень хорошее. Давай поговорим о знании.
И Мейси — дочь уличного торговца из Ламбета, живущего на южном берегу реки, разделяющей лондонских богачей и бедняков, — начала учиться таким образом, как хотел Морис, у накопленных Ханом веков мудрости.
С Ханом она научилась сидеть во вдумчивом молчании, усвоила, что спокойный разум дает проницательность, превосходящую книжное учение и часы инструктирования, и что такая мудрость поддерживает всю прочую эрудицию. Впервые сев на подушку перед Ханом и скрестив ноги, она спросила, что ей делать. Старик поднял лицо к застекленной двери, потом обратил к ней ясные белые глаза и сказал лишь: «Внимай».
Мейси воспринимала сидение с Ханом серьезно и близко к сердцу, интуитивно сознавая, что эти занятия пригодятся ей. Через несколько лет уроки Хана принесут ей спокойствие среди артобстрела, жутких ран и криков раненых. Но теперь Морис Бланш сказал Мейси, что она не случайно часто знает, что скажет человек, до того как он заговорит, и как будто интуитивно предвидит события.