Глава 9
Случай с недоброжелательным медиумом
– Сомнений быть не может – он мертв, – констатировал Фен, склоняясь над телом. – Пуля вошла в шею. Стреляли, надо думать, из чего-то вроде скорострельной винтовки. Такое иногда случается с шантажистами. В любом случае хорошо, что он, а не мы.
Их чудесное спасение не принесло Кадогану ожидаемого облегчения: поэт объяснял это тем – и едва ли ошибался, – что никогда до конца не верил, что его могут убить. Но Фен не позволил ему слишком долго размышлять на эту тему.
– Пуля вошла горизонтально, – сказал он, – это значит, что стреляли из верхних окон дома напротив. Наверняка наш приятель прямо сейчас уносит оттуда ноги. Давай-ка перейдем на ту сторону, – с этими словами он поднял свой револьвер и взял ключи от двери бюро из кармана мистера Россетера.
– Разве мы не должны позвонить в полицию?
– Позже, позже, – отвечал Фен, таща Кадогана из комнаты. – Много пользы от звонков в полицию, когда убийца в это время убегает!
– Ну, конечно, он убежит, – при этих словах Кадоган споткнулся о прут, прижимавший лестничный ковер, и чуть не упал. – Не думаешь же ты, что он стоит там и ждет нас? – Но на этот вопрос ответа не последовало.
Светофор у Карфакса задерживал движение в одном направлении, поэтому наши герои пересекли Корнмаркет без проволочек. Однако они потеряли несколько минут в поисках входа в квартиру напротив, а когда отыскали его в проулке позади магазинов, он оказался заперт.
– Если это тоже владение мисс Элис Уинкворт, – сказал Фен, – я закричу. – У него был такой вид, что ему можно было поверить.
Констебль, стоявший на противоположном тротуаре, наблюдал за их ужимками с некоторым любопытством, но Фен настолько забыл об этом важном факте, что открыл окно и стал влезать внутрь, прежде чем Кадоган успел остановить его. Констебль поспешил перейти на их сторону и с негодованием обратился к Фену, исчезающему в окне.
– Стойте, стойте! – окликнул он. – Что это вы тут устраиваете?
Успешно проникнув через окно, Фен обернулся и высунулся наружу. Он заговорил почти как духовное лицо, обращающееся к прихожанам с кафедры:
– В квартире напротив был только что застрелен человек, – ответил он, – и его застрелили отсюда. Достаточно ли для вас такого объяснения?
Констебль уставился на Фена, совсем как Валаам, должно быть, смотрел на свою ослицу:
– Постойте, вы шутите? – произнес он.
– Конечно же, не шучу, – с возмущением возразил Фен. – Пойдите и убедитесь сами, если не верите мне.
– Боже святый! – воскликнул констебль и поспешил обратно через Корнмаркет.
– А он простак, – заметил Кадоган, – почем знать, может быть, ты собрался грабить эту квартиру.
– Она пуста, голова твоя садовая, – возразил Фен и исчез внутри. Через очень короткое время он опять вернулся к окну. – Там никого, – сказал он. – Но есть пожарная лестница, спускающаяся на маленькую зеленую лужайку за углом, а окно рядом с ней взломано. Бог знает, где ружье. Все равно сейчас у меня нет времени на его поиски.
– Почему нет?
Фен выкарабкался из окна и упал на тротуар рядом с Кадоганом.
– Потому что, пойми, старый пьяница, я не хочу терять время, давая показания этому констеблю. Нам тогда придется идти в участок, а это значит потерять по меньшей мере час.
– Но послушай, разве сейчас не самое время полиции взять все это дело в свои руки?
– Да, – честно ответил Фен, – ты прав. И если бы я был сознательным гражданином, я должен был бы позволить им это. Но я несознательный гражданин и считаю, что этим делом должны заниматься мы. Во-первых, полиция не поверит нам, когда мы выложим им всю правду. И это мы провели все расследование, это мы рисковали собой. Я считаю, что мы имеем полное право довести это дело до конца и именно так, как мы хотим. Я, признаться, вошел в азарт. Во мне есть что-то романтическое, – добавил он задумчиво. – Я несостоявшийся искатель приключений, рожденный не в свое время.
– Что за чушь!
– Что ж, ты можешь держаться в стороне, если хочешь. Давай беги, рассказывай полиции. Они, кстати, упрячут тебя в тюрьму за кражу продуктов.
– Ты, кажется, забыл, что я нездоров.
– Ладно, – сказал Фен с деланым равнодушием, – поступай как хочешь. Мне все равно. Могу обойтись и без тебя.
– Мне странно такое отношение…
– Мой дорогой друг, я прекрасно понимаю. Не говори об этом больше. В конце концов, ты поэт, и этого следовало ожидать.
– Чего следовало ожидать? – в бешенстве переспросил Кадоган.
– Ничего. Я ничего не имел в виду. Ну ладно, я должен спешить, пока не вернулся этот полицейский.
– Конечно, если ты упорно ведешь себя как двухлетний ребенок, я считаю, что должен пойти с тобой.
– О! Правда? Смею сказать, что ты только будешь мешать.
– Ничуть.
– До сих пор ты только путался под ногами.
– Какая несправедливость! Смотри, опять тот полицейский.
Переулок огибал здание с его задней стороны и выходил на Маркет-стрит, которая соединялась с Корнмаркет примерно напротив конторы мистера Россетера. Именно здесь Фен и Кадоган осторожно вынырнули, какое-то мгновение полицейского не было в поле зрения.
– На рынок, – отрывисто сказал Фен. И торопливо пройдя по улице, они свернули у входа с правой стороны.
Оксфордский рынок довольно велик и расположен там, где Хай-стрит и Корнмаркет сходятся под прямым углом. Здесь друзья могли укрыться от глаз констебля, если бы он решил преследовать их, хотя, как заметил Фен, он вряд ли бы смог пуститься за ними в погоню прежде, чем его сменили бы в офисе мистера Россетера. Вдоль двух главных проходов рынка тянулись прилавки, где продавали мясо, фрукты, цветы, овощи, и они пошли по одному из них, натыкаясь на домашних хозяек, которые, как жуки, роились повсюду в поисках товара подешевле. В воздухе носились аппетитные запахи свежих продуктов, и после залитой солнечным светом улицы похожее на огромный амбар здание казалось прохладным и сумрачным.
– Все, что я хочу сказать, – продолжал Фен, – это наша, и только наша задача. Да, может статься, главное завоевание эры торжества законности и состоит в том, что человеку не приходится сражаться в одиночку в прямом смысле этого слова, но это делает жизнь пресной. Собственно, мы не выходим за рамки своих полномочий. Мы обнаружили тяжкое уголовное преступление и ищем преступника, и если полиция захочет помешать нам, им же хуже. – Тут он внезапно устал от своей софистики. – Но вообще-то, мне плевать с высокой колокольни, выхожу я за рамки своих полномочий или нет. Смотри, кафе. Давай зайдем и выпьем чаю.
Кадоган жадно выпил свой чай и опять почувствовал присущий ему интерес к жизни. Фен между тем отлучился в поисках телефона, чтобы побеседовать с мистером Хоскинсом, находящимся в его комнате.
– Мистер Споуд ушел, – сообщил Хоскинс, – сразу же после вас с Кадоганом, а куда – я не знаю, но, видно, ему было неудобно. В светском смысле слова, я имею в виду. Салли и доктор Уилкс все еще здесь.
– Прекрасно. Вас, думаю, обрадует известие, что мистера Россетера кокнули прямо у нас под носом. Но он успел сообщить, что не убивал мисс Тарди.
– Подумать только! – мистер Хоскинс был явно поражен этим известием. – Он сказал правду, как вы думаете?
– Надо полагать, да. Он намеревался нас убить под конец разговора, поэтому у него не было особенных причин нам врать. Кто-то застрелил его из ружья из квартиры напротив, кто-то, кого он обв… О моя шкурка, о мои усики!
– С вами все в порядке? – встревожился мистер Хоскинс.
– Физически да, но не с головой. До меня только сейчас кое-что дошло, но теперь слишком поздно. Ну ничего, вы еще услышите об этом. Потом. А пока я хочу спросить вас, не могли бы вы помочь мне раскрыть личность одного подозреваемого – Берлина? Он доктор, и он необыкновенно тощий. Кажется, что это легко, но на самом деле может оказаться довольно трудной задачей.
– Увидим, что я смогу сделать. Но мне тогда придется отлучиться от Салли. Она говорит, что ей давным-давно пора бы вернуться на работу в магазин.
– Она должна оставаться в моей комнате! Уилкс присмотрит за ней. Жаль, конечно, что этот старикашка при всем своем маразме отличается одновременно крепким здоровьем и влюбчивостью, но уж придется ей рискнуть.
– Вы сейчас возвращаетесь? Где мне искать вас, если я найду того человека?
– Я буду в «Булаве и Скипетре» около четверти седьмого. Позвоните мне туда, – и Фен, понизив голос, стал давать дальнейшие распоряжения.
Ко времени его возвращения Кадоган покончил с масляными сконами и поглощал кусок эйнджел-кейка.
– «Случай с жадно лопающим бардом», – сказал Фен, зажигая сигарету. – Ты можешь, если хочешь, пнуть меня ногой… Нет уж, уволь! – сердито продолжал он. – Я это только для красного словца. Да, пожалуй, старческий упадок не пощадил мою голову…
– Что случилось? – спросил Кадоган с полным ртом.
– Тебе вовсе не обязательно разом запихивать в рот такие большие куски… Вопрос в том, куда наш приятель-убийца отправился из той квартиры.
– Ну и куда же?
– Ясное дело, в офис Россетера. Разве не помнишь, что сведения, которые могли стоить ему головы, были в портфеле Россетера? Не было бы смысла убивать его, если бы убийца не стремился заполучить его в свои руки. А я вошел в раж, как мальчишка, и оставил портфель там.
– Господи! – воскликнул пораженный Кадоган. – То есть мы могли бы все узнать еще там…
– Ну да. Как бы там ни было, сейчас уже поздно. Портфель заполучили либо убийца, либо полиция. Еще один вопрос, который меня интересует, – это каким образом убийца вынес свое ружье. Я думаю, что оно было очень маленькое, может быть, даже 22-го калибра, но преступнику, чтобы вынести его, понадобилось бы что-то безобидное с виду вроде сумки для гольфа, – сказал Фен с глубоким вздохом.
– Что будем сейчас делать?
– Думаю, что нам следует разыскать мисс Элис Уинкворт.
Женщина, сидевшая за соседним столиком, встала и подошла к ним.
– Вы упомянули мое имя? – спросила она.
Кадоган подпрыгнул от неожиданности, и даже Фен на мгновение потерял самообладание. Это вторжение было необъяснимо, но, с другой стороны, если хорошенько поразмыслить, то почему бы мисс Элис Уинкворт не очутиться за чаем в том же кафе, что и им? Им это показалось странным, как, без сомнения, и ей, но для стороннего наблюдателя в этом совпадении не было бы ничего удивительного.
Она смотрела на них сверху вниз с явным неодобрением. У нее было жирное лунообразное лицо с желтоватой кожей и едва заметными черными усиками, носик пуговкой и маленькие поросячьи глазки – лицо женщины, привыкшей вести себя эгоистично и властно. Седеющие волосы были закручены в два пучка над ушами и увенчаны черной шляпкой, расшитой множеством красных и лиловых шариков. На безымянном пальце правой руки красовалось претенциозное кольцо с бриллиантом. Одета она была в дорогие, но плохо сидящие на фигуре черные жакет и юбку.
– Вы говорили обо мне? – повторила она.
– Садитесь, – любезно предложил Фен, – и давайте поболтаем.
– У меня нет желания сидеть с вами, – ответила мисс Уинкворт. – Полагаю, вы мистер Кадоган и мистер Фен. Мои служащие говорили мне, что вы донимали их расспросами обо мне и что вы, мистер Кадоган, имели наглость украсть часть моей собственности. Теперь, когда я нашла вас, я пойду прямо в полицию и сообщу им, что вы здесь.
Фен поднялся с места.
– Садитесь, – повторил он, но уже не таким любезным тоном.
– Как вы смеете угрожать…
– Как вам хорошо известно, прошлой ночью была убита одна женщина. Нам нужны кое-какие сведения, которые вы можете нам сообщить.
– Что за чушь! Я отрицаю…
– Она была убита в вашем магазине и при вашем потворстве, – безжалостно продолжал Фен, – и вам выгодна ее смерть.
– Вы ничего не можете доказать…
– Наоборот, я могу доказать очень многое. Россетер проговорился. Он тоже, как вам, возможно, известно, мертв. У вас сейчас в самом деле очень незавидное положение. Лучше бы вы рассказали нам, что вам известно.
– Я пойду к своему адвокату! Как вы смеете так оскорблять меня? Вы у меня оба отправитесь в тюрьму за клевету!
– Хватит валять дурака, – резко сказал Фен. – Ступайте в полицию на здоровье. Вас немедленно арестуют за сокрытие убийства, если не за самое убийство.
В маленьких алчных глазках женщины отразились колебание и страх.
– Зато если, – продолжал Фен, – вы расскажете нам все, что вам известно об этом деле, может быть, удастся устроить так, что вы и вовсе выйдете сухой из воды, подчеркиваю: может быть, хоть и не наверняка. Итак, каков будет ваш выбор?
Тут мисс Уинкворт вдруг тяжело осела обратно в кресло и, достав пахнущий лавандой кружевной носовой платок, вытерла вспотевшие руки.
– Я не убивала ее, – сказала она тихо. – Я не убивала ее. Мы и не думали ее убивать. – Она вдруг обернулась: – Мы не можем разговаривать здесь!
– Не вижу никаких причин не делать этого, – ответил Фен. И действительно, в кафе было почти пусто. Единственная официантка с бледным и безучастным лицом стояла, опершись о дверной косяк, держа в руках посудное полотенце. Хозяин кафе неумело возился с большим сияющим баком для кипятка.
– А теперь, – отрывисто произнес Фен, – отвечайте на мои вопросы.
Вытянуть связный рассказ из мисс Уинкворт оказалось непросто, но в итоге общая картина сложилась достаточно ясной. Она подтвердила то, что рассказал мистер Россетер о плане запугивания мисс Тарди, добавив к его рассказу парочку незначительных подробностей, но на вопрос, знакомы ли ей двое других мужчин, замешанных в это дело, отрицательно покачала головой.
– Они были в масках, – сказала она, – и я тоже. Мы пользовались именами, которые дала нам старуха.
– Как вы познакомились с мисс Снейт?
– Я медиум. Медиум-экстрасенс. Я обладаю способностями. Старушка хотела вступить в контакт с загробным миром, она боялась умереть, – мисс Уинкворт лукаво улыбнулась. – Разумеется, не всякий раз, как нам заблагорассудится, мы можем вступить в контакт с потусторонним миром. Поэтому мне иногда приходилось устраивать все таким образом, чтобы оградить ее от разочарования. Мы получали очень утешительные послания оттуда, ровно такие, как ей нравилось.
– Итак, бедное введенное в заблуждение создание оставило вам деньги за подделку эктоплазмы? Продолжайте. Вы владеете магазином на Иффли-роуд и еще одним на Банбери-роуд?
– Да.
– Это вы ответственны за смену ассортимента?
– Да, я перевезла игрушки с Банбери-роуд на Иффли-роуд на своей машине. Это было нетрудно. Мы сложили все продукты в задней части другого магазина и расставили игрушки по местам. Жалюзи были опущены на обоих магазинах, так что снаружи никто не мог заметить перемену.
– Знаешь, – сказал Фен, обращаясь к Кадогану, – в картине, как эти полоумные преступники таскают игрушки и продукты туда-сюда глубокой ночью, есть нечто глубоко комичное. Не могу не согласиться с Россетером: трудно вообразить себе большее ребячество, чем этот план.
– Но он сработал, не правда ли? – ядовито заметила женщина. – Полиция не поверила вашему другу, когда он рассказывал о своем драгоценном магазине игрушек.
– Это долго не действовало. Магазин игрушек, стоящий там, где стоит, не вызывает особых подозрений, но передвижной магазин… Право слово, тут все кричит о необходимости расследования. Кстати, как вы узнали о Кадогане и полиции?
– Мистер Россетер узнал об этом и сообщил мне по телефону.
– Понятно. А кто потом доставил игрушки на их прежнее место, в другой магазин?
– Тот же, кто избавился от тела.
– И кто же это?
– Я не знаю, – неожиданно ответила женщина. – Они тянули жребий…
– Что?
– Говорю вам: они тянули жребий. Это было опасное дело, и никто не хотел брать его на себя добровольно. Они тянули жребий.
– Это уже превращается из комедии в фарс, – сухо заметил Фен. – Впрочем, не то чтобы в этом не было ни грана смысла. И кто же вытащил роковую карту?
– Уговор был не говорить остальным. Я не знаю. Тот, кто это делал, должен был вернуть игрушки на место. Я оставила машину и ключи от обоих магазинов. Машину должны были оставить в определенном месте – я нашла ее сегодня утром, а ключи вернули мне заказным письмом. Потом я ушла. Я не знаю, кто там оставался.
– В котором часу вы ушли?
– Кажется, в половине первого ночи.
– А! – воскликнул Фен. Он обернулся к Кадогану. – А ты ввалился in medias res сразу же после. Должно быть, ты доставил «похитителю тел» пренеприятнейшую встряску.
– Да и он в долгу не остался, – проворчал Кадоган.
Они замолчали, когда официантка подошла убрать со стола чайную посуду и выдала им счет. Когда она удалилась, Фен спросил:
– Кто именно участвовал в этом деле?
– Я и мистер Россетер, а также двое мужчин под кличками Моулд и Берлин.
– Как они выглядели?
– Один, скажем так, коротышка, другой очень худой. И этот, второй, которого мы звали Берлин, был врач.
– Хорошо, – Фен стряхнул пепел с сигареты в ближайшее блюдце. – А теперь послушаем, что же на самом деле произошло.
Мисс Уинкворт принялась запираться:
– Я не хочу больше ни о чем рассказывать. Вы не можете меня заставить.
– Не можем? В таком случае пойдемте-ка в полицию. Уж у них-то вы живо разговоритесь.
– Я имею право…
– В любом нормальном обществе у преступника никаких прав не имеется. – Кадоган никогда до сих пор не слышал, чтобы Фен был так резок; ему открылась новая, незнакомая черта его характера. Хотя, может статься, он просто избрал такой метод для достижения своей цели? – Неужели вы думаете, что после вашего гнусного сговора с целью убийства глухой беспомощной женщины кто-нибудь озаботится защитой ваших прав? Лучше бы вам держаться от полиции подальше и не проверять, как они отнесутся к вашему появлению.
Мисс Уинкворт приложила носовой платок к своему толстому носу и высморкалась.
– Мы не хотели убивать ее, – сказала она.
– Но один из вас ее убил.
– Это не я, говорю вам! – так громко воскликнула она, что хозяин кафе уставился на нее.
– В этом разбираться предоставьте мне, – возразил Фен. – И говорите потише, если не хотите, чтобы об этом стало известно всему свету.
– Я… я… Вы ведь не допустите, чтобы у меня случились неприятности? Я ничего плохого ей не желала. Мы не собирались ее трогать, – тихо скулила она злобным голоском. – Мне… Мне кажется, было примерно четверть одиннадцатого, когда мы закончили перестановку в магазине. Потом мы все поднялись наверх. Мистер Россетер, Моулд и я прошли в задние комнаты, а мужчина по прозвищу Берлин остался встретить старую женщину. У него было забинтовано лицо, так что впоследствии никто бы не смог узнать его. За все отвечал мистер Россетер, он сказал, что сообщит нам, что и как делать. Мы платили ему за помощь.
Кадоган мысленно вернулся в тот темный, безобразный маленький домик: коридор с устланным линолеумом полом, где стоял шаткий столик, на котором он оставил свой фонарик, две спальни в задней части и две гостиные сразу у входа; крутые узкие ступеньки без ковра; запах пыли и ощущение этой пыли на кончиках пальцев; занавешенные окна, дешевый буфет и кожаные кресла; липкое тепло, приторный запах крови – и синее распухшее лицо трупа на полу…
– Затем девушка привела эту женщину и ушла. Верней, мы так думали, что ушла. Мы слышали, как мужчина по имени Берлин немного поговорил с ней, а потом он вернулся к нам. Затем мистер Россетер сказал, что ему нужно поговорить с ней, а мы должны подождать. Мне показалось это странным, потому что он был без маски, но я тогда промолчала. Прежде чем выйти, он велел нам разделиться и ждать в разных комнатах. Мужчина по имени Моулд спросил, зачем бы это могло понадобиться (он был пьян и агрессивен), но второй велел ему вести себя тихо и делать, что говорят. Он сказал, что они с мистером Россетером все обсудили и все идет точно по плану. Мне показалось, что мистер Россетер был несколько удивлен, но он кивнул. Берлин прошел в другую комнату у главного входа, а я осталась, где была, Моулд прошел во вторую спальню. Через некоторое время Берлин вернулся туда, где сидела я, а немного позже мистер Россетер…
– Одну минуту! – прервал ее Фен. – Где был Россетер все это время?
– Он был с этой женщиной. Я видела, как он входил.
– Она была жива, когда он вышел?
– Да, я слышала ее голос, она что-то сказала ему, когда он закрывал дверь.
– Кто-нибудь еще входил туда, пока он был там?
– Нет, моя дверь была открыта, и мне было бы видно.
– А когда он ушел, то сразу же вернулся обратно в вашу комнату?
– Совершенно верно. Он сказал Берлину и мне, что запугать ее не так-то просто, и они с Берлином о чем-то спорили недолгое время, а я сказала, что они оставили дверь открытой и она может услышать их. Тогда они закрыли дверь.
– Значит, это Шарман убил ее, – вмешался Кадоган.
– Постойте-ка, – сказал Фен. – О чем они спорили?
– О чем-то юридическом, о заверении или о чем-то еще в этом роде. А примерно через пять минут другой мужчина, Моулд, пришел и сказал, что ему показалось, будто кто-то ходит по магазину, и что нам надо немного помолчать. Но мистер Россетер прошептал, что все в порядке, потому что она пока еще не испугалась, и он сказал ей, что должен приготовить некоторые документы, на это потребуется какое-то время. Ну вот, мы сидели тихо довольно-таки порядочное время, и я припоминаю, что под конец послышалось, как часы где-то в городе пробили без четверти двенадцать. Мистер Россетер и Берлин опять принялись спорить и сказали, что тревога была ложной, а мистер Россетер дал так называемому Моулду револьвер и какую-то юридическую бумагу и велел ему идти и приступать к делу.
– Одну минуту. Вы все были вместе в той комнате с того самого времени, как пришел Моулд и сказал, что кто-то ходит по магазину?
– Да.
– И никто не отлучался ни на минуту?
– Нет.
– Как вы думаете, сколько времени вы все вместе прождали там?
– Около двадцати минут.
– Хорошо. Продолжайте.
– Этому Моулду, видимо, поручили осуществить задуманное. Он сказал, что позовет нас, когда мы понадобимся, и ушел. Но примерно через минуту он вернулся и сообщил, что в комнате, где сидела та женщина, нет света. Кто-то выкрутил лампочку. Решив, что она ушла, он стал шарить в темноте в поисках свечи, которую прежде там заметил, как вдруг споткнулся о женщину, она лежала на полу. Мы пошли туда с фонариком: она была мертва и вся опухла, а вокруг шеи была обмотана тонкая веревка. Человек по имени Берлин назвался врачом. Он наклонился осмотреть ее. Мистер Россетер весь пожелтел от испуга. Он сказал, что это сделал кто-то посторонний и нам следует заглянуть в магазин внизу. Спускаясь по лестнице вниз, мы сразу же увидели девушку, прятавшуюся там. Мистер Россетер показал ей тело и сказал что-то, что ее напугало, а потом отпустил. Нам это не понравилось, но он сказал, что мы были в масках, поэтому она не должна узнать нас потом, и она будет молчать в своих же интересах. Берлин поднялся и окинул нас подозрительным взглядом, а затем неожиданно сказал: «Никто из здесь присутствующих не делал этого». Мистер Россетер возразил: «Не будьте идиотом. Кто же еще мог это сделать? Вы все окажетесь под подозрением, если дело выйдет наружу». Моулд сказал: «Мы должны сохранить это в тайне», и я с ним согласилась. Тогда они решили тащить жребий, кому поручить избавиться от тела.
Она внезапно замолчала. Рассказ физически утомил ее, но Кадоган не заметил никаких признаков, которые говорили бы о том, будто она хоть как-то оценивает то, о чем рассказывает, с точки зрения морали. Она говорила об убийстве так, как могла бы беседовать о погоде, слишком эгоистичная, толстокожая и лишенная воображения, чтобы предвидеть возможные последствия как этого рокового, необратимого действия, так и своего положения.
– Ну вот, мы подходим ближе к делу, – задумчиво промолвил Фен. – Действующие лица: Моулд (идентичен нашему мистеру Шарману), Берлин (доктор, не опознан), Лидз (вот эта присутствующая здесь особа), Райд (Салли) и Уэст. Каким боком этот загадочный Уэст здесь замешан, хотел бы я знать… Предъявил ли он права на свое наследство? Россетер ничего о нем не сказал. Создается впечатление, что все пошло вкривь и вкось, за исключением одного, конечно. Бог знает, какую чепуху наговорил Россетер Шарману и доктору или каким был их изощренный план. Это сейчас уже не имеет значения. Сдается мне, что также не имеет значения, как Россетер собирался осуществить это убийство и свою «подставу», это ему тоже не удалось. Вопрос не в том, кто намеревался убить эту женщину, а в том, кто это сделал. Признаться, любопытно было бы узнать, что имел в виду доктор, сказав, что никто из присутствующих не мог этого сделать, это связано со словами Россетера о «невозможном убийстве». – Фен опять повернулся к женщине, которая держала у носа маленькую желтую бутылочку с нюхательной солью, Кадоган заметил, что под ногтями на ее руках были черные каемки грязи.
– Возможно ли, что кто-то прятался в квартире или магазине еще до вашего прихода?
– Нет, он был заперт, да и мы как следует осмотрели все помещение.
– А мог ли кто-нибудь проникнуть через окно той комнаты, где находилась мисс Тарди?
– Нет, оно было заколочено. Все окна были заколочены. Я не пользовалась квартирой в течение года.
– Что позволило Уэсту выйти, – сказал Фен. – Если бы кто-нибудь прошел через магазин, Салли сказала бы. А пути наверх в квартиру, кроме как по лестнице, ведущей из магазина, не было?
– Нет.
– Пожарной лестницы, например?
– Нет. Я убеждена, – неожиданно сказала женщина, – что это сделала девушка.
– На основании тех сведений, которыми мы располагаем на настоящее время, это вполне возможно, – согласился Фен. – За исключением того, – добавил он, обращаясь к Кадогану, – что она в этом случае вряд ли бы с такой готовностью рассказала нам все, что знала. Такая ложь потребовала бы колоссального напряжения нервов, и ей вовсе не обязательно было вообще что-либо рассказывать. Посмотрим… – Он взглянул на часы. – Пять двадцать – нам надо идти. Я хочу убедиться, что с Салли все в порядке, а потом пойти в «Булаву и Скипетр» ждать новостей от мистера Хоскинса. Мы должны вернуться окольным путем. Если тот констебль поступил, как ему полагается по службе, половина полиции Оксфорда сейчас рыщет вокруг в поисках нас, – с этими словами он встал с места.
– Послушайте, – сказала женщина взволнованно, – вы ведь не впутаете в эту историю мое имя? Не впутаете?
– Что вы, как можно! – ответил Фен, чья привычная веселость вернулась к нему. – Ваши показания слишком важны. Вы ведь никогда и не думали, что я пойду на это, разве не так?
– Негодяй! – ответила она. – Гнусный негодяй!
– Что за выражения! – благожелательно ответил Фен. – Выбирайте выражения. И, кстати, не пытайтесь уехать из Оксфорда: вас тут же поймают. Приятного дня.
– Но послушайте…
– Приятного вам дня.