Глава 10
Случай с прерванным семинаром
Солнечные лучи уже перестали прямо светить в окна одной комнаты в Нью-колледже; в ней стало приятно прохладно. «Мученичество» Уччелло, висевшее над камином, было почти в тени. На книжных полках скромно выстроились первоиздания. Кресла были комфортабельные и глубокие, и у каждого почтительно ожидала пепла гигантских размеров медная пепельница, а в буфете красного дерева посверкивали графины и рюмки. Хозяин комнаты, мистер Адриан Барнеби, свободно откинулся в кресле, держа в руке рюмку мадеры и закусывая глазированным кексом, с неудовольствием слушал разговор студентов, набившихся в его комнату. «Эти вечеринки с чаем и мадерой в духе Реставрации, – думал он, – были бы очень приятны, если бы на них не являлись люди, плохо одетые и недостаточно чистые после напряженных тренировок на реке». Сейчас он старался понять, по какой причине здесь оказались несколько человек, которых он, в чем он был совершенно уверен, не приглашал и, уж если на то пошло, никогда раньше не видел. В нем довольно лениво зашевелилось возмущение. Его взгляд упал на лохматого юношу, стоявшего неподалеку, с жадностью волка пожиравшего масляные сконы. Он наклонился вперед и с видом человека, сообщающего нечто конфиденциальное, спросил:
– Кто вы такой?
– О, ну тут, если что, все в порядке! – ответил юноша. – Я пришел, если что, вместе с Кроликом. А он сказал, что вы не будете против.
– Кролик? – переспросил мистер Барнеби, ничего не слыхавший о таком.
– Да. Посмотрите. Вон тот тип с волосами торчком.
– А! – ответил мистер Барнеби, не в силах воскресить в памяти ничего об этом Кролике ни при каких обстоятельствах.
– Ну и, в общем, надеюсь, вы не против, если что, – продолжал лохматый юноша. – А то врываться в дом, и все такое…
– Конечно, – ответил мистер Барнеби, – вы очень кстати.
– Восхитительный херес, – юноша показал на свой стакан с мадерой.
Мистер Барнеби покровительственно улыбнулся ему вслед, когда тот отошел. Другой молодой человек, почти такой же элегантный, как сам мистер Барнеби, подошел к хозяину.
– Адриан, – спросил он, – кто все эти ужасные люди? Они разговаривают о гребле.
– Мой дорогой Чарльз, я знаю: «шишки» и прочая дребедень. Ни дать ни взять френологи… Но мне и в самом деле пора закрыть дверь, а иначе все это племя гребцов будет здесь. Поглядите-ка! – простонал мистер Барнеби, внезапно оседая в кресло. – Еще один!
Но через мгновение он расплылся в улыбке, потому что вновь пришедшим оказался мистер Хоскинс, за которым никогда не водилось увлечения каким-либо спортом, за исключением одного, самого древнего. Он сконфуженно пытался протиснуть свою огромную фигуру среди расположившихся группами болтающих гостей и предстал перед мистером Барнеби, улыбаясь своей неуловимой меланхолической улыбкой.
– Мой дорогой Энтони, как я рад видеть тебя, – сказал мистер Барнеби с явным удовольствием. – Мне жаль, что здесь полно этих ужасных физкультурников, но они явились без приглашения. Что ты будешь пить?
– А что пьет Чарльз?
– А! Эфир с молоком или еще какую-то жуткую субстанцию в этом духе. Но ты знаешь Чарльза. Бедняга никак не может понять, что романтический декаданс закончился. Он все еще пишет стихи об «affreuses Juives» и так далее и тому подобное. Как насчет мадеры?
– Адриан, – спросил мистер Хоскинс, когда ему принесли мадеру. – Знаешь ли ты что-нибудь о местных докторах?
– Боже милостивый, нет. Ведь ты не болен, Энтони?
– Нет, совершенно здоров. Я пытаюсь найти человека для Фена.
– Для Фена?.. Понимаю: кто-то совершил леденящее кровь преступление, – с явным удовольствием провозгласил мистер Барнеби. – Но я езжу в Лондон, когда чувствую себя плохо. Дай подумать, кто… Конечно, это Гауэр.
– Гауэр?
– Ипохондрический валлиец, мой дорогой Энтони, в Джизусе. Но он снимает квартиру на Холивелл, всего в нескольких ярдах отсюда. Он побывал у всех врачей на много миль вокруг. Мы могли бы пойти к нему прямо сейчас, если хочешь. Я буду только рад убежать с этой вечеринки.
– Очень любезно с твоей стороны.
– Ерунда! Это чистейшей воды себялюбие и эгоизм. Пошли прямо сейчас. Только сначала допей свою мадеру.
Они стали пробираться к выходу, причем мистер Барнеби на ходу бормотал совершенно необязательные извинения. Они вышли на Холивелл-стрит через вторые ворота колледжа и, пройдя совсем немного под неумолкающую болтовню Барнеби, подошли к квартире мистера Гауэра. Спальня, в которой полулежа обретался мистер Гауэр, являла собой картину, невиданную со времен Мольера. Она была набита бутылками, ночными горшками, медицинскими стаканчиками и спреями для горла; в комнате было нестерпимо жарко из-за плотно закрытых окон, а занавески были опущены так низко, что едва пропускали свет. Однако его было достаточно, чтобы разглядеть, что мистер Гауэр выглядел необычайно здоровым.
– Видите ли, я сейчас болен, – заметил мистер Гауэр, когда они вошли в комнату, – и мне не до визитеров, когда я пытаюсь спить температуру.
– Старина, вы выглядите совершенно изможденным, – сказал мистер Барнеби. Едва заметное выражение удовольствия скользнуло по лицу Гауэра. – Вижу: вы можете отправиться в мир иной в любой момент. Это мистер Хоскинс, я привел его посоветоваться с вами.
– Нам бы не следовало беспокоить вас в вашем состоянии, – произнес мистер Хоскинс похоронным голосом. Мистер Гауэр протянул слабую руку из-под одеял для рукопожатия.
– Мой дорогой Тейтрин, я купил вам немного фруктов, – сказал мистер Барнеби, чья способность к импровизации была достойна восхищения, – но в минуту рассеянности я сам съел их.
– Мне нельзя фрукты, видите ли, – ответил мистер Гауэр, – но благодарю вас за добрые намерения. Чем может служить вам бедный инвалид вроде меня?
– Известен ли вам оксфордский врач, – осведомился мистер Хоскинс, – который обладал бы чрезмерно худым телосложением?
– О, так вы пришли поговорить о врачах? Они все шарлатаны, смею вас заверить. Их счета больше, чем их успехи, скажу я вам. Я не питаю никаких иллюзий насчет этих докторишек! Человек, о котором вы говорите, один из самых худших. Слабительное – вот чем он лечит все болезни. Не советую вам обращаться к нему.
– Как его зовут?
– Его фамилия Хейверинг, доктор Хейверинг, он специалист по сердечным болезням. Но не ходите к нему. Он никуда не годится. Однако, видите ли, меня утомляет разговор.
– Конечно, – сказал мистер Хоскинс успокаивающим тоном. – Мы уходим. Значит, его зовут Хейверинг, правильно?
– Бедный вы, бедный, – сказал мистер Барнеби, – вы должны попытаться уснуть. Я скажу вашей хозяйке, что никто не должен тревожить вас.
– Пожалуйста, верните держатели двери на место, когда будете выходить, – попросил мистер Гауэр. – Дверь без конца хлопает, у меня так и стучит в голове. – Он перевернулся на другой бок в постели в знак того, что аудиенция подошла к концу, и мистер Хоскинс с мистером Барнеби удалились.
– Славный Гауэр, – сказал последний, когда они снова оказались на улице. – Он просто пышет здоровьем, принимая все эти ужасные снадобья и зелья. Но ты узнал, что хотел, не правда ли, Энтони?
– Да, – ответил мистер Хоскинс, стоя в нерешительности. – Я думаю, стоит пойти повидать человека по имени Хейверинг. Но мне нужно, чтобы кто-нибудь пошел со мной. Он может оказаться опасным.
– О, дорогой, ты меня пугаешь, – озабоченно ответил мистер Барнеби, не выказывая однако особых признаков страха. – Ты – храбрец, Энтони. Позволь мне пойти с тобой.
– Хорошо. И мы могли бы захватить кого-нибудь из той компании в твоей комнате.
– Стоит ли? – казалось, мистер Барнеби был разочарован. – Хотя, надо думать, физическая мощь незаменима в делах, связанных с убийством. Мы узнаем адрес этого человека в телефонной книге, а потом прихватим с собой кое-кого из моих гостей. Они решат, что это какой-то розыгрыш, мой дорогой. Вот смешно. Я знаю совершенно устрашающих типов.
В кои-то веки мистер Барнеби не преувеличивал, он действительно знал нескольких ужасающих личностей. Их собрали типичным для Оксфорда способом: туманными посулами чего-то интересного и куда более определенными обещаниями предоставить выпивку. Мистер Барнеби оказался великолепным импресарио – «как офицер, набирающий рекрутов», мой дорогой Энтони, тот же Фаркер» – он так и сыпал зловещими, невероятными деталями, изобретенными на ходу. Когда набралось около двенадцати более или менее заинтересовавшихся и одурманенных винными парами молодых людей, мистер Хоскинс обратился к ним с речью, полной мрачных намеков на убийство и молодую женщину, попавшую в беду, ответом ему были общие одобрительные восклицания. Оказалось, что доктор Хейверинг проживает недалеко от Рэдклифф-Хоспитал на Вудсток-роуд, и вся толпа, воодушевленная отчасти мадерой мистера Барнеби, отправилась именно туда. Не ведающий о приближающихся неприятностях, доктор Хейверинг сидел в одиночестве в своей приемной, глядя в окно.
Фен и Кадоган вернулись в Сент-Кристоферс беспрепятственно. Казалось, что о Кадогане на время забыли и больше не ищут, а может быть, констебль, которому они рассказали об убийстве мистера Россетера, пока еще не смог выяснить, кто они. Привратник, когда друзья пришли в колледж, не сообщал им больше о непрошеном визите.
– Уилкс и Салли, должно быть, играют сейчас в стрип-рамми, – сказал Фен, пока они поднимались по лестнице в его комнату, а затем более серьезным тоном присовокупил: – Надеюсь, что с ними все в порядке.
Все и в самом деле было благополучно, хотя Салли проявляла заметные признаки волнения по поводу своего послеобеденного отсутствия на работе в магазине. Уилкс нашел виски Фена и впал в полудрему, но его разбудил звонок телефона. Фен взял трубку, из нее донесся возмущенный голос главного констебля.
– Вот вы где! – воскликнул он. – Черт возьми, что вы еще задумали? Насколько я понял, вы и этот сумасшедший Кадоган были свидетелями убийства и тут же скрылись?
– Ха-ха! – безжалостно рассмеялся Фен. – Нужно было выслушать меня в тот, первый раз.
– Вы знаете, кто это сделал?
– Нет, но я бы уже знал это сейчас, если бы вы не отнимали у меня время своими глупыми телефонными звонками. Нашли ли портфель возле тела?
– Зачем вам это знать? Нет, не нашли.
– Я так и знал, – спокойно сказал Фен. – Слухи об убийстве Россетера уже распространились?
– Нет.
– Вы уверены?
– Конечно, уверен. Они не опубликуют новости до завтра. Никому, кроме вас, этого полоумного Кадогана и полиции, ничего об этом не известно. Теперь послушайте: я собираюсь в город и хочу встретиться с вами. Оставайтесь на месте, вы слышите? Вас надо было бы держать взаперти вместе с вашим драгоценным другом. С меня хватит! Да с вас бы сталось самому убить этого поверенного!
– Я все время размышлял о том, что вы говорили о «Мере за меру…»
– Тьфу! – сказал главный констебль и повесил трубку.
– «Пожар на лебедке, – весело запел Фен, опустив трубку, – пожар и внизу. Тушите, ребята, пожар…» Кстати, Салли, не проходил ли кто через магазин, пока вы прятались там?
– Ей-богу, нет.
– Вы абсолютно уверены?
– Абсолютно. Я бы перепугалась до потери сознания, если бы кто-нибудь там прошел.
– Ну, расскажите нам, что там у вас происходило? – раздраженно спросил Уилкс. – Вы ведь не собираетесь утаить это от нас? А, детектив?
– Мистер Россетер, – начал Фен, награждая Уилкса строгим взглядом, – получил по заслугам. Нам кое-что известно о том, что случилось в том магазине, но пока недостаточно для того, чтобы сказать, кто убил мисс Тарди. Россетер собирался ее убить, но не убил. У остальных был некий план по запугиванию, с помощью которого они собирались заставить ее подписать отказ от денег. Мы познакомились с владелицей магазина игрушек – таким гадким созданием, каких еще поискать.
– Мистер Хоскинс ушел на поиски доктора, – сообщила Салли.
– Понятно. А почему ушел Споуд?
– Откуда мне знать? Кажется, у него была назначена встреча или что-то в этом духе. Он залпом выпил чашку чая и ушел.
– Больше ничего не происходило: никаких визитов или телефонных звонков?
– Какой-то студент оставил для вас эссе. Я его читала. Оно называется… – Салли наморщила свой красивый лоб. – Влияние «Сэра Гавейна» на «Эмпедокла на Этне» Арнольда.
– Боже, – простонал Фен, – это, должно быть, Ларкин, самый упорный выискиватель бессмысленных соответствий, какого видел этот мир. Однако мы не можем сейчас думать об этом. У меня семинар по «Гамлету» без четверти шесть, уже вот-вот. Я должен отменить его, если не хочу попасться в лапы полиции. Минутку, – он щелкнул пальцами, – придумал!
– Помоги нам бог, – с чувством произнес Уилкс.
– Хорошо, – сказал Фен, – сейчас мы спустимся вниз на этот семинар, все, кроме тебя, Уилкс, – добавил он поспешно.
– Я тоже пойду, – решительно заявил Уилкс.
– Почему тебе вечно надо быть таким надоедой? – раздраженно сказал Фен. – Никак от тебя не отделаешься!
– Позвольте ему пойти, профессор Фен, – умоляющим тоном попросила Салли, – он был таким милым.
– «Милым», – многозначительно повторил Фен, но, не в силах придумать возражений, нехотя уступил. Он взял пальто и шляпу с буфета, и все вышли. Кадоган терялся в догадках, что еще такое задумал Фен, но скоро ему предстояло это увидеть.
Лекционный зал, в котором должен был состояться семинар Фена, был маленький. О том, что он обычно принадлежит классическому факультету, свидетельствовали коричневато-серая фотография Праксителева Гермеса в одном конце зала и такая же фотография Афродиты Каллипиги в другом его конце. На нее в минуты скуки имели обыкновение задумчиво глазеть студенты мужского пола. Невероятно потрепанное издание Лидделла и Скотта лежало на столике, водруженном на непрочную кафедру у входа. На деревянных скамейках сидели около двадцати студентов: оживленно болтавшие девушки в мантиях и юноши не в мантиях, рассеянно глядящие по сторонам. Их тексты и тетради беспорядочно лежали на партах. При входе Фена и его спутников воцарилась выжидательная тишина. Он взошел на кафедру и, прежде чем заговорить, обвел их внимательным взглядом. Затем сказал:
– Моя нелегкая задача состоит сегодня вечером в том, чтобы обсудить с вами «Гамлета», принадлежащего перу знаменитого английского драматурга Уильяма Шекспира. Может быть, лучше было бы сказать, что это должно было бы стать моей нелегкой задачей, потому что в силу обстоятельств я не намерен делать ничего подобного. Вы, наверное, помните, что главный герой этой пьесы в определенный момент делает уместное замечание, что «блекнет в нас румянец сильной воли, когда начнем мы размышлять» и, более того, «слабеет живой полет отважных предприятий, робкий путь склоняет прочь от цели». А если выразиться короче, но менее точно (и запомните, пожалуйста, что поэзия прежде всего есть точность), то это значит: «Поменьше речей и побольше коней!»
«Поэзия прежде всего есть точность», – записали в своих тетрадях девушки.
– Леди и джентльмены, – продолжил Фен драматическим тоном, – меня преследует полиция. – Все посмотрели на него с интересом. – Не за то, что я совершил какое-нибудь преступление, а просто потому, что в своем неведении они и не подозревают, что я иду по следу виновника особо хладнокровного и жестокого убийства! – Тут с задних рядов послышались неуверенные аплодисменты. Фен поклонился: – Благодарю вас. Наверное, прежде всего я должен представить вам своих спутников. – Он оглянулся с неприязненным видом. – Этот потрепанный субъект – мистер Ричард Кадоган, знаменитый поэт.
Громкие одобрительные возгласы, способные вогнать в краску.
– Это доктор Уилкс, его откопали при закладке Нью-Бодлиан.
Приветственные возгласы еще громче. («Нью-Бодлиана, – благодушно заметил Уилкс, – ужасное сооружение».)
– А эту привлекательную девушку зовут Салли.
Чрезмерно громкие возгласы одобрения со стороны студентов мужского пола и несколько выкриков: «Номер телефона!» Салли ухмыльнулась довольно смущенно.
– Они мои товарищи, – торжественно провозгласил Фен, – я бы даже сказал – мои союзники.
– Давай-ка поскорее, – внезапно вмешался Уилкс, – мы не можем болтаться здесь весь вечер, пока ты разглагольствуешь. Что ты собираешься делать?
– Успокойся, – сказал раздраженно Фен, – я как раз подвожу разговор к этому. Мистер Скотт, – обратился он к высокому тощему молодому человеку, сидевшему в задних рядах.
– Слушаю, сэр, – откликнулся мистер Скотт, вставая.
– Вы водите машину, мистер Скотт?
– Да, сэр.
– Вы готовы пожертвовать своим обедом, чтобы перевоплотиться в меня?
– С удовольствием, сэр.
– От вас потребуется проявить большую изобретательность, мистер Скотт.
– Моя изобретательность безгранична, сэр.
– Хорошо, замечательно. Понимаете, вы должны будете переодеться, чтобы выглядеть, как я. – Фен достал из кармана темные очки. – Если вы наденете это, а также мой плащ и шляпу…
Мистер Скотт так и сделал. Для начала он прошелся взад-вперед по аудитории. Даже с близкого расстояния сходство выглядело довольно убедительно, что заслужило одобрение Фена.
– Теперь нам нужен кто-нибудь, чтобы изобразить мистера Кадогана, – обратился он к присутствующим. – Вот вы, мистер Бивис, примерно такого же роста. Но вам тоже нужны шляпа, плащ и темные очки. Салли, дорогая, не подниметесь ли в мою комнату, – сказал он, подумав, – вы найдете шляпу и плащ в шкафу. Любые подойдут, а темные очки в левом верхнем ящике стола. Я вот подумываю насчет фальшивой бороды… Нет, пожалуй, не надо.
Салли выбежала из аудитории.
– Итак, джентльмены, вот чего я от вас хочу: через несколько минут здесь будет полиция, которая ищет нас с мистером Кадоганом. Вам знакома моя машина?
– Ее ни с чем нельзя спутать, сэр.
– Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Она стоит около главных ворот незапертая. Как только появится полиция, я хочу, джентльмены, чтобы вы сели в машину и помчались прочь отсюда как можно быстрее. Требуется очень точный расчет времени, так как вы должны вынудить полицейских преследовать вас и в то же время оторваться от них на приличное расстояние.
– Вы хотите, чтобы мы их сбили со следа, сэр? – спросил мистер Скотт.
– Вот именно. И можете водить их за нос сколько угодно и куда угодно. Надеюсь на вашу изобретательность. В баке полно бензина, и «Лили Кристин» способна ездить очень быстро. Само собой, они не должны будут вас догнать и обнаружить, что это не мы.
– Сомневаюсь, что этот номер пройдет, – заметил мистер Бивис с некоторым опасением.
– Пройдет, – уверенно возразил Фен, – потому что никому не придет в голову, что кто-то проделывает трюки, как в книжках. Мне остается добавить, что я заплачу штрафы за превышение скорости и выручу вас из любых неприятностей, в которые вы можете угодить. Я надеюсь, что чуть попозже, еще сегодня вечером, все прояснится, но пока мне нужно убрать с моей дороги полицию. Ну как? Вы готовы в этом участвовать?
Мистер Скотт и мистер Бивис обменялись взглядами и кивнули в знак согласия. Салли вернулась со шляпой, плащом и очками и помогла Бивису одеться.
– Он на меня не похож, – сказал Кадоган.
– Нет, он очень на тебя похож, – ответил Фен, – такая же шаркающая, крадущаяся походка… Леди и джентльмены, благодарю всех за внимание. Семинар окончен. В следующий раз, – добавил он, внезапно вспомнив о своих обязанностях, – мы вернемся к «Гамлету» и поговорим о его источниках и, в частности, о несохранившейся ранней версии. Вы обнаружите, что это неиссякаемый кладезь для самых смелых догадок… Ну, если все готово…
Студенты, которые до этого слушали как зачарованные, стали расходиться, не переставая возбужденно разговаривать. Мистер Скотт и мистер Бивис, совещаясь друг с другом тихими голосами, отправились на свое задание.
– Фигура как фигура, ничего особенного, – сказала Салли, изучая Афродиту.
– Давайте все поднимемся на башню, – сказал Фен. – Там есть окно, и нам оттуда будет видно, что происходит.
Им не пришлось долго ждать. У колледжа остановилась черная полицейская машина, и из нее вышли главный констебль (шевелюра и усы серо-стального цвета), сержант и констебль. У них был очень решительный и мрачный вид. Мистер Скотт и мистер Бивис дождались, чтобы те очутились у главных ворот, и, выбежав из соседней калитки, вскочили в «Лили Кристин III». Кадоган испугался, ему было показалось, что машина не желает заводиться, но затем она с ревом и шумом уехала по Вудсток-роуд, туда, где, как только им одним было известно, доктор Реджинальд Хейверинг в тот момент стоял лицом к лицу со своей судьбой. Шум привлек внимание главного констебля, как раз когда он входил в колледж.
– Вон они! – закричал он в пароксизме раздражения. – За ними, идиоты! – И все трое бросились в полицейскую машину и сразу же тронулись с места.
Фен с облегчением вздохнул.
– Мой бедный друг, – заметил он. – Теперь мы некоторое время можем быть свободны. Поторапливайтесь, друзья. Мы идем в «Булаву и Скипетр». Меня там ждет сообщение от мистера Хоскинса.
В те идиллические времена, когда в реках вместо воды тек крепкий эль и запасы спиртных напитков были неистощимы, бар «Булава и Скипетр» открывался в 5.30 пополудни. Было именно шесть, когда Фен, Салли, Кадоган и Уилкс появились там. Молодой человек в очках и с длинной шеей сидел в углу, дочитывая «Аббатство кошмаров», а единственным обитателем этой готической роскоши, кроме него, был мистер Шарман, теперь известный под именем Моулд, обладатель кроличьих зубов, как всегда закутанный в шарфы. Казалось, будто он и не двигался с места с тех пор, как друзья ушли на поиски продавщицы из Оксфорда. Мистер Шарман помахал им, когда они вошли, а затем вжался в кресло, завидев Салли. Его лицо внезапно побледнело, стало жалким и испуганным.
– Вот кого я хотел увидеть, – сказал Фен дружелюбно, шагая по направлению к его столику. – Ричард, дайте нам что-нибудь выпить, не будете ли так любезны? – Он навис над тщедушным «кроликом». – Ну, мистер Шарман, я полагаю, вы помните мисс Карстайрс, вашу сонаследницу, которую вы видели прошлой ночью на Иффли-роуд?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответил мистер Шарман, облизнув сухие губы.
– Ну, ну, – с этими словами Фен пододвинул стул Салли и сел сам. Уилкс стоял возле бара, помогая Кадогану с напитками. – Мы выяснили уйму нового с тех пор, как видели вас последний раз, и вы уже не сможете притворяться дальше. Мисс Уинкворт заговорила. А теперь заговорите и вы, – зловещим тоном произнес Фен.
– Говорят вам, я не понимаю, что вы имеете в виду. Я никогда в жизни не видел этой девушки. Отстаньте от меня.
– Собственно, мисс Уинкворт, которую вы знаете как Лидз, сказала нам, что она видела, как вы убили мисс Тарди.
Мистер Шарман впал в панику.
– Это ложь! – закричал он.
– И тем не менее вам известно, что она была убита, не так ли? – спокойно напомнил Фен, – А это с несомненностью означает, что вы там были.
– Я…
– Давайте послушаем ваш рассказ о том, что именно произошло. И лучше бы, чтобы это был правдивый рассказ, потому что у нас есть способ его проверить.
– Вы не дождетесь от меня ни единого слова.
– Как бы не так, дождемся, – спокойно возразил Фен. – И слов этих, правды ради, будет немало.
Он подождал, пока не появились Уилкс и Кадоган с пивом, виски и сидром для Салли.
– Продолжайте, мистер Шарман.
Но к мистеру Шарману стало возвращаться присутствие духа. Его длинные зубы обнажились в подобии улыбки.
– Вы не полицейские, – заявил он. – И не имеете права задавать мне вопросы.
– В таком случае мы вас отведем в полицейский участок, и вопросы вам будут задавать они.
– Вы не имеете права куда-либо меня отводить!
– Правды ради, очень даже имеем. Каждому гражданину дано право – и вменяется в обязанность! – арестовать преступника, застав его на месте преступления. А сговор с целью убийства, видите ли, является преступлением, – объяснил Фен с лучезарной улыбкой.
– Докажите это, – резко сказал мистер Шарман.
Фен смерил его долгим задумчивым взглядом.
– Когда дело касается убийства, мы бываем вынуждены оставить в стороне гуманные чувства, не так ли? Отсюда – наказание за убийство третьей степени тяжести в Америке… И в случае, подобном нашему, пожалуй, начинаешь чувствовать, что оно оправдано.
В глазах Шармана, обведенных красными веками, стоял страх.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что мы можем завести вас куда-нибудь и нанести вам серьезные телесные повреждения.
Мистер Шарман начал вставать со стула. Кадоган, который с интересом следил за перебранкой, сильно ударил его ногой по голени. Коротко взвизгнув, Шарман опустился на место.
– Так вашу!.. – злобно выругался он.
– Ну как, вы собираетесь рассказать нам, что знаете? – спросил Фен.
Мистер Шарман призадумался.
– Признание, данное под угрозами, не имеет силы в суде, – сказал он, – и ни одна душа не сможет дать свидетельские показания, будто я был вовлечен в какой-либо сговор. Хорошо, я расскажу вам, и можете делать с этим, что вам угодно.
– Вот это более благоразумно.
Несколько новых посетителей вошли в бар, и мистер Шарман понизил голос.
– Я пошел в магазин и помогал там переставлять эти чертовы игрушки. Уж раз вы такие умные, то должны знать, зачем я это делал. Потом мы ждали, когда появится эта женщина. После того как она пришла, Россетер разместил нас в разных комнатах, а потом поговорил с ней немного. Затем трое других собрались вместе: Россетер, Берлин и еще одна женщина, а немного спустя я услышал, что кто-то тихо ходит по магазину, поэтому я пошел предупредить их. Некоторое время мы соблюдали тишину. Потом я пошел взглянуть на ту женщину и обнаружил, что свет выключен, а она мертва. Вот и все. Делайте с этим что хотите. Если когда-нибудь дойдет до дела, я буду все отрицать.
– Parturiunt montes, – процитировал Фен, – nascetur ridiculus mus. Ну-ну… И все-таки это не так уж мало нам дает. Это вы избавились от тела и нокаутировали Кадогана?
– Нет, не я. Это, наверное, сделал либо Россетер, либо Берлин. А теперь убирайтесь и оставьте меня в покое, – сказал мистер Шарман, вытирая грязной рукой непричесанные брови.
В бар вошел мальчик-посыльный.
– Мистера Т.С. Эллиота к телефону! – прокричал он. – Мистер Т.С. Эллиот?!
Ко всеобщему удивлению, откликнулся Фен:
– Это я.
Он встал и вышел, сопровождаемый заинтересованными взглядами всех присутствующих в баре. В телефонной будке он поговорил с мистером Хоскинсом, который, увы, порядком запыхался и чья обычная сдержанность была серьезно поколеблена.
– Лис убежал, сэр, – пропыхтел он, – он на воле и ищет укрытия.
– У-лю-лю! – присвистнул Фен. – И в каком направлении он бежит?
– Если вы доберетесь до Сент-Кристоферс, то сможете отрезать ему путь. Он на велосипеде. Несколько моих друзей пустились за ним в погоню. Я говорю из его дома. Вам надо поторопиться. – И мистер Хоскинс повесил трубку.
Фен мрачно появился в дверях бара и громогласно обратился к остальным:
– Идем! – завопил он. – Быстро!
Кадоган, сделавший большой глоток пива, ужасно подавился. Они бросились со всех ног к Фену, предоставив мистеру Шарману предаваться пакостным размышлениям в одиночестве.
– Они нашли доктора, – возбужденно пояснил Фен, – он улизнул. Мы должны бежать. Ох, как не хватает моей «Лили Кристин»!
Они кинулись на улицу через вращающиеся двери. Уилкс, дни спортивных успехов которого остались в прошлом, схватил единственный велосипед, бывший в поле зрения (стоит ли говорить, что он был чужой) и, вихляя, поехал на нем, в то время как Фен, Кадоган и Салли бежали как дервиши: вниз по Джордж-стрит, за угол возле музыкального магазина Тэпхауза, через Бомонт-стрит, где чуть не попали под автобус, мимо Тейлориан, мимо «Птиц и Младенца»… И тут они остановились, ловя воздух ртами, разглядывая удивительную сцену, представшую перед их взорами.
По Вудсток-роуд по направлению к ним крутил педали велосипеда пожилой, невероятно худой человек, его редкие седые волосы развевались на ветру, а в глазах застыло выражение беспросветного отчаяния. Сразу же за ним изо всех сил мчались, нагоняя его, Сцилла и Харибда, за ними беспорядочная орущая толпа студентов во главе с далеко обогнавшим их мистером Адрианом Барнеби на велосипеде, за ними – младший проктор, главный университетский надзиратель и два буллера, втиснутые в маленький «Остен», выглядевшие очень изысканно, сурово и бесполезно, и, наконец, позади всех тащилась нескладная фигура мистера Хоскинса, ослабевшего, но продолжавшего преследование.
Это было зрелище, которое Кадоган не мог забыть до конца своих дней.
