Глава восемнадцатая

На другое утро, как только Джайлс Каррингтон закончил завтракать, зазвонил телефон, через несколько секунд вошел слуга и сказал, что суперинтендант Ханнасайд хочет с ним поговорить.

Джайлс положил салфетку, лениво поднялся, вышел в коридор и взял телефонную трубку.

– Алло! Говорит Каррингтон. Чем могу быть полезен? Что-то вы слишком рано.

Голос суперинтенданта звучал необычно резко.

– Я звоню из Скотленд-Ярда. Роджер Верекер мертв.

Ленивая улыбка исчезла с лица Джайлса. Он удивленно сказал:

– Что? Повторите!

– Роджер Верекер мертв, – отчеканил суперинтендант.

– Господи! Но как… где?

– В своей квартире. Я только что получил сообщение.

– Но… вы не хотите сказать, что он убит, так ведь?

– Не знаю. Участковый инспектор, кажется, считает это самоубийством. Я немедленно выезжаю туда.

– Там я встречусь с вами, – сказал Джайлс Каррингтон.

– Хорошо. Я на это надеялся. Вы можете нам понадобиться, – ответил Ханнасайд.

Квартира Роджера Верекера находилась в новом доме между Куинс-гейт и Эксибишн-роуд. Джайлс Каррингтон прибыл туда вскоре после суперинтенданта. В квартиру Роджера его впустил стоявший у двери полицейский в штатском. Сержант Хемингуэй допрашивал испуганную служанку. Та, всхлипывая, объясняла, что пришла навести порядок в квартире в семь часов и обнаружила несчастного джентльмена мертвым в своем кресле. Она сомневалась, что когда-нибудь оправится от этого потрясения.

Сержант кивнул Джайлсу.

– Доброе утро, сэр. Суперинтенданта найдете там, – сказал он, указав большим пальцем в сторону гостиной.

Там пока все оставалось нетронутым, и первое, что увидел Джайлс, была фигура Роджера Верекера, сидевшего в кресле, слегка отвернувшись от письменного стола. Он повалился вперед, голова его покоилась на краю столешницы, правая рука свисала к полу. На полу под рукой лежал автоматический пистолет, в правом виске была страшная рана, из нее на лицо и на руку текла кровь, образовав на полу застывающую лужицу.

Суперинтендант слушал франтоватого участкового инспектора, но оглянулся, когда вошел Джайлс, и улыбнулся ему.

– Молодец. Надеюсь, вы не возражаете; через минуту тело уберут.

– Ничего, – отрывисто сказал Джайлс, хмуро глядя на тело Роджера.

– Быстро вы, – сказал суперинтендант. – Я сам только что приехал. Полагаю, смерть наступила несколько часов назад.

Он повернулся к инспектору и кивнул, предлагая продолжать.

Сообщить инспектор мог немногое. Служанка, обязанностью которой была уборка квартиры до завтрака, вошла в семь часов, открыв общим ключом дверь, и удивилась тому, что в вестибюле все еще включен свет. Она выключила его, решив, что жилец забыл это сделать, и тут заметила полоску света под дверью гостиной. Открыла дверь и обнаружила, что комната освещена электричеством, все шторы задернуты, в камине холодная зола, а в кресле сидит мертвый Роджер Верекер. Выронив совок и половую щетку, женщина с воплем выбежала из квартиры, бегом спустилась вниз и со слезами сообщила о своем открытии швейцару.

Швейцар первым делом поднялся, чтобы посмотреть лично, но с первого взгляда понял, что это дело полиции, и перед тем, как известить управляющего, занимавшего апартаменты на первом этаже, позвонил в полицейский участок.

Через несколько минут явились сержант с полицейским врачом и, узнав фамилию покойного, сразу же связали произошедшее с делом Верекера, за которым с большим интересом следили по газетным сообщениям. Сержант постарался ничего в квартире не трогать, но известил дежурного сержанта, тот, в свою очередь, позвонил участковому инспектору.

– И хотя это похоже на обыкновенное самоубийство, суперинтендант, я счел нужным уведомить вас перед тем, как двигаться дальше, – закончил инспектор.

– Правильно сделали, – ответил Ханнасайд. Взглянув на пистолет, потом на покойника, он слегка поджал губы. – Думаю, нам потребуется фотограф, – решил он, открыл дверь и отдал краткое распоряжение.

Сержант Хемингуэй, вошедший вместе с фотографом, стоял рядом с Джайлсом, пока делались снимки при фотовспышках и уносили тело.

– Похоже, мы знаем, кто убил Арнольда Верекера, – бодро сказал он.

– Безусловно, похоже, – поддержал Джайлс.

Сержант бросил на него резкий взгляд.

– Вы не согласны, сэр? Почему?

– Я этого не говорил, – ответил Джайлс, глянув на пенковую трубку, лежавшую на каминной полке.

– Тут все сходится, – стал приводить свои доводы сержант. – Покойный знал, что мы идем по его следу, может быть, догадывался, что мы оспорим его алиби, лишился присутствия духа и пустил себе пулю в голову. Все сходится, вы не можете это отрицать, сэр.

– Да, сходится прекрасно, – согласился Джайлс.

– И все-таки эта версия вам не нравится. Осмелюсь спросить, сэр, может, тут у вас родственные чувства?

Джайлс покачал головой. Тело уже вынесли на носилках, и суперинтендант Ханнасайд, отпустив инспектора, задумчиво смотрел на письменный стол. Секунду спустя он повернулся и оживленно заговорил:

– Ну, что скажете… мистер Холмс? Не буду тратить время на выражение сочувствия в связи со смертью вашего кузена, так как уже достаточно знаю вашу семью, чтобы понимать – никто из вас не испытывает ни малейшего сожаления. Что вы об этом думаете?

– Очевидно, самоубийство, – медленно и отчетливо произнес Джайлс.

– Хм-м! Я невысокого мнения о вас как о детективе. Не видите ли вы чего-нибудь необычного? – Он приподнял бровь. – Или видите и надеетесь, что не увижу я?

Джайлс улыбнулся:

– Три вещи – это на первый взгляд.

– Три? – Ханнасайд оглядел комнату. – А вот я обнаружил только две. Интересно. Первая – на письменном столе стакан с виски и содовой. Я вполне могу представить Роджера Верекера, выпивающего перед тем, как застрелиться. Но не могу представить, чтобы он наполнил стакан и оставил его нетронутым. Вторая – хотя не знаю, много ли это значит, – его поза. Она показалась мне такой неестественной, что я приказал сделать фотографию. Он отвернулся от стола. Посмотрите на угол, под которым стоит его кресло. Почему он сдвинул его? Если он сидел за письменным столом, то предположительно писал. Но он не мог писать, сидя почти боком к столу.

– Верно, – согласился сержант. – Вы имеете в виду – он повернул кресло так, чтобы разговаривать с кем-то в комнате?

– Думаю, это возможно.

Ханнасайд вынул носовой платок и раскрыл им кожаную папку на письменном столе. В папке лежал лист бумаги. Он взял его, прочел и передал Джайлсу.

– Ну? – спросил он.

Письмо, написанное корявым почерком Роджера, было датировано вчерашним днем и не закончено.

«Уважаемые джентльмены, – начиналось оно. – Прилагаю чек на пятнадцать фунтов шесть шиллингов три пенса в оплату вашего счета. Буду рад, если пришлете мне…»

На этом краткое письмо обрывалось.

– Вам это не кажется странным? – спросил Ханнасайд.

– Кажется, – ответил Джайлс. – Оплачивающий счет Роджер кажется мне более чем странным.

– Кое в чем вы очень похожи на своих кузенов, – съязвил Ханнасайд.

– Его прервали, – сказал сержант, в свою очередь, прочтя письмо. – Ясное дело, вряд ли он хотел, чтобы ему что-то присылали, если решил совершить самоубийство. Но его могло вынудить к этому какое-то событие, которое произошло уже после того, как его прервали. Что там было, неизвестно. Но прервали его наверняка. Например, раздается звонок в дверь. Он кладет письмо в папку – или нет! Папка была раскрыта, он в ней писал. Он только закрывает ее и идет посмотреть, кто у двери. Делает инстинктивное движение, если вы понимаете меня.

– Да, что-то в этом роде, – сказал Ханнасайд. – Но мы не слышали третьего пункта мистера Каррингтона.

Джайлс, добродушное выражение лица которого сменилось угрюмым, спросил:

– Вы стреляете из пистолета, Ханнасайд?

– Нет, не стреляю.

– Я так и подумал. Вашему эксперту не понравится вот что.

Он указал на пол у своих ног, где, полускрытая в ворсе коврика перед камином, поблескивала стреляная гильза.

Оба полицейских посмотрели вниз.

– Да, я уже видел ее, – сказал Ханнасайд. – Она не должна лежать здесь? Дело в этом?

– В этом, – кивнул Джайлс. – Если Роджер Верекер, сидя в кресле, приставил ствол пистолета к правому виску и нажал на спуск, пустая гильза должна находиться где-то между столом и окном, но не здесь, у камина. – Он закурил сигарету и бросил горелую спичку в топку. Измерил взглядом расстояние между собой и креслом у письменного стола. – Думаю, когда будет произведено вскрытие, вы обнаружите, что дуло не было прижато к голове, – заметил он.

– Спасибо, – сказал Ханнасайд, посмотрев на него с любопытством. – Кажется, я был к вам несправедлив. Подозревал, что вы хотите больше мешать, чем помогать в этом исключительном деле.

– Одно убийство я переварю, – лаконично ответил Джайлс. – От двух у меня, оказывается, начинает сводить желудок. Более того, Роджер был хотя и темной личностью, но безобидным человеком. Для убийства Арнольда могут существовать несколько простительных причин; для убийства Роджера только одна, и она непростительна. Нет, определенно непростительна.

– Верно, – сказал Ханнасайд. Внезапно он, прищурясь, посмотрел на что-то позади Джайлса. – Ваш кузен курил трубку?

– Не думаю.

Ханнасайд подошел к камину и внимательно оглядел трубку на полке.

– Пенковая, с одной стороны потерта сильнее, чем с другой. Кажется, я ее уже видел.

– Возможно, – сказал Джайлс. – Это трубка Кеннета. Но я не считал бы ее уликой. Кеннет был участником вечеринки, происходившей здесь три-четыре дня назад.

– Неужели он не хватился бы трубки? – спросил сержант. – Я быстро заметил бы, что моей нет. Более того, в ней остатки табака. Надо полагать, Роджер Верекер увидел бы ее, выколотил и отослал брату.

– Наоборот, – сказал Джайлс. – Я не ожидал бы от Роджера ничего столь энергичного.

– Возможно, вы правы, – сказал Ханнасайд, – но, как видите, из трубки высыпалось немного пепла. Как по-вашему, разве служанка, убирающая квартиру, не стерла бы его?

– Это зависит от служанки, – ответил Джайлс.

Ханнасайд взял трубку и сунул в карман.

– Хемингуэй, я хочу поговорить со швейцаром, – сказал он. – Будь добр, попроси его подняться.

Джайлс улыбнулся:

– Насколько я понимаю, вы хотели бы, чтобы я остался и не приехал в Челси раньше вас?

– Совершенно верно, хотел бы, – ответил Ханнасайд. – Не думаю, что вы сделали бы это, однако на данной стадии не хочу рисковать. Как вы думаете, Роджер Верекер был способен покончить с собой?

– Нет, – ответил Джайлс, – не способен. Да, он жаловался, что детективы на каждом шагу действуют ему на нервы, но не выглядел особенно встревоженным. Хотя я мало знаю его, так что, может быть, ошибаюсь.

– Вряд ли ошибаетесь, – неторопливо произнес Ханнасайд. – Помните тот день, когда он рассказывал мне нелепую историю о поездке в Монте-Карло? Я хорошо запомнил его слова: «Разве я похож на человека, который способен застрелиться? Разумеется, нет!»

– Да, я тоже помню, – ответил Джайлс. – Только никогда не знаешь, как поведет себя человек, пьющий так много. Стреляная гильза существеннее, и, на мой взгляд, она свидетельствует о неопытности. К примеру, если бы это сделал я, то после выстрела отыскал бы гильзу.

– В таких обстоятельствах люди не всегда сохраняют самоконтроль. Иначе нераскрытых преступлений было бы больше.

– Верно, но разве мы только что не решили, что убийца в данном случае должен быть очень хладнокровным человеком?

– Полагаете, что убийца Арнольда Верекера и убийца Роджера Верекера одно и то же лицо? – с легким унынием спросил Ханнасайд. – Я сам почти не сомневаюсь в этом, но удастся ли мне это доказать – другой вопрос. Кстати, где вы были вчера вечером?

– Я так и думал, что вы об этом спросите, – заметил Джайлс. – С семи часов, когда зашел за ней в студию, и примерно до без четверти двенадцать, когда привел ее обратно в студию, я был с мисс Верекер. Мы поужинали у Фаволи, потом отправились к Уиндему. Проводив мисс Верекер, я поехал на такси обратно в Темпл – это же такси везло нас из театра. Проверить это легко. Приехав в Темпл, я лег спать. Полагаю, мой слуга уже спал, так что не могу представить вам доказательств, что до утра находился в постели. Когда, по мнению полицейского врача, был убит мой кузен?

– По словам инспектора Дэвиса, около полуночи, возможно, раньше. Насколько я понимаю, он видел тело этим утром в половине восьмого.

– Что ж, пожалуй, я все же успел бы это сделать, – задумчиво сказал Джайлс. – Только, зная Роджера, сильно сомневаюсь, что застал бы его пишущим письмо за столом в час ночи.

– В данный момент вы не являетесь одним из моих подозреваемых, – ответил Ханнасайд с легкой улыбкой и обратился к швейцару, которого привел сержант Хемингуэй:

– Доброе утро. Вы здесь швейцар?

– Да, сэр, – ответил тот, испуганно оглядывая комнату. – Точнее, ночной швейцар.

– Как ваша фамилия?

– Флетчер, сэр. Генри Джордж Флетчер.

– Суперинтендант, – вмешался сержант, – я записал его фамилию и адрес.

– Хорошо. Флетчер, когда вы заступаете на дежурство?

– В восемь вечера и остаюсь до восьми утра.

– И все время находитесь на месте?

Флетчер слегка откашлялся:

– Видите ли, сэр… официально… вы понимаете. Иногда выхожу пройтись, подышать свежим воздухом. Минуты на две, не больше. И не часто.

– Вчера ночью выходили?

– Нет, сэр.

– Совершенно уверены в этом?

– Да, сэр. Вчера вечером завернул такой холод, что не хотелось выходить, я очень чувствителен к холоду. Разжег огонь в своей комнатке внизу, сержант видел ее.

– Мне она показалась тесноватой, – сказал сержант. – По-моему, там дует.

– Это так, – согласился швейцар.

– Вы сидели с закрытой дверью?

– Это не запрещается, – сказал, оправдываясь, швейцар. – Если я понадоблюсь, мне звонят, и я слышу движение лифта даже при закрытой двери. Я могу следить за тем, что делается, потому что верхняя часть ее застеклена, как вы видели.

– Если не дремать, то можете, – заметил сержант.

– На дежурстве не сплю, – пробормотал Флетчер.

– Ладно уж, сержант, – сказал Ханнасайд. – Флетчер, думаю, никто не будет винить вас, если вы немного вздремнете. Работа у вас, должно быть, скучная. Насколько я понимаю, прошлой ночью вы не слышали ничего похожего на выстрел?

– Нет, сэр, иначе сразу же сказал бы. Но мы находимся близко к Эксибишн-роуд, по ней вчера вечером проезжало много машин из-за большого события в Альберт-холле. Кажется, там был благотворительный бал. Словом, шума было больше, чем обычно, но в этом здании нет, могу поклясться.

– Понятно. Парадная дверь у вас открыта всю ночь или вы ее запираете?

– До полуночи не запираю.

– А потом запираете?

– Да, сэр. Так полагается.

– Значит, человек, которому нужно войти в здание после двенадцати, вынужден звонить вам, чтобы вы его впустили?

– Да, сэр.

– Кто-нибудь входил прошлой ночью так поздно?

– Да, сэр! Входили мистер и миссис Чолмондли из пятнадцатой квартиры. Потом сэр Джордж и леди Ферфекс, две юные леди, все они возвращались с бала, о котором я говорил, мистер Хамфриз из шестой квартиры, он тоже вернулся поздно, и миссис Маскетт из девятой квартиры, и мисс…

– Насколько я понимаю, все они здесь живут. Вы не впускали никаких гостей после двенадцати?

– Нет, сэр. Да и вряд ли кто-то явился бы в это время.

– А до двенадцати вы не видели входящих в здание незнакомцев?

Швейцар потер подбородок.

– Трудно сказать, надеюсь, вы меня поймете, – доверительно сказал он. – Конечно, если бы я увидел кого-то подозрительного, то сразу бы к ним подошел, но тут двадцать квартир, сэр, много людей входит и выходит. На тех, кто проходит мимо моей двери, я, естественно, смотрю, но не всегда уверен, кто это, если они идут прямо к лестнице или к лифту. Например, насколько я знаю, вчера поднялись две леди и три джентльмена. Первой леди была, по-моему, миссис Мэтьюз, но я видел только ее шляпу, шляпа была сдвинута набекрень, как их теперь носят. Должно быть, она вошла где-то около половины девятого. Другая вошла вскоре после одиннадцати, но я видел ее только мельком. Чтобы она выходила, я не видел, поэтому, думаю, это была мисс Тернер, горничная миссис Делафорд, вернувшаяся домой поздновато. Потом какой-то джентльмен поднялся лифтом на четвертый или пятый этаж. Это был действительно незнакомец, он спустился около одиннадцати и поручил мне вызвать такси. Высокий, похожий на военного. Второму джентльмену была нужна квартира адмирала Крейвена, и я поднял его на лифте. Еще одного толком не видел, но он сам поднялся по лестнице. Пожалуй, это был молодой мистер Маскетт, на нем была черная фетровая шляпа, которую он носит с вечерней одеждой, но, может, это был и не он. Их квартира находится на четвертом этаже, а он не поднимается пешком, когда есть лифт.

– Видели вы, чтобы он выходил из здания? – спросил Ханнасайд.

– Точно сказать не могу, – признался швейцар.

– Уверены вы, что это были единственные люди, которые могли оказаться незнакомцами?

– Я бы этого не сказал, – сдержанно ответил Флетчер. – То есть не поклялся бы.

Было совершенно очевидно, что швейцар какое-то время уютно дремал у печки. Его признание в этом ничего бы не дало, поэтому Ханнасайд благоразумно не стал затрагивать эту тему.

– Кто живет в соседней квартире? – спросил он.

– Мистер Хамфриз, сэр. Я говорил вам о нем. Он был на том балу и вернулся домой около половины пятого утра, очень довольный.

– А по другую сторону лестничной площадки?

– В третьей квартире живут мистер и миссис Томлинсон, но они в отъезде, а четвертая пустует.

– Над этой квартирой кто-нибудь живет?

– Да, сэр, миссис Маскетт, которая тоже вернулась поздно. Примерно в половине первого. Но если думаете, что она могла слышать выстрел, то вряд ли. Эти квартиры оборудованы звукоизоляцией.

– Я все-таки поднимусь, поговорю с ней, – сказал Ханнасайд. – Вам ждать меня не нужно, наверное, вы хотите вернуться домой.

– Да, моя смена закончилась, – согласился швейцар. – Конечно, если я могу что-то сделать…

– Нет-нет, спасибо. Однако на вашем месте я бы помалкивал о нашем разговоре.

– Понимаю, сэр. Мистер Джексон – это управляющий – очень расстроится, узнав о случившемся.

Ханнасайд после паузы спросил:

– Да, а где управляющий?

– Ушел на ночь, – ответил сержант. – Должен был вернуться утром.

– Понятно. Если без меня появится Холлис, скажи, пусть возьмет пистолет на дактилоскопирование и осмотрит вероятные места в этой комнате, в прихожей и в ванной.

Суперинтендант вышел, сержант и Джайлс Каррингтон остались вдвоем. Через пять минут появился сержант Холлис, и, глядя, как он принялся за работу, Джайлс попросил:

– Сержант, не могли бы вы прежде всего заняться телефоном? Мне нужно позвонить себе в контору, сказать, что я занимаюсь другим делом.

– Отнимаем у вас время, так ведь, сэр? – сказал сержант. – Это рутинная работа. Готов спорить на пять фунтов, что не найдем ни единого отпечатка, разве что на этой гильзе.

Едва Джайлс закончил разговор с отцом (который раздраженно заметил, что если Джайлс собирается по целым дням заниматься делами своих кузенов, то чем скорее они исчезнут с лица земли, тем лучше), в комнату вернулся Ханнасайд. Понаблюдав немного за Холлисом, он взглянул на Джайлса:

– Извините, что вынудил вас задержаться. Сейчас я еду в Челси. Если не хотите ехать со мной, необходимости в этом нет.

– Еду, хотя бы ради того, чтобы обеспечить честную игру, – сказал Джайлс. – Добились чего-нибудь у Маскеттов?

– Они ни в чем не уверены. Установил я только одно: человек, которого видел швейцар, был не юным Маскеттом. Он вернулся вчера вечером в половине седьмого и больше не выходил. Около одиннадцати услышал отрывистый звук, который принял за автомобильный выхлоп. Беда в том, что так вполне и могло быть. – Он повернулся к Хемингуэю: – Сержант, оставляю тебя здесь; ты знаешь, что делать. Увидимся в Ярде. Мистер Каррингтон, если вы готовы, пойдемте.