Глава 17
Смена декораций
Вернувшись в гостиную отеля, Аллейн застал ожидавшего его Уэйда. Аллейн отвел его к себе в номер и передал содержание своей беседы с Гордоном.
– Я попросил его прийти к вам и рассказать все это лично.
– Все равно не понимаю, почему он решил сбежать, – пожал плечами Уэйд.
– Прежде всего, потому, что навоображал себе бог знает чего и запаниковал. У бедняги сдали нервы. Кстати, Уэйд, паренек сильно нервничает из-за этой истории с тики.
– Да? Почему, сэр?
Аллейн ответил не сразу. Казалось, ему не очень хотелось отвечать. Когда он наконец заговорил, его голос звучал подчеркнуто сухо:
– Почему? Потому что он поймал мисс Дэйкрес на лжи. Когда я вчера спросил ее о тики, она быстро прижала руку к груди и ощупала себя так, словно надеялась найти его под платьем. Потом она сказала, что не видела божка с тех пор, как поставила на стол. И даже заглянула в сумочку. Но правдивым был только этот первый жест – непроизвольное движение руки. Как я вам уже говорил, Палмер в этот момент хотел что-то сказать, но сразу прикусил язык. Сегодня утром я заставил его признаться, что он видел, как она убрала тики под платье.
– Но почему он замолчал? Он же не может знать, где мы его нашли?
– Нет. Просто малыш по уши в нее влюблен. Он понял, что она лжет, и решил ее не выдавать.
– Отлично, значит, первым делом надо поговорить с мисс Каролин Дэйкрес-Мейер. Чувствую, тут пахнет жареным. Тем более что она вполне могла залезть наверх. Время у нее на это было.
– Верно. Уэйд, возможно, я покажусь вам жутким занудой, но у меня есть к вам просьба. Позвольте мне поговорить с ней первым. У меня есть для этого… разумные причины. По крайней мере, – добавил он с кислой усмешкой, – я надеюсь, что они разумны. Быть может, со мной она будет вести себя более открыто. Вы же понимаете: мы с ней приятели.
– Конечно, конечно, сэр, – ответил Уэйд с той натужной любезностью, в которой всегда слышна капля недовольства. – Делайте, что считаете нужным, нас все устраивает. Мы будем только рады. Тем более что вы с ней друзья и все такое.
– Спасибо, – сказал Аллейн. Но ему явно было не по себе.
– Пожалуй, я вернусь в участок, сэр. Пришлите Палмера туда – это лучше, чем говорить здесь. К тому же скоро сюда должен прийти шеф.
– Может быть, сначала пропустим по стаканчику?
– Я как раз хотел вам предложить.
Они спустились в бар и выпили по бокалу виски.
Когда Уэйд ушел, Аллейн зарылся в газету и читал ее до прихода суперинтенданта, все время чувствуя на себе взгляды соседей. Никсон оказался приятным и хорошо воспитанным человеком с прекрасным чувством юмора. В отличие от Уэйда с его показным дружелюбием, он излучал искреннюю симпатию и сердечность. Его действительно интересовало мнение гостя, и Аллейн сразу проникся расположением, почувствовав, что с ним можно сработаться. Они подробно обсудили дело, и Никсон ушел только в половине двенадцатого, заметив, как сильно задержался. Напоследок он предложил полное сотрудничество со стороны местной полиции и принял предложение Аллейна поужинать вместе.
После его ухода Аллейн со вздохом вернулся назад в гостиную. Там сидело человек девять, все с раскрытыми газетами. Шесть из них свернули свою прессу и откровенно уставились на Аллейна. Двое подсматривали за ним поверх страниц. Наконец последняя из посетительниц, старая дама, опустила газету чуть выше носа, образовав что-то вроде бумажной паранджи, и впилась в него немигающим взглядом. Аллейн упорно не отрывал голову от своих бумаг. Он быстро написал в блокноте: «Не хотите составить мне компанию и съездить за город на часок-другой? Думаю, это лучше, чем все время сидеть в гостинице». Он остановился, нахмурив брови, и добавил: «Надеюсь, моя профессия не делает это предложение неприемлемым. Родерик Аллейн».
Он уже собирался позвонить и попросить отнести записку в номер Каролин, как вдруг почувствовал, что напряженное внимание вокруг слегка ослабло. В зале появился кто-то еще: об этом возвестили шуршание газет и шепоток зрителей. Аллейн взглянул через стеклянную перегородку и увидел спускавшегося по лестнице Хэмблдона. Актер направлялся прямо к нему.
– Здравствуйте, Аллейн. Доброе утро. Встали ни свет ни заря?
– Немного позже.
– Кто-нибудь из наших уже выходил?
– Я никого не видел.
– Зарылись в землю, как кролики, – пробормотал Хэмблдон. – Но рано или поздно придется выползать на свет. В полдень Мэйсон собирает нас в театре.
– Не думаю, что ему это удастся, – возразил Аллейн.
– Почему? Ах да, из-за полиции. Ну, значит, соберемся где-нибудь в отеле.
В вестибюле открылся лифт, и из него вышел Мэйсон.
– Доброе утро, Хейли. Доброе утро, мистер Аллейн.
– Привет, Джордж. Где будет собрание?
– Администрация отеля дала нам помещение курительной. Подумать только, Хейли, нас не пускают в собственный театр! Вы уже в курсе? Нас тут заперли!
Они обменялись возмущенными взглядами.
– За тридцать лет работы в первый раз со мной такое, – добавил Мэйсон. – Что бы сказал Алф! Все равно что выгнать нас из дома. Я ужасно себя чувствую.
– Я тоже, Джордж.
– Вы хорошо спали?
– Не особенно. А вы?
– Трудно поверить, но сегодня первая ночь, когда я не страдал от расстройства желудка. Первая за много месяцев! Я просто лежал в кровати, без всякого бульканья в животе, и думал об Алфе. – Он с серьезным видом обвел взглядом собеседников. – В этом есть горькая ирония, не правда ли?
– Как вы собираетесь известить всех о собрании? – спросил Хэмблдон.
– Я поручил это Теду.
– А Каролин будет?
– Вы ее видели? Как она себя чувствует?
– Нет, я ее не видел.
Мэйсон посмотрел на него с удивлением:
– Ну, тогда идите к ней как хороший мальчик, и сообщите, что она может не приходить на собрание, если не хочет.
– Ладно, – ответил Хэмблдон.
– Не передадите заодно эту записку? – вставил Аллейн. – Я хочу предложить ей немного погулять на свежем воздухе. Буду весьма благодарен.
– Да, конечно.
Хэмблдон бросил быстрый взгляд на Аллейна и направился к лифту.
– Вы оказались в трудной ситуации, мистер Мэйсон, – заметил Аллейн.
– В трудной! Это мягко сказано. Я просто не знаю, что мне делать. У нас обязательства по гастрольному туру, мы уже получили за него аванс и раздали участникам труппы. Если через шесть дней не возобновим спектакли, не знаю, что с нами будет. К тому же я не уверен, что Каролин вообще сможет играть. А без нее…
– Кто ее дублерша?
– Гэйнс. Я вас умоляю! Это провал! Австралийка может подменить Гэйнс. Но если не будет играть Каролин…
– Но как она сможет – после такого шока?
– Такое уж у нас ремесло, – возразил Мэйсон. – Мы знаем, на что идем. Шоу должно продолжаться. Не потому, что мы такие бессердечные, а… Алф сказал бы вам то же самое. Шоу должно продолжаться. Так было всегда.
– Понимаю. Но…
– Я видел, как на сцену выходили люди, которых в других местах сразу отправили бы в больницу. Честное слово. Я родился за кулисами через двадцать минут после того, как моя мать произнесла свою последнюю реплику. Это была костюмная драма, и она выступала в кринолине. Обычное дело в нашем бизнесе.
– Да, – пробормотал Аллейн.
Его вдруг охватило что-то вроде ностальгии – острое чувство симпатии и близости к театру. «Впрочем, это слишком заезженная история, чтобы будоражить кровь, – подумал он. – Ее замусолили до дыр еще со времен «Паяцев». Шоу должно продолжаться!»
– Разумеется, – продолжал Мэйсон, – Каролин может быть другого мнения. Я ни в чем не уверен. Публике это может не понравиться. И потом, представьте, что в этом деле… скажем так – замешан один из нас. Все будут смотреть спектакль и думать, кто из актеров – чертов убийца. Вы согласны?
– Будет много слухов.
– Но это не та реклама, которая нам нужна, – мрачно заметил Мэйсон. – Мы можем испортить репутацию.
На этот образчик профессионального эгоизма Аллейн мог только пробормотать: «Конечно».
Мэйсон продолжал свои жалобы:
– Так или иначе, все это очень дорого нам обойдется. Я уже не говорю про похороны. Думаю, они состоятся завтра. А судебное расследование! Газеты будут трубить о нас вовсю. Пресса! Бедный Алф! Он всегда заботился о прессе. Катастрофа. Ладно, поживем – увидим. Надеюсь, вы поможете нашим ребятам? Странно, что вы оказались детективом. Я слышал, что Алф был в курсе. Господи, Аллейн, я надеюсь, что вы поймаете убийцу.
– Я тоже. Хотите что-нибудь выпить?
– Кто, я? С моим-то желудком? Это все равно что проглотить кусок динамита. Но все равно спасибо. Еще увидимся.
С безутешным видом он удалился.
Аллейн вернулся из холла в гостиную. Через пару минут к нему присоединился Хэмблдон.
– Каролин говорит, что не против прогуляться. Она просила вас поблагодарить и передать, что будет через десять минут.
– Тогда я закажу машину. Вряд ли она захочет ждать ее здесь.
– Среди этих деревенщин? Конечно, нет!
Аллейн зашел в телефонную будку и позвонил в гараж. Машину обещали прислать немедленно. Хэмблдон ждал его в холле.
– Спасибо, что помогаете ей, Аллейн.
– Для меня это большое удовольствие.
– Она совсем разбита, – продолжал Хэмблдон.
Он понизил голос и оглянулся на дежурного портье, который в этот момент высунулся из своего окошка и с живейшим вниманием следил за действиями швейцара. Швейцар, в свою очередь, тихо нарезал круги в шести футах от Аллейна и Хэмблдона, пристально изучая поверхность ковра. Казалось, он искал какую-то очень важную и ценную вещицу, потерянную кем-то из постояльцев.
– Швейцар! – позвал Аллейн.
– Да, сэр?
– Вот вам полкроны. Будьте добры, выйдите на улицу и подождите машину, которая должна за мной приехать. А свое сокровище поищете потом.
– Спасибо, сэр, – смущенно ответил швейцар и вышел через вращающуюся дверь.
Аллейн холодно посмотрел на портье, который отвернулся и с безразличным видом принялся разглядывать журнал.
– Давайте отойдем в сторону, – предложил Аллейн Хэмблдону. – Пусть таращатся сколько угодно, но услышать нас они не смогут. Так вы говорили, что…
– Я уверен, что она потрясена гораздо больше, чем сама признает. Возможно, ей лучше провести весь день в постели.
– Предаваясь тяжелым мыслям?
– Она в любом случае будет им предаваться. Я очень переживаю за нее, Аллейн. Каролин держится слишком бодро и спокойно: это неестественно. Вы хотите поговорить с ней об Алфе, верно? Если можно, не затрагивайте эту тему. Сейчас она не в состоянии это обсуждать. Вчера ночью парни из полиции бог знает сколько продержали ее на допросе. Я понимаю, вы работаете в Скотленд-Ярде и вам нужно собрать побольше информации. Видит бог, я от души желаю вам поймать убийцу, но… не тревожьте пока Каролин. Одно упоминание об этом вызовет у нее истерику. Я могу на вас положиться, правда?
– О, на меня всегда можно положиться, – уклончиво ответил Аллейн. – А вот и мисс Дэйкрес.
Из лифта вышла Каролин. На ней было черное платье, которое Аллейн уже видел раньше, и черная шляпа с высоко поднятыми полями, обрамлявшими ее красивое лицо с безупречным макияжем. Но теперь ему показалось, что ее кожа под слоем краски выглядит слишком бледной, а вокруг глаз появились темные круги. Она словно немного постарела, и Аллейн почувствовал острый укол жалости. «Так не пойдет», – подумал он и поспешил ей навстречу. По пути он заметил, что пожилая дама в газетной парандже буквально бросилась к стеклянной перегородке, а еще трое торопливо перешли из гостиной в холл.
– Доброе утро, – поздоровалась Каролин. – Вы очень любезны.
– Пойдемте в машину, – предложил Аллейн. – Нет, это вы очень любезны.
Он и Хэмблдон окружили ее с двух сторон. Швейцар, увлеченно беседовавший с шофером из гаража, бросился открывать дверцу машины. Снаружи у подъезда уже собралась кучка зевак.
– Я поведу сам, – обратился Аллейн к шоферу. – Возвращайтесь за машиной часа в три, хорошо? Садитесь, мисс Дэйкрес.
– Куда вы так спешите? – спросила Каролин, когда Хэмблдон захлопнул дверцу. Потом она заметила людей на тротуаре. – А, понятно.
– До свидания, Каролин, – сказал Хэмблдон. – Приятной поездки.
– До свидания, Хейли.
Машина тронулась с места.
– Наверное, об этом уже вовсю пишут в газетах, – сказала Каролин.
– Не сказал бы, что «вовсю». Похоже, в этой стране не так уж падки на громкие сенсации.
– Дождемся вечерних газет, тогда и посмотрим.
– Надеюсь, они тоже будут вести себя более или менее прилично, – ответил Аллейн. – Предлагаю отправиться вон к тем горам. Говорят, там хорошая дорога. Кстати, я попросил в отеле положить нам в машину что-нибудь съедобное.
– Вы были так уверены, что я соглашусь? – спросила Каролин.
– Ну что вы, – с улыбкой ответил Аллейн. – Я просто надеялся. Между прочим, мне уже приходилось бывать в этих местах. Дорога все время идет вверх, хотя и почти незаметно, а когда поднимешься на холм, открывается чудесный вид.
– Вы не обязаны развлекать меня беседой.
– Не обязан? Жаль, я всегда считал себя интересным собеседником. Это часть моей работы.
– В таком случае можете продолжать, – согласилась Каролин. – Надеюсь, вы понимаете, мистер Аллейн, что я воспринимаю нашу поездку как деликатный и довольно дорогой способ провести допрос.
– Чего и следовало ожидать.
– По правде говоря, я тронута тем, что вы приложили к этому столько усилий. Горы действительно великолепны, правда? Величественные и прекрасные.
– Посмотрели бы вы на них в шесть утра.
– Не стройте из себя Рут Дрэйпер. Они не могли быть красивей, чем сейчас, – даже с этими жуткими коттеджами на переднем плане.
– Представьте себе, были. Они были так чудесны, что я не мог смотреть на них дольше минуты.
– «Мои глаза ослепли?»
– Что-то вроде этого. Почему вы не играете в старых драмах? Скажем, в «Трагедии девы».
– Потому что это слишком просто и прямолинейно для наших дней – и не слишком выгодно для кассы. Я как-то подумывала о миссис Милламент, но Пух… – на секунду она сбилась, – Альфи сказал, что ничего не выйдет.
– Жаль, – пробормотал Аллейн.
Несколько минут они ехали молча. Трамвайные линии закончились, и город начал распадаться на группы отдельных зданий.
– Мы уже в пригороде, – заметил Аллейн. – Еще пара поселков, и начнется дикая природа.
– А в какой момент мы приступим к делу? – спросила Каролин. – Или сначала вы должны сломить мою волю опасными дорогами и запугать головокружительными виражами? А потом поставить у края пропасти и задать вопрос раньше, чем я успею прийти в себя?
– Но зачем мне делать все эти вещи? Вряд ли пара невинных вопросов стоит таких сложностей. Я не вижу для этого причин.
– Я думала, все детективы любят копаться в темном прошлом, а потом огорошивать им свидетеля.
– А у вас темное прошлое?
– Вижу, вы уже начали.
Аллейн улыбнулся, и они снова замолчали. Он подумал, что Хэмблдон прав, и Каролин держится слишком хорошо, чтобы это выглядело натурально. Ее веселость казалась слишком нервной, голос звучал на полтона выше, разговор был неровным и обрывистым, молчание – тягостно неловким. «Надо подождать», – подумал Аллейн.
– На самом деле, – неожиданно заговорила Каролин, – прошлое у меня было вполне пристойное. Ничего похожего на то, что обычно думают о богемной жизни. Дом приходского священника, любительская труппа, местный театр, потом Лондон. Как говорится, прошла огонь и воду. Играла в крошечных студиях, где актерам приходилось помогать рабочим сцены: устанавливать декорации и чуть ли не самим опускать занавес, отыграв спектакль.
– Помогать рабочим сцены? Хотите сказать, что вы ворочали все эти тяжести?
– Да, случалось. Носилась по галереям не хуже всякого другого. Вешала на крюки тросы, опускала задник – что угодно. Господи, как же это было здорово! Как весело!
Дома уже остались позади. Дорога петляла по зеленым холмам, чьи силуэты постепенно вырастали один за другим, словно фигурки в детской аппликации. Пока Каролин рассказывала о себе, шоссе сделало поворот, и вдалеке над круглыми вершинами выросла огромная гора, холодная и недоступная на фоне ослепительного неба. Машина ехала быстро, дорога поворачивала то влево, то вправо, и бархатные холмы плавно двигались и вращались вокруг них, словно участники грандиозного парада. Вскоре Аллейн и Каролин подъехали к небольшому мосту, переброшенному через бурливший на камнях ручей, а дальше открывалась уютная лужайка.
– Пожалуй, можно остановиться здесь, – предложил Аллейн.
– С удовольствием.
Они проехали по деревенской ухабистой дороге, спустились к реке и остановились в тени густых зарослей мануки, усыпанных белоснежными цветами и источавших медовый запах.
Как только они вышли из машины, запах кожи и металла мгновенно развеял свежий ветерок – дыхание снежных гор. Каролин, чье платье в таком месте выглядело довольно странно, остановилась и запрокинула голову:
– Какая красота!
Камни у берега уже раскалились на солнце, над водой дрожала легкая дымка. Тишину наполнял живой и звучный шум реки. Перешагивая через камни, они прошли по мягким подушкам мха и спустились ближе к ручью, где зелень была гуще и сочней. Здесь буйно разрослись колючие кустарники и мелкие раскидистые деревца, а дальше поток уходил в дремучую тенистую чащу.
– Раньше тут везде был лес, – заметил Аллейн. – Все холмы усеяны сухими пнями.
На ближайшем дереве под мерный шум воды щебетала птичка, издавая такой звонкий, радостный и чистый звук, какой раньше они никогда не слышали. Каролин остановилась послушать. Аллейн вдруг заметил, что она глубоко взволнована и на ее глазах блестят слезы.
– Я схожу за корзиной с едой, – предложил он, – а вы пока подыщите какое-нибудь удобное местечко. Вот вам коврик.
Когда он вернулся, Каролин уже прошла вдоль реки и устроилась в тени возле воды. Она сидела абсолютно неподвижно, и по ее позе трудно было понять, что она чувствует. Шагая к ней, Аллейн спрашивал себя, о чем она может думать. Он увидел, как она подняла руки и сняла свою черную лондонскую шляпу. Потом повернула к нему голову и помахала рукой. Когда он подошел ближе, оказалось, что она плачет.
– Как насчет того, чтобы немного перекусить? – спросил он. – В гостинице мне дали походный котелок, чтобы я мог заварить в нем местный чай. Я подумал, что вам это понравится, но, если вы не любите экзотики, у меня есть белое вино. Мне кажется, в любом случае стоит развести костер: он приятно пахнет. Не распакуете все эти свертки, пока я продемонстрирую свое мастерство по разведению огня с помощью кучки прутиков и по меньшей мере трех коробков спичек?
Она не ответила, и он понял, что блестящей, неприступной и обаятельно-искусной примадонны здесь больше нет и перед ним на берегу сидит несчастная и одинокая женщина.
Аллейн отвернулся, но она сама позвала его.
– Вы не поверите, – пробормотала она сквозь слезы, – и никто в это не верит, но я очень любила своего Альфи-Пуха.
