Глава 16
Антракт
Выдержки из письма, отправленного старшим инспектором Аллейном инспектору Фоксу в Департамент уголовного розыска, Скотленд-Ярд.
Я думаю, вы согласитесь, мой дорогой Фокс, что это довольно интересное и заманчивое дело. Я уже вижу, как вы качаете головой и думаете, какого же я свалял дурака, так рано и так поспешно раскрыв свое инкогнито. Признаюсь, я и сам очень удивлен и не могу объяснить это не чем иным, как тщеславной страстью к дешевым эффектам. Вы получите мою телеграмму – и ответите на нее – гораздо раньше, чем прочтете это письмо. Безусловно, в том, что касается денег (если только Альфред Мейер не прогорел со своей компанией и не намудрил в завещании), самый сильный мотив – у Джорджа Мэйсона, хотя, опираясь на то, что нам известно, я не вижу, как он мог подняться наверх и вернуть на место груз. Я уже рассказал вам все обстоятельства дела и обрисовал в общих чертах свою теорию, которая зиждется на одном неоспоримом факте. После убийства Мэйсон находился со мной на сцене и ушел в кабинет вместе с Те Покиха. Я звонил Те Покиха, и тот рассказал, что сидел в кабинете с Мэйсоном вплоть до приезда полиции, после чего вернулся на сцену, оставив его в комнате. Кроме того, уже после приезда полиции вахтер вышел во двор, заглянул к Мэйсону, сидевшему в своем офисе и попивавшему виски, и беседовал с ним до тех пор, пока тот не ушел в гардеробную. К этому времени противовес был уже на месте. Я особо тщательно проработал этот пункт, поскольку знал, что Уэйд попытается разрушить алиби Мэйсона, и с удовлетворением обнаружил, что он не может этого сделать. К тому же есть еще этот жуткий малыш тики (жаль, что вы его не видели): косоглазый уродец с массивной головой и маленькими ручками и ножками. По-моему, сходство с человеческим эмбрионом очевидно. Сейчас он таращится на меня с промокательной бумаги: здесь суют его изображение куда попало, и его можно встретить в самых неожиданных местах. Так или иначе, есть все основания полагать, что человек, снова повесивший противовес, обронил тики в галерее на колосниках. Мэйсон исключается. Остаются Хэмблдон, Каролин Дэйкрес, Ливерсидж, Акройд и Валери Гэйнс. Все пятеро могли забраться наверх в двух ключевых эпизодах, определяющих это дело. Рискуя, что вы от скуки вывихнете челюсть, я составил подробный график каждого из них, включив в список всех действующих лиц, даже нашу старую знакомую Сьюзен Макс. Вот он. Как видите, я особо отметил людей без алиби. ХА и ХВ означают отсутствие алиби в первом и втором эпизодах, соответственно, а XX (ваш любимый «Гиннесс») поставлены напротив тех, у кого алиби нет вообще. Кроме того, я вкратце описал мотивы.
Что касается покушения в поезде (это было именно покушение, а не шутка разрезвившегося футболиста), я нахожу весьма неуклюжими все попытки связать его с кражей денег, которые до сих пор предпринимает Уэйд. В то время мисс Гэйнс еще не обнаружила свою пропажу. Если Мейер видел вора за работой и поймал его с поличным, почему он не заставил его вернуть деньги на место, пока об этом никто не узнал? И почему Мейер скрыл факт кражи от других? А раз уж он так поступил, с какой стати вору понадобилось его убивать? Сержант Касс остроумно предположил, что вор мог знать, что Мейер раскрыл его игру, хотя сам Мейер об этом знании не подозревал, и поэтому преступник нанес удар раньше, чем Мейер успел что-то предпринять: сначала попытавшись выбросить его из поезда, а затем закончив дело в театре. Но это никак не объясняет, почему Мейер медлил со своими действиями. Полиция сейчас пытается разыскать пассажиров поезда, чтобы пролить свет на это дело. Я по-прежнему склонен думать, что кража была только мелким инцидентом, который еще больше запутал всю картину. А тут еще этот ужасный тики! Я видел выставку божков маори в местном музее. Все они злорадно ухмыляются и корчат рожи, высунув посетителям язык. Очаровательные создания. Я чувствую в них что-то древнее и исконное, что-то подлинное новозеландское, как тот дурманящий и влажный запах, который стоит в их девственных лесах. Пока суд да дело, я нанял автомобиль и сгонял на север, в заповедную зону, где природа еще осталась в первозданном виде. По дороге я видел деревушки маори – здесь их называют «ба», – чудом сохранившиеся среди уродливых застроек в современном стиле. Сами маори носят европейскую одежду с некоторым туземным колоритом (особенно люди постарше). У них врожденный талант к легкому и беззаботному общению, которое вполне соответствует их характеру. Представители аристократии просто великолепны. Те Покиха, например, настоящий оксфордец. Культурный, обходительный, с очень приятной внешностью. Я как-то с ним пообедал, и он рассказал мне о традициях своего народа. Я уже говорил, что, когда тики ходил по кругу и Альфред Мейер отпускал насчет него всякие шуточки, мне показалось, что покойный проявил полное отсутствие вкуса и такта. А Те Покиха, наоборот, проявил сдержанность и благородство. Вот вам фантастическая версия: Те Покиха убил Мейера за то, что тот оскорбил его божка, и оставил тики на месте преступления в знак свой мести. «Это можно вычеркнуть», как говорит Уэйд. Местная полиция чрезвычайно вежлива. Сегодня утром я должен встретиться с суперинтендантом. Вообще, мне кажется, все они держатся немного настороженно, в том числе и Уэйд. Странная смесь из желания продемонстрировать «настоящее новозеландское гостеприимство» (они говорят «новозиллендское») и позиции типа: «Мы любезны, пока вы любезны, но не вздумайте качать здесь свои права». А так, они приятнейшие люди и замечательные работники, и я очень стараюсь не действовать им на нервы. Наши отношения можно описать словосочетанием «насильственная сердечность», что немного утомляет. Я начинаю осваивать местный диалект, например, слово «бомба» в общем смысле выражает одобрение. «Кривой» означает «злой», «больной» и «никудышный», – в зависимости от контекста, а «тупик» – или еще сильней, «запор» – что-то крайне нудное или бестолковое. Среди простых работяг, вроде вагонных проводников или таксистов, английский язык сохранился в куда более правильном и чистом виде, чем у современных англичан. Правда, в их произношении порой проскакивает акцент, ну и что с того? Мой бедный Фокс, я вас совсем утомил. Надеюсь, вы получили удовольствие, просматривая дела компании «Инкорпорейтед Плэйхаус» Мэйсона и Мейера, а также мистера Фрэнсиса Ливерсиджа. Это должно было вас немного позабавить. Я уже чувствую себя гораздо лучше, так что хватит наводить критику насчет моих нынешних занятий. Так приятно действовать неофициально и в то же время быть в игре. Это дает мне ощущение свободы. Черкните пару строк, когда будет время.
Искренне Ваш,
Родерик Аллейн.
Аллейн запечатал письмо, написал адрес и взглянул на часы в гостиной. Десять утра. Самое время снова заглянуть к мистеру Гордону Палмеру, который час назад еще крепко спал. Аллейн поднялся на лифте на третий этаж. Любопытный взгляд лифтера говорил о том, что тайна его личности уже раскрыта. Он подошел к номеру Гордона, постучал и вошел в комнату.
Гордон лежал в кровати, но не спал. Вид у него был хмурый и опухший.
– Доброе утро, – поздоровался Аллейн. – Неважно себя чувствуете?
– Хуже некуда, – буркнул Гордон. Взглянув на Аллейна, он нервно покусал губы и добавил: – Простите за вчерашний вечер. Вы не вернете мне ключи? Я хочу встать.
– Я отпер вашу дверь час назад, – ответил Аллейн. – Вы не заметили?
– У меня так трещит голова, что я боюсь даже шевельнуться.
– Много вчера приняли?
Гордон промолчал.
– Сколько вам лет?
– Семнадцать.
– Господи! – воскликнул Аллейн. – Что же с вами будет дальше? Превратитесь в дряхлую развалину. Впрочем, дело ваше.
Гордон попытался улыбнуться.
– С другой стороны, – добавил Аллейн, подняв одну бровь и внимательней вглядевшись в юношу, – не могу сказать, что вы безнадежны. Да, у вас прыщи и нездоровый цвет лица – спасибо алкоголю и плохому сну, – но если вы как следует прочистите желудок и легкие, а заодно укрепите нервы, у вас будет вполне приличный вид.
– Хм, благодарю.
– Думаете, я груб? Я старше вас на двадцать пять лет. Сорокадвухлетний джентльмен может позволить себе немного дерзости. Особенно если он полисмен. Кстати, вы хотите проблем с полицией?
– Не особенно, – ответил Гордон с ноткой юмора в голосе.
– Тогда с чего вам взбрело в голову сбежать? Вы навсегда испортили фигуру сержанту Кассу. Теперь он стал похож на полногрудую матрону.
– Неужели? Потрясающе!
– Потрясающе! – передразнил Аллейн. – Очередная глупость. Будет потрясающе, приятель, если вас надолго засадят за решетку.
Гордон беспокойно шевельнулся.
– Выкладывайте, – продолжал Аллейн, – что вас заставило дать деру? Страх?
– Да, я испугался, – с легкостью признал Гордон.
– Чего? Что придется отвечать за слова о Кортни Бродхеде? Боялись, что полиция заставит вас подтвердить свою версию о краже?
– Это не моя версия.
– Мы так и подумали. Ливерсидж навешал вам на уши лапшу, верно? Ну да, конечно. И вы испугались, что мы это узнаем?
– Да.
– Понятно. Решили оттянуть неприятный момент?
– Знаете, сидеть в той комнате было невесело. Ждать неизвестно чего, час за часом. Я замерз.
Глаза Гордона расширились. Он стал похож на испуганного школьника.
– И потом, раньше я никогда не видел… мертвых, – пробормотал он.
Аллейн задумчиво взглянул на юношу.
– Да уж, – протянул он, – зрелище не из приятных, правда? Мурашки по коже?
Гордон кивнул:
– Немного.
– Бывает, – подтвердил Аллейн. – Со временем пройдет. Не хочу читать вам нотации, но алкоголь тут не поможет. От него только хуже. Значит, вы удрали от сержанта Касса из-за мандража в гардеробной?
– Там было так тихо… А снаружи, на сцене – он, холодный, неподвижный…
– Что за ерунда! – воскликнул Аллейн. – К тому времени его давно уже увезли, дурачок. Ладно, расскажите, что вам сказал Ливерсидж, когда вы ушли со сцены после убийства.
– Фрэнки?
– Да. В коридоре между гримерными, до того как вы пошли в гардеробную.
– Он… он… Кажется, он спросил… помню ли я, о чем мы говорили.
– Что он имел в виду?
– Наш разговор о Кортни и деньгах.
– А теперь хорошо подумайте и отвечайте правду. Это очень важно. Кто первым предположил, что деньги мог украсть Бродхед, – вы или мистер Ливерсидж?
– Конечно, он, – без раздумий ответил Гордон.
– Прекрасно.
Аллейн сидел у кровати, внимательно разглядывая юношу. Он снова подумал, что, возможно, его испорченность не так уж глубока. «Это как глянцевая корочка на плохо пропеченном пироге, – подумал он. – А последние события надавили на него так, что корка пошла трещинами. На самом же деле он еще почти ребенок. Наверное, зачитывается детективами». И вдруг Аллейн спросил:
– Скажите, вам интересна моя работа?
– Да… Чисто теоретически, – ответил Гордон.
– Меня удивило ваше поведение вчера вечером. Так дерзко и задиристо. Смело наброситься на Бродхеда! Решительный поступок.
– У меня не было времени подумать. Все казалось каким-то нереальным. Словно не на самом деле. Так, немного щекотало нервы, и все.
– Понимаю. Очевидно, вы из тех людей, которых шок заставляет рикошетом отскакивать в сторону, словно мячик от стенки. Никогда не знаешь, куда он полетит и где потом остановится.
– Пожалуй, – согласился Гордон, развеселившись от этого сравнения. – Очень похоже на меня. Действительно, я…
– Это обычная реакция, – перебил его Аллейн. – Нетрудно догадаться, как она могла сработать в вашем случае. Практически у вас на глазах убили человека, но, вместо того чтобы биться в истерике, как мисс Гэйнс, или сделаться больным, как мистер Мэйсон, вы впали в ступор и потеряли ощущение реальности. Ваш мозг был словно одурманен, а в голову настойчиво полезли мысли о поступках Кортни Бродхеда. Вы вспомнили разговор с мистером Ливерсиджем, тем более что он сам недавно напомнил вам о нем за кулисами. Все еще пребывая в ступоре, вы стали сопоставлять факты и были поражены их безупречной логической связью, которая, к сожалению, гораздо чаще встречается в детективных романах, чем в реальной жизни. И тогда вы решили прямо обвинить Бродхеда, в надежде, что, застигнутый врасплох, он выдаст себя сам. Типичное поведение наивного подростка. В этом смысле оно очень интересно. Проекция фантазий в духе «царя горы» – не помню, как это называется в психоанализе.
Он сделал паузу. Гордон сидел с красным лицом и молчал.
– Через некоторое время, – продолжал Аллейн, – вы остыли и вернулись с небес на землю. Теперь у вас было время подумать. Когда все остальные ушли из комнаты и под присмотром Пакера остались только вы и мистер Уэстон, у вас, как вы сами сказали, забегали по спине мурашки. Вам стало так плохо, что, когда за вами прислали, вы ударились в бега. Возможно, для этого была какая-то дополнительная причина: например, вы вспомнили какое-нибудь важное обстоятельство, которое могло пролить свет на дело.
Не спуская глаз с юноши, Аллейн подумал: «Странно, он меняет цвет, как хамелеон. Если побледнеет еще больше, то упадет в обморок».
– Что вы имеете в виду? – спросил Гордон.
– Уверен, вы действительно что-то вспомнили. Не хотите сказать, что именно?
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Разве? По-моему, все ясно. Впрочем, на время оставим эту тему: хочу задать вам пару рутинных вопросов. Насколько я понял, вы отправились на сцену сразу после окончания спектакля?
– Да.
– То есть прошли прямо на сцену и все время оставались там?
– Да.
– И не заходили ни к кому в гримерную?
– Нет. Я хотел зайти к Каролин, но Тед Гаскойн разорался, и меня не пустили.
– Ясно. А после убийства, когда вы, судя по всему, ждали со своим кузеном прибытия полиции, – вы все время были вместе?
– Мы сразу пошли в гардеробную. Джефф меня туда отвел.
– Отлично. Теперь о тики. О чем вы хотели сказать, когда я спросил о нем мисс Дэйкрес в гардеробной?
– Ни о чем.
– Ладно, попробую догадаться сам. Когда я спросил мисс Дэйкрес, где тики, она быстро прижала руку к груди: инстинктивный жест женщины, когда она прячет что-то за корсажем. Заметив это движение, вы громко вскрикнули и хотели что-то сказать, но потом передумали. А произошло это потому, что вы сами видели, как во время застолья мисс Дэйкрес убрала туда фигурку тики.
– Откуда вы знаете? Я… Я не уверен. Но я подумал…
– Потом она заглянула в свою сумочку и заявила, что не помнит, что стало с тики после того, как она поставила его на стол.
– Но это ничего не значит! – с жаром воскликнул Гордон. – Она действительно забыла. Неудивительно после того, что случилось. Она не собиралась вам лгать, если вы об этом. Клянусь вам, она забыла! Я и сам запомнил только потому, что увидел, как ее рука…
– Я просто хотел убедиться, что вы действительно это видели.
– Ну видел, и что?
– Ничего. А теперь я вас покину, чтобы поприветствовать наступление нового дня. Рекомендую две таблетки аспирина, черный кофе и небольшую прогулку в полицейский участок, где инспектор Уэйд будет рад услышать ваши извинения за вчерашний вечер. Я забыл, какое там полагается наказание за побег от полиции при исполнении служебного долга? Да еще с отягчающими обстоятельствами. Кажется, вам не нравится «Микадо»?
– Господи, что они со мной сделают, сэр?
– Если вы любезно расскажете им все, что рассказали мне, я попробую усмирить их гнев. А иначе…
Аллейн сделал зловещее лицо и вышел из номера.
Назад: Глава 15 Конец первого акта
Дальше: Глава 17 Смена декораций
