Желтый джемпер
Глава 1
Казнь Рут Уотлингтон потрясла респектабельную Британию. Если бы убийца была мошенницей, наркоманкой или «дурной женщиной», удар оказался бы не столь жестоким, но разоблачение учительницы закрытой школы показало, что импульсивное желание убить способно захватить едва ли не каждого, кому хватит звериной храбрости довести дело до конца. Преступление не было результатом роковой страсти, хотя надушенные волосы, лунный свет на речной воде и предстоящая свадьба стали важными, если не решающими, факторами, особенно лунный свет на речной воде.
Рассказ наш ни в коем случае не представляет собой любовную хронику, однако придется обратить внимание на романтические фантазии несчастного Герберта Каддена, учителя математики в Хемел-Эбби, закрытой школе для девочек, расположенной в Девоншире.
За неделю до начала летнего семестра, 2 мая 1934 года в половине девятого вечера Герберт в одиночестве сидел в пустой школе, старательно дорабатывая конспекты уроков. Мысли то и дело улетали к молодой преподавательнице современных языков Рите Стивенс, пару семестров назад пришедшей в школу с университетской скамьи.
Человек крайне скромный, мистер Кадден удивился собственной смелости, когда предложил мисс Стивенс руку и сердце, но еще больше удивился тому, что она это предложение приняла. И, между прочим, испытал глубокую благодарность к коллеге и близкой приятельнице Рут Уотлингтон за то, что та пригласила Риту поселиться в своем коттедже.
Мечтая о невесте, Герберт представлял ее в том самом платье, в котором увидел во время недавней встречи. Если бы он дал себе труд вспомнить, что Рита восхитительно выглядела в любой одежде, то сохранить душевный покой было бы намного легче. Но мистер Кадден не относился к числу тех мужчин, кто разбирается в секретах женской привлекательности.
Как бы там ни было, но перед его мысленным взором Рита предстала в наряде, фасон которого дамы называют «платье-фартук», хотя сам Герберт, конечно, этого термина не знал. Он живо вообразил открытое светло-зеленое платье, надетое поверх желтой блузки с короткими рукавами. Этот предмет гардероба, в конце концов, предстал перед судьями, но только после того, как полиция не нашла в нем ничего примечательного, кроме пятен крови.
Достаточно о платье. Что касается лунного света, то в тот момент, когда мистер Кадден подошел к дому директрисы и положил конспекты в почтовый ящик, полная луна, появившаяся на небосклоне в 18:37, уже серебрила сумерки. Пройдя по краю игровой площадки, учитель математики пересек стилизованный под старину мост через реку Брин – довольно большой ручей глубиной двенадцать футов, знаменитый не только отличной форелью, но и коварством: множество глубоких омутов представляло серьезную опасность для девочек, хотя быстрое течение всегда спасало незадачливых купальщиц, вынося на отмели.
Совершенно не ощущая своих тридцати шести лет, Герберт легко взлетел по ступенькам, устроенным специально для перехода через невысокую каменную стену, и вошел в небольшой лес – часть школьной территории, – спускавшийся по холму к деревне Хемел, где жили почти все учителя.
Он был в макинтоше. Мистер Кадден постоянно о чем-нибудь беспокоился и никогда не выходил из дому без плаща. Вскоре он свернул с тропинки к речному омуту шириной футов десять и глубиной сорок, прозванному Пьяным бродом. Подождав Риту с полчаса, он достал сигарету, выкурил, не проявляя нетерпения, и спокойно сел на скамейку, похожую на те, что обычно стоят в парках. Средняя доска упала.
Странно! Должно быть, из кронштейна вылетели болты. Герберт провел рукой по скамье, отметив, что и самого кронштейна на месте нет. Рита опаздывала больше, чем обычно.
Вода, перекатываясь через камни, небольшим водопадом срывалась в омут, поднимая жемчужные брызги. Впервые в жизни Герберт увидел лунную радугу и подумал, что нужно будет обязательно показать ее Рите. Луна отражалась в беспокойном омуте, и блестящая поверхность казалась сотканной из жидкого серебра.
Так мистер Кадден и сказал коронеру: жидкое серебро. Потом, по его словам, легкое облачко скрыло луну и погасило радугу. Мягкий рассеянный свет позволил заглянуть в прозрачный омут. И там, в глубине, Герберт внезапно увидел Риту Стивенс.
Несколько секунд он ошеломленно смотрел в широко раскрытые глаза, на слегка колышущиеся, словно под мягким ветерком, волосы, но облачко пролетело и серебряная поверхность омута снова заблестела как зеркало.
Герберт заслонил ладонью глаза и принялся ходить из стороны в сторону в надежде спрятаться от назойливого света, потом схватил упавшую со скамейки перекладину и попытался перекинуть через камни водопада, чтобы посмотреть под другим углом, однако споткнулся и поцарапал руку неровным краем доски, которую тут же сорвало течением и унесло. И тут он закричал, обращаясь к самому себе как к постороннему:
– Очнись! Это оптический обман! В предательском свете полной луны недолго увидеть все, что угодно! Ты думал о Рите и уже начал волноваться, не случилось ли с ней чего, а страх имеет свойство материализоваться. Разве она может стоять под водой?
Он почти поверил своим доводам, но в то же время подчинился импульсу бежать в деревню: «И все-таки надо немедленно проверить в коттедже». О галлюцинациях лучше не упоминать, чтобы не смешить людей. Должно быть, виноваты проклятые конспекты – от усталости чего только не привидится!
Хорошо, что коттедж Рут Уотлингтон располагался совсем близко! Миновав лесную тропинку, Герберт уже не стал с разбегу перелетать через стену, а перешел ее медленно, ступенька за ступенькой, стараясь выровнять дыхание и унять панику. Осталось преодолеть сотню ярдов по покрытому невысокой травой участку, чтобы увидеть дом, стоявший под прямым углом к дороге.
Скоро Герберт заметил садовую калитку, а за ней, совсем рядом, желтые рукава и светло-зеленое платье, в лунном свете казавшееся серо-голубым. Он рванулся вперед, заключил любимую в объятия и сразу ощутил аромат, который никогда не встречал у других женщин: так пахнет гардения.
– О, милая! Слава богу! Ужасная галлюцинация! Привиделось, что ты стоишь под водой в Пьяном броде. – Сладкий цветочный запах дарил ему силы, сейчас он мог бы перепрыгнуть через любую стену. – Что же ты молчишь, Рита, дорогая?
– Но я не Рита! – обиженно воскликнула Рут Уотлингтон. – Что с тобой, Герберт?
Он резко отстранился и развернул ее лицом к луне.
– Наверное, все дело в платье, – произнесла Рут уже спокойнее. – Рита надела его один раз, а потом решила, что оно ей не идет, и отдала мне.
Герберт смотрел, ничего не понимая и не чувствуя, кроме запаха гардении, почти такого же явственного, как мгновение назад, когда ее голова лежала у него на плече.
– Я подумала, что галлюцинации или то, о чем ты говорил, относились ко мне. Ты явно был в истерике, иначе я бы не…
– А что, если это не галлюцинация? – в ужасе пробормотал Герберт. – Где Рита?
– В Линмуте. Поехала в гости к Колдерам – это семья ее кузена Фреда, у них там бунгало на побережье. Мистер Колдер позвонил еще до ее возвращения. Рита едва успела на автобус, который отходит без десяти девять. Уже на бегу попросила позвонить тебе, что я и сделала. Трубку сняла Эффи Камбер, одна из кухарок, может быть, ты ее знаешь. Я поручила ей передать тебе, что Рита уехала. Вот только, боюсь, поздно: около девяти.
– Я ушел из школы незадолго до девяти. Значит, Рита не появлялась возле Пьяного брода! – Герберт рассмеялся, но как-то нервно. – И все же… это было ужасно! Не дай бог увидеть такое!
– Войди в дом и расскажи все по порядку. Специально для подобных случаев держу бутылку бренди. Думаю, ты просто пересидел над конспектами… О, смотри: еще и руку поцарапал, даже кровь идет! Пойдем, попробую перевязать, хотя с трудом выношу вид крови.
– Ничего страшного. Наверное, поцарапался, когда падал.
Вслед за Рут Герберт вошел в дом, повесил макинтош в прихожей и устроился в гостиной. Как известно, у приятельницы он провел около часа и незадолго до одиннадцати, слегка захмелев от бренди, попрощался, намереваясь вернуться к себе. Рут делала все возможное, чтобы помешать началу расследования. Ни одна полицейская система, даже самая научная, не в состоянии объяснить, зачем убийце понадобилось тянуть время.
В качестве постоянного места укрытия омут явно не годился. Ей удалось быстро и незаметно покинуть место преступления, так что не имело значения, когда именно полиция обнаружит тело. К тому же никто не обратил внимания на важное заявление мистера Каддена: Герберт признался, что принял мисс Уотлингтон за Риту, потому что увидел не только платье, но и почувствовал неповторимый аромат духов невесты. И все же благодаря работе инспектора Рейсона из департамента нераскрытых дел Рут Уотлингтон была осуждена на том основании, что надела платье убитой соперницы и надушилась ее духами.
Глава 2
После изрядной порции неразбавленного бренди Герберт изложил Рут подробности предполагаемых галлюцинаций.
– Но омут глубокий, не меньше сорока футов! – возразила Рут. – Если бы в воде находилось тело, то погрузилось бы на дно и увидеть его без яркого света было бы невозможно.
– Знаю. Но в подобных случаях нелегко рассуждать спокойно.
Герберт повторил историю еще раз. Страх постепенно ушел, и разговор переключился на саму Риту – тему, увлекательную для обоих. Беседа была ложно истолкована комментаторами, решившими, что Рут вела себя как истеричка и возбуждала собственный ужас рассуждениями о жертве, которую сама же и убила. А тот факт, что мисс Уотлингтон показала гостю альбом с фотографиями младенцев, был квалифицирован как проявление крайнего лицемерия и патологической жестокости, что подтверждало заявление об умопомешательстве.
Правда тем временем заключается в том, что если бы Рут действительно отличалась лицемерием, то никогда не совершила бы страшного преступления. Больше того, «учительница, обыгравшая Скотленд-Ярд», попалась бы мгновенно, если бы полицейские могли представить, что способность к убийству вовсе не означает неискренность, жестокость и алчность.
Во время роковых событий Рут было тридцать семь лет, но если бы она умела одеваться, то выглядела бы не старше тридцати – хорошенькая, живая, спортивная, без намека на полноту. К сожалению, из-за чрезмерной скромности она не подозревала, что несколько умелых штрихов перевели бы ее из разряда обычных привлекательных женщин в разряд красавиц. В шестнадцать лет на школьной вечеринке Рут поцеловал одноклассник, а потом она случайно услышала, как тот со смехом рассказывает о своем «подвиге» товарищу.
Опыт оставил в душе глубокую рану, и девушка решилась довериться молодой мачехе, которую, вопреки традиции, искренне любила. По неопытности ей не пришло в голову, что Коринн Уотлингтон могла испытывать женскую ревность по отношению к падчерице, которая была лишь семью годами младше ее самой, когда заявила: «Все мужчины – подлые создания. Сначала завлекают лестью, а потом насмехаются. Так что лучше держаться начеку, чтобы не дать себя унизить».
Унижений Рут боялась больше всего на свете, а потому «держалась начеку» настолько эффективно, что ровесники окрестили ее чопорной недотрогой и оставили в покое.
Следуя совету Коринн, Рут сосредоточилась на карьере. Отличной учебой она завоевала стипендию в Оксфорде, но великодушно отказалась от денег в пользу нуждающихся студентов, так как мама оставила ей состояние в двести фунтов годовых. В университете активно занималась лакроссом, теннисом и фехтованием. Достигла столь значительных успехов в изучении истории и литературы, что получила приглашение занять место преподавателя, однако отклонила лестное предложение, поскольку всегда мечтала учить детей. В результате мисс Уотлингтон получила направление в Марден – в то время ведущую школу для девочек, заинтересованных в серьезном образовании.
В двадцать семь лет мысли Рут сосредоточились на одном из учителей классических языков. Чувство заставило забыть о проблемах, связанных с поведением мальчиков на вечеринках, однако думала Рут не столько об избраннике, сколько о себе: представляла красивый дом с зеленой лужайкой, где играют веселые малыши, ее дети, – и лишь на заднем плане, придавая мечте основательность и надежность, маячил учитель классических языков.
Спустя некоторое время Рут уволилась из школы и уехала в Париж, где полгода проработала добровольцем в детских яслях, хотя и не отдавала себе отчета почему, так как была не склонна к самоанализу. Однако маленькие питомцы не смогли успокоить неясное душевное смятение, и новый учебный год Рут начала в школе Хемел-Эбби – добропорядочной, но ничем не примечательной и куда менее амбициозной копии Мардена.
Здесь и завязались те особенные отношения с Гербертом Кадденом, которые сбили с толку романтически настроенных комментаторов. С первого дня Рут могла разговаривать с учителем математики без тени напускной холодности. Герберт также чувствовал себя вполне свободно, хотя, как правило, в обществе женщин терялся. О физической близости Рут, несомненно, не помышляла. Между молодыми людьми завязалась не столько глубокая дружба, сколько искренняя товарищеская симпатия, полностью лишенная романтического ореола.
В первый же год работы Рут купила коттедж в лесу, а уже через несколько недель после переезда начала вырезать из журналов портреты детей. За полгода успев вырезать с дюжину, решила наклеивать картинки в альбом, а потом ей пришло в голову и самой фотографировать деревенских малышей. Свое странное хобби она объясняла тем, что любит детские портреты, хотя поймать удачный момент удается нечасто. Этот альбом Рут никому не показывала. Первым зрителем стал Герберт, причем в вечер убийства.
Для Герберта ее коттедж превратился едва ли не в клуб. Он приходил сюда в одно и то же время: по средам и воскресеньям к ленчу. Рут позволяла оплачивать половину стоимости еды и добавлять несколько пенни для деревенской женщины, которая эту еду готовила. Время летело незаметно, и прошло девять лет, прежде чем в школе появилась Рита Стивенс и невольно изменила сложившийся уклад.
Однажды вечером, когда ученицы разъехались по домам на выходные, Рут случайно встретила Герберта вместе с Ритой и заметила, что приятель преобразился до неузнаваемости. В это мгновение на нее смотрел энергичный, властный, полный сил мужчина – мужчина именно в том смысле, который придавала этому слову Коринн. А через час Герберт пришел в коттедж и по секрету признался, что влюблен в мисс Стивенс. Рут выразила искренний восторг по этому поводу – перед ней будто открылась новая жизнь.
Поначалу Рита держалась холодно, едва ли не с подозрением, и приглашение Рут поселиться в ее доме выслушала равнодушно, причем долго торговалась относительно оплаты. К концу семестра мисс Стивенс все же смягчилась и согласилась принять мисс Уотлингтон в качестве наставницы и благодетельницы.
Рут в свою очередь решила – можно сказать, твердо, – что жизнь должна подарить подруге то женское счастье, в котором отказала ей самой, поэтому настойчиво подталкивала молодых людей друг к другу, причем без малейшего злого умысла. Сама же решила довольствоваться ролью почтенной тетушки.
В вечер убийства, незадолго до шести часов, когда Рита была в деревне, позвонил Колдер, чтобы попросить кузину приехать на последнем автобусе рейсом в восемь пятьдесят, и остаться на ночь в Линмуте. Телефона в бунгало не было, и родственник сказал, что на всякий случай встретит автобус – вдруг Рита приедет. Рут пообещала передать приглашение, если подруга вернется домой не слишком поздно.
Около семи Рита пришла в коттедж, но Рут ни словом не обмолвилась о звонке. Этот случай недостойного поведения стал первым и единственным в ее биографии – разумеется, если не считать убийства. Эгоистический мотив заключался в том, что, проживая чужую жизнь, Рут хотела, чтобы Рита встретилась с Гербертом, как было условлено заранее, к тому же, определившись наконец со свадебным подарком, мечтала поскорее сообщить новость, чтобы насладиться ее удивлением.
– Свидание с Гербертом назначено на девять. Может, пойдем пораньше вместе, немного посидим? – предложила Рут. – Вечер такой приятный, а мне надо многое с тобой обсудить. Перед приходом Герберта обещаю исчезнуть.
– Отлично! Вот только этот твидовый костюм слишком скучен. Как по-твоему, замшевый ремень, который ты подарила, к нему подойдет?
– В самый раз. Честно говоря, надеялась, что ты выберешь именно его.
Несмотря на то что сама одеваться не умела, Рут превратилась в эксперта по нарядам подруги. Именно мисс Уотлингтон придумала светло-зеленое открытое платье без рукавов в сочетании с желтой блузкой и заказала фасон приличной портнихе, переехавшей в деревню из Лондона.
– Что скажешь о моем новом джемпере?
– Воротник слишком высок. К тому же не люблю желтый цвет! – Тут же вспомнив о блузке, Рита спохватилась: – Точнее, желтый с горчичным оттенком. Меня ты умеешь одевать лучше, чем саму себя. Интересно почему?
– Наверное потому, что жалею, что в твоем возрасте была не такой, как ты.
Рита обиделась, хотя сама не поняла причину недовольства, и промолчала почти всю дорогу. К Пьяному броду подошли около восьми.
– Осторожнее, дорогая, не порви юбку! – В сумерках Рут заметила, что железный кронштейн скамейки расшатался. – Здесь болты проржавели. Надо их закрепить и покрасить. Завтра же скажу мисс Харборо.
Рут потянула кронштейн, и он легко отошел, так что в руках остался плоский железный брусок длиной фута три, с загнутым под прямым углом трехдюймовым концом. Чтобы мастер сразу увидел необходимую деталь, кронштейн был прислонен к скамье, подруги сели, и Рут завела разговор о свадебном подарке.
– Вы с Гербертом витаете в облаках, как и положено влюбленным, и наверняка еще не думали, где будете жить, правда?
– О, Герберт, кажется, что-то подыскивает: ему нравится заниматься подобными делами, ну а если ничего подходящего не подвернется, то в деревне всегда можно снять комнату.
Хотя еще окончательно не стемнело, полная луна уже живописно освещала омут, и Рут с умилением подумала, что местечко для свидания прямо-таки чудесное.
– Комната в деревне годится для одного, но никак не для супружеской пары. – Рут помолчала, наслаждаясь моментом. – Так что будете жить в моем коттедже.
– Но… Ты хочешь сказать, что собираешься оставить Хемел и избавиться от дома?
– Нет, дорогая, ничего подобного. Я отдаю коттедж вам, а сама сниму две комнаты у миссис Камбер, так что не беспокойтесь: устроюсь прекрасно.
Риту вовсе не волновал комфорт подруги: несмотря на бесчисленные мелкие преимущества, присутствие Рут в ее жизни становилось чрезмерным. Снова возникло неясное чувство обиды, мелькнувшее во время разговора об одежде.
– О, Рут! Разумеется, предложение продать нам коттедж великодушно – пожалуй, даже чересчур: ведь он тебе самой так нравится, – но, честное слово, сомневаюсь, сможет ли Герберт позволить…
– Дорогая, ничего такого делать не придется! – рассмеялась Рут. – Это мой маленький свадебный подарок. Утром я съездила в Барнстапл и обговорила с адвокатом подробности оформления, так что осталось только подписать бумаги. Как раз сейчас сможете обсудить это с Гербертом.
– Даже не знаю, что тебе сказать! – мрачно произнесла Рита. – Рут, дорогая, разве ты не понимаешь, что это невозможно? Твое материальное положение не намного лучше нашего, и… Нет, предложение слишком щедрое!
Какое имело значение, что она им отдавала? Их любовь принадлежала ей и была призвана наполнить пустующую оболочку одинокой жизни.
– Милая, речь идет не о дорогостоящем подарке, а о возможности разделить с вами счастье. Ты же знаешь, как много вы с Гербертом для меня значите. К тому же надо смотреть в будущее. Может случиться так, что уже через год вас будет не двое, а трое.
Рита на миг растерялась:
– Ты говоришь… о ребенке?
– Разумеется! – радостно рассмеялась Рут.
Рита хмыкнула, но вовсе не одобрительно.
– Не собираюсь иметь детей.
– Не надо так говорить: вдруг сбудется, – мягко упрекнула подопечную Рут и внезапно испугалась: – Рита, у тебя ведь все в порядке со здоровьем?
– Конечно! – успокоила та. – Просто нет необходимости затевать эту возню, если нет желания. А у меня желания нет, ни малейшего: я иначе устроена, но и это не главное. Ненавижу младенцев: постоянные крики, грязь и суета!
Рут показалось, что сознание померкло перед внезапно поднявшейся неведомой силой. Собственный голос послышался откуда-то со стороны – резкий и ядовитый:
– Разве по отношению к Герберту справедливо лишать ваш брак всякого смысла?
– О, Рут! Ты же взрослый человек, а рассуждаешь, как героиня дешевого бульварного романа. Должна признаться, мне вообще эта тема отвратительна.
Можно сказать, что уже в следующее мгновение Рут словно раздвоилась: одна ее часть осталась в двадцатом веке, отстраненно наблюдая за происходящим, а вторая – древняя, дикая, необузданная – действовала по неведомым примитивным законам. Мышцы сами собой напряглись подобно пружине, резко подбросили тело и заставили вскочить. Руки и ноги задрожали, словно в жилах яростно столкнулись разнозаряженные кровяные частицы.
Она услышала, как просвистел в воздухе тяжелый железный кронштейн. Раздался глухой удар, потом еще один. Спустя какое-то неопределенное время сознание вернулось, и стало ясно, что на свете не существует ничего, кроме утверждения: дети – отвратительная тема.
Постепенно восприятие начало расширяться. В лунном свете на скамейке блестела кровь. Рита без движения лежала на земле.
«Кажется, я ее убила! – бессмысленно хихикнула Рут. – Интересно, что скажет Герберт?» Восприятие расширилось еще немного и подсказало, что времени остается в обрез. Рут посмотрела на часы, потом еще и еще раз, прежде чем поняла, что уже половина девятого. Вскоре удалось вспомнить, что Герберт придет к девяти, и, уже вслух, она продолжила:
– Можно опустить ее в омут, а когда Герберт заглянет в коттедж, осторожно рассказать обо всем, что случилось. Но ведь мертвые тела всплывают! Ничего, на час-другой что-нибудь придумаем!
Железный кронштейн по-прежнему оставался под рукой: на сгибе виднелась кровь. Рут, вздрогнув от отвращения, вытерла кронштейн о траву, засунула короткий конец под замшевый ремень и перекатила тело в омут рядом с водопадом. Несмотря на все предосторожности, на левой руке остался темный след. Подавив приступ тошноты, Рут смыла кровь, но в лунном свете не заметила, что рукав желтого джемпера тоже испачкан.
По пути домой ей удалось обрести некое подобие нормального состояния и прийти к пониманию произошедшего. Скрывать преступление она не собиралась: напротив, была решительно настроена сначала честно признаться Герберту, а потом добровольно сдаться в полицию, – но никто и никогда не заставит ее сказать правду и объяснить причину убийства.
Глава 3
Подходя к деревне, Рут услышала, как часы на церкви пробили девять: наверное, Герберт уже закончил работу, – и поспешила домой, чтобы позвонить в школу. Ответила кухарка.
– Будьте добры, зайдите в класс мистера Каддена и передайте, что мисс Стивенс не сможет с ним встретиться.
При включенной настольной лампе она увидела на рукаве желтого джемпера след крови размером с половину ладони и, вновь почувствовав тошноту, брезгливо сдернула его и бросила в корзину для грязного белья.
Угрызений совести она не испытывала: напротив, ощущала некоторое торжество с легким оттенком тревоги, никак не связанной со страхом перед палачом. Было абсолютно ясно, что ее собственная жизнь закончилась, и это сознание дарило странное ощущение полной свободы.
Рут вошла в комнату Риты, где витал слабый аромат неизвестных духов, и распахнула шкаф. На глаза ей попалось светло-зеленое платье и желтая блузка с короткими рукавами.
О, как бы ей хотелось стать Ритой!
Рут быстро сняла белье и переоделась в Ритино, потом надела ее желтую блузку и зеленое платье-фартук. Остался последний штрих – духи. Открыв флакончик, Рут коснулась волос, потом за ушами.
– Хорошо выгляжу! Жаль, что все напрасно. Что же со мной не так?
Спустившись, она вышла в сад. Жизнь предстала перед глазами чередой картин, слегка размытых временем. Одежда Риты помогла взглянуть на прошлое с точки зрения молодой женщины, никогда не боявшейся, что мужчина соблазнит лестью, а потом оскорбит насмешками.
Герберт ее обнял как раз в тот момент, когда мысли сосредоточились на учителе классических языков. На мгновение Рут склонила голову ему на плечо, но тут же поняла, что друг принял ее за Риту.
Смятение чувств помешало сообщить страшную новость. К тому же спешить было некуда, а значит, ничто не мешало подумать о себе. Завтра тело обнаружат, и тогда ей конец, а сегодня можно в последний раз насладиться душевной близостью.
Убеждая Герберта, что это была галлюцинация, Рут воспользовалась детским приемом: представила, что сегодня – это вчера, и Риту она не убивала. Очень хотелось рассказать о своем свадебном подарке – коттедже, но это повлекло бы за собой дискуссию, поэтому для начала она решила задать вопрос, с каждой минутой приобретавший все большую остроту и важность. Если ответ окажется правильным, то на виселицу она взойдет со спокойной душой.
– Выпей еще бренди.
– Пожалуй, совсем немножко, и пойду домой. А еще Рита хочет после свадьбы…
Рут не осмелилась спросить прямо, поэтому, чтобы подвести к теме, достала альбом с детскими снимками. Первым его взору предстало изображение счастливого младенца с рекламы молочных смесей.
Герберт улыбнулся и перевернул страницу.
– Да, я видел мальчишку с похожим выражением лица! Если эти шалуны так смотрят, значит, в следующую секунду обязательно схватят за нос, так что лучше не зевать. Какой занятный альбом! Почему ты раньше его не показывала?
– Герберт, вы с Ритой хотите детей?
– Почему бы и нет? У меня есть кое-какие сбережения, да и у нее тоже.
– О, я так рада!
Рут не смогла скрыть смятения, и Герберт как будто что-то почувствовал.
– А я рад, что ты рада. Рут, дорогая, если хочешь, можешь кричать на всю деревню, но я должен тебя поцеловать.
Во время поцелуя Рут поняла, что с ней было не так. Она осознала, что разговор о том, что нельзя лишать мужчину радости отцовства, не имеет отношения к двухпенсовым бульварным романам.
«Мне всего тридцать семь! – мелькнула мысль, едва Герберт ушел. – Убийство не может быть оправдано, но ничто не мешает избрать достойную форму искупления».
Глава 4
Следующим утром, примерно в начале восьмого, квартирная хозяйка Герберта Каддена вынесла на крыльцо ботинки жильца с намерением их почистить. В некотором смысле Скотленд-Ярду не повезло, что в это время мимо дома проезжал на велосипеде сержант полиции Тоттл.
– Доброе утро, мистер Тоттл. Сад вашего Джорджа делает честь всей семье. О, если у вас в запасе нет славного убийства, то посмотрите-ка на это! – И она протянула ему ботинки, на краях подошв и каблуках которых виднелись следы засохшей крови.
– Не прикасайтесь к ним, пока я не осмотрю! – сурово предупредил женщину сержант.
– Что за глупости! Я всего лишь пошутила. Это не может быть человеческая кровь – ведь обувь принадлежит мистеру Каддену. Можно подумать…
Сержант взял ботинки, внимательно осмотрел и спустя пару минут распорядился:
– Проводите меня в его комнату!
Когда удалось разбудить Герберта Каддена, реакция учителя с полицейской точки зрения оказалась идеальной.
– Боже мой! – сокрушенно, почти по-женски воскликнул учитель математики. – С ума можно сойти! Пойдемте со мной, сержант. И дайте эти ботинки.
Он выскочил из постели и прямо на пижаму натянул резиновые сапоги.
– В чем дело, мистер Кадден?
– О, замолчите, пожалуйста! Мне необходимо срочно встретиться с мисс Уотлингтон, иначе и впрямь сойду с ума. Если хотите, можете оставить ботинки у себя, только пойдемте скорее!
Рут проснулась оттого, что уже с расстояния пятидесяти ярдов от дома Герберт и сержант принялись громко ее звать. Когда ранние посетители подошли к крыльцу, она уже успела надеть халат и открыть дверь.
– Вчерашние галлюцинации! – задыхаясь, проговорил Герберт. – На моих ботинках кровь! Покажите ей! Это не были галлюцинации, Рут! Риту убили на берегу и сбросили в Пьяный брод. Нужно немедленно проверить!
– Может быть, кто-нибудь любезно объяснит… – неуверенно подал голос сержант Тоттл.
– Да-да, непременно! Сейчас все расскажу.
Герберт подробно изложил переживания вчерашнего вечера, разговор с Рут и причину их совместного заключения о странных галлюцинациях.
– Насколько я понимаю, после того, что увидели – или подумали, что увидели, – вы пришли в этот коттедж и… Кстати, чей это макинтош?
Забытый накануне вечером макинтош по-прежнему висел на вешалке в прихожей. Сержант развернул громоздкую вещь подобно вееру. Вся нижняя часть спины оказалась в засохшей крови.
– Как эта кровь попала на ваши вещи?
– Должно быть, это Ритина кровь. Очевидно, я испачкался, когда сел на скамейку.
– А что у вас с рукой? Почему перевязана?
– О, к черту все эти пустяковые вопросы! Ради бога, сержант, сделайте что-нибудь! Разве не понимаете, что Риту убили?
Сержанту еще ни разу не доводилось иметь дело с убийством, а ситуация нисколько не походила на те, о которых он читал. Начать с того, что подозреваемый судорожно торопил расследование.
Пока сержант Тоттл по совету Рут звонил в Линмут, чтобы выяснить, приехала ли Рита вчера вечером и провела ли ночь в бунгало кузена Колдера, сама она поднялась в спальню, чтобы переодеться.
На дверном крючке висела желтая блузка, и Рут убрала ее в шкаф. На спинке стула с вечера осталось светло-зеленое платье-фартук. Взяв его в руки, она на миг перестала дышать: на спине, чуть выше линии талии, отчетливо темнело расплывшееся пятно. На миг ее охватил страх: а что, если теперь кровь будет преследовать повсюду? – но потом вспомнила, что это оставил Герберт, когда обнял, до того как она перевязала ему руку.
Рут бросила платье в бельевую корзину поверх испачканного желтого джемпера и, пытаясь оценить степень опасности, посмотрела на окровавленные вещи, пожала плечами и начала переодеваться, не сомневаясь, что если судьба приготовила ей искупление за совершенное преступление, то она убережет ее от полиции.
К десяти часам утра в Пьяном броде было обнаружено тело. Вертикальное положение объяснялось тем, что железный кронштейн застрял между двумя камнями примерно в восьми футах от поверхности воды. К полудню деревню Хемел оккупировала полиция графства. Герберт и Рут подверглись подробному допросу, не упустившему ни одной мелочи, в том числе и визита мисс Уотлингтон к юристу по поводу передачи коттеджа мистеру Каддену и его будущей жене. Детективы забрали на анализ макинтош и ботинки Герберта, а также желтый джемпер и светло-зеленое платье без рукавов. Экспертиза показала, что кровь с одежды Каддена находилась на воздухе примерно с полчаса, прежде чем попала на плащ и обувь, что подтверждало его показания о времени происходивших на реке событий.
Анализ платья и джемпера свидетельствовал, что во время попадания на ткань кровь оставалась свежей, и это соответствовало совместному утверждению опрошенных о том, что возле коттеджа Герберт принял Рут за Риту и обнял пораненной рукой. Кровь могла бы принадлежать и Рите, но только в том случае, если была доказана ложность совместного утверждения опрошенных. Подобных доказательств не существовало.
Коллегия присяжных при коронере наверняка осудила бы Герберта за чрезмерную готовность признать увиденное за галлюцинации, если бы Рут не заверила, что сама убедила приятеля поверить в обман зрения. Суд обвинил в убийстве неизвестное лицо или группу лиц.
Глава 5
Летний семестр начался в напряженной, тревожной обстановке. Из ста пятидесяти учениц школы Хемел-Эбби только трех девочек родители забрали из-за скандала, однако нездоровый интерес к событиям сохранялся и мешал занятиям. Директриса объяснила, что на бедную мисс Стивенс напал сумасшедший, не отдававший отчета в собственных действиях. Эту версию поддержала пресса, связавшая трагический случай с маниакальным убийством на севере Англии.
Рут жила, не обращая внимания на звучавшие вокруг отголоски преступления. Скотленд-Ярд арендовал все номера деревенской гостиницы. Поскольку явные улики отсутствовали, полицейские просто закинули сеть, отслеживая каждое движение каждого человека в радиусе двадцати миль и проверяя каждый проезжавший по дороге автомобиль. Время от времени добросовестные детективы обращались к мисс Уотлингтон – главным образом для того, чтобы навести справки о привычках убитой.
Спустя три недели полицейские уехали, не обнаружив никаких улик, но оставили после себя гнетущую, полную смутных подозрений атмосферу. В положенное время макинтош, ботинки, светло-зеленое платье-фартук и желтый джемпер поступили в департамент нераскрытых дел.
Визиты Герберта в коттедж мисс Уотлингтон стали чаще. Поначалу он сидел молча, уверенный в безусловном сочувствии, но постепенно Рут развязала приятелю язык и дала возможность выговориться.
Скрытые до поры до времени мощные силы, спровоцировавшие выброс энергии возле Пьяного брода, отныне сосредоточились на достижении главной цели и помогли мисс Уотлингтон успешно усыпить совесть. В результате в избранное подругой время Герберт Кадден сдался перед их напором. Решающий момент настал в конце летнего семестра.
Нас не касаются подробности метода, посредством которого могучая воля Рут стимулировала переключение нежных чувств с прежнего объекта на новый. Достаточно сказать, что произошло это в полном соответствии с ее планом. Мисс Уотлингтон заявила, что после церемонии бракосочетания можно будет написать директрисе пару слов, но незачем объявлять о свадьбе до начала осеннего семестра. Стремясь избежать публичности и газетной шумихи, пара решила пожениться в Лондоне, в одном из регистрационных бюро Ист-Энда.
Опрометчивый шаг нельзя считать тактической ошибкой, потому что в отношении полиции у Рут не было никакой тактики. Ей и в голову не пришло, что множество людей, желавших сохранить брак в тайне, особенно двоеженцы, регулярно использовали такую же идею. По этой причине все регистрационные бюро Ист-Энда исправно снабжали полицию списками пар, не проживающих на этой территории.
Жених и невеста представили некие «временные адреса» и подали заявку на трехдневную лицензию. На следующий день инспектор уголовной полиции Рейсон, получив соответствующее сообщение, воскликнул без малейшей логической связи:
– О! Все-таки это был треугольник! И вот теперь они женятся, причем тайно. Похоже, что всю эту историю с галлюцинациями скромные учителя сочинили вместе. Следовательно, их версия может соответствовать правде, а может и не соответствовать.
Он достал с полки желтый джемпер, светло-зеленое платье без рукавов и макинтош – вещи, которые наряду с железным кронштейном представляли собой немногие настоящие улики. Запаха гардении одежда не издавала.
– Но Герберт утверждал, что Рут была в Ритином платье, которое пахло гарденией. А сейчас не пахнет! Впрочем, за три месяца духи вполне могли выветриться. Пожалуй, надо отдать вещи на анализ в департамент химических исследований.
Поиски нужного бланка казались инспектору хлопотными, а заполнение заявки на экспертизу представлялось занятием долгим и скучным. Поэтому Рейсон предпочел обратиться за консультацией к своей двадцатилетней племяннице.
– Скажи, пожалуйста: когда наносишь духи на платье, как долго держится запах?
– Что ты, дядя! На платье никто ничего не наносит! Во-первых, портится одежда, а во-вторых, аромат становится затхлым. Причем ни одна подруга не скажет об этом из вредности. Душат всегда только волосы и за ушами.
Следовательно, если аромат гардении присутствовал, значит, Рут взяла духи Риты и специально ими подушилась. Но что, если запаха не было или платье не принадлежало Рите?
Вскоре мысль оформилась и приобрела ясность.
Если Рут действительно надела платье подруги и надушилась ее духами, значит, Герберт сказал правду. Если нет – значит, солгал! Интересно, что сообщит само платье.
Рейсон принялся искать фабричные этикетки, но ни на платье, ни на джемпере их не оказалось: похоже, платье было сшито своими руками или на заказ деревенской портнихой.
Желая получить общую картину, уже на следующий день инспектор уголовной полиции Рейсон приехал в Хемел.
– Да, я сшила этот костюмчик для бедняжки, – подтвердила местная портниха мисс Амсти. – В качестве подарка от мисс Уотлингтон. Она сама придумала фасон: платье-фартук и к нему желтая блузка. Должна сказать, что получилось очень мило.
«Зря тащился из Лондона», – подумал Рейсон и из вежливости уточнил:
– А этот джемпер тоже вы сшили? К платью?
– Нет-нет, не я! Разве не видите, что он вязаный, фабричной работы? К тому же вовсе не Ритин. Его носила мисс Уотлингтон. Я собственными глазами видела ее в день убийства в желтом джемпере. Признаюсь, всегда находила его ужасным. К тому же джемпер шерстяной, а я сшила легкую блузку из шелка.
– В таком случае эти вещи не составляли комплекта, да и вообще принадлежали разным женщинам? Но ведь при желании их можно было носить вместе, разве не так?
– Можно, – пожала плечами мисс Амсти, – но это выглядело бы крайне нелепо. Во-первых, на джемпере высокий воротник. Во-вторых, длина совсем не подходит – особенно длина рукавов.
В результате разговора с портнихой возникла загадка относительно происхождения пятен крови на джемпере и платье. Сочетание двух предметов одежды считалось невозможным из-за его нелепости, но в то же время на каждом из них явственно проступали следы, якобы одновременно оставленные пораненной рукой Каддена. Во время допроса Кадден опознал и платье, и джемпер.
Рейсон записал показания мисс Амсти, попросил прочитать и в случае согласия расписаться.
Рут решила, что можно без стеснения приехать в регистрационное бюро в одной машине и не стыдиться чемоданов, подтверждавших законность представленных адресов. Внешне она очень изменилась: вкус в одежде, который прежде проявлялся исключительно в отношении Риты, теперь сосредоточился на ней самой.
В холле регистрационного бюро пару встретил инспектор уголовной полиции Рейсон и вежливо представился.
– Сожалею, мистер Кадден, но вынужден попросить вас обоих проехать со мной в полицейское управление. В свидетельстве, предоставленном коронерскому суду, выявлены серьезные противоречия.
Пару отвезли в Скотленд-Ярд и проводили в кабинет старшего офицера, где в присутствии четырех полицейских Рут предложили присесть, а Герберту напомнили его собственные свидетельства, а потом показали открытое светло-зеленое платье без рукавов.
– Это то самое платье?
– Насколько помню, да. – Он перевернул вещественное доказательство. – Да, конечно: вот и пятно крови.
Тот же вопрос прозвучал в отношении желтого джемпера. Мистер Кадден рассмотрел вещь и снова дал положительный ответ.
– Мисс Уотлингтон, согласны ли вы, что эти два предмета одежды, прежде принадлежавшие покойной, были на вас в тот самый вечер?
– Да, согласна, – подтвердила Рут, хотя уже догадалась, что произошло, и поняла, что надежды на избавление почти не осталось.
Старший полицейский офицер сухо произнес:
– Вы оба задержаны по подозрению в причастности к убийству Риты Стивенс.
– Нет! – решительно возразила Рут. – Мистер Кадден все время отвечал искренне. В женской одежде он не различает ничего, кроме цвета. Цвет этого джемпера вполне мог ввести его в заблуждение: на допросе предметы показывали не в комплекте, а по очереди.
– Рут, я ничего не понимаю! – воскликнул Герберт.
– Мисс Уотлингтон любезно пытается избавить вас от затруднений, – пояснил старший полицейский офицер. – Боюсь, что напрасно.
– Нет, не напрасно, – уверенно парировала Рут. – Попрошу джентльменов оставаться на своих местах. Позвольте мне зайти за кресло начальника и дайте обе вещи.
За спинами мужчин она молниеносно скинула с себя элегантный костюм, сменив его на желтый джемпер и светло-зеленое платье-фартук.
После этого, в том самом нелепом виде, о котором говорила мисс Амсти, вышла и остановилась на глазах у всех. Полицейские ошеломленно замерли.
– Герберт, чтобы раз и навсегда покончить с путаницей, ответь, пожалуйста, правдиво на мой вопрос. В тот вечер я была одета вот так или как-то иначе?
– Нет, конечно же, нет! Шея была открыта. И руки тоже. И ты выглядела достойно. А эти вещи совсем не подходят друг другу.
– Видите, он невиновен. – Рут посмотрела на старшего полицейского офицера и его коллег, помолчала и добавила: – Что вряд ли можно сказать обо мне.