17
Был час коктейлей, что означало приглушенный свет в баре отеля и бесконечные этюды Шопена, изливавшиеся из колонок. Создавалось впечатление, что за пальмами в горшках прячется невидимый пианист. Кондиционер был слишком мощный, но столики были расставлены правильно, на достаточно большом расстоянии друг от друга, так что можно было разговаривать спокойно. Однако главной причиной, по которой Джон привел журналистку именно сюда, послужило то, что этот бар был ближайшим местом по соседству, где подавалось спиртное.
Вслед за Сарой Кимберли он прошел сквозь вращающиеся двери. Журналистке было тридцать с небольшим. Приятная молодая женщина, вежливая, в строгом костюме, немного полноватая, но с симпатичным лицом. В отличие от других журналистов, с которыми Джону приходилось иметь дело, она казалась дружелюбной и спокойной, и это сразу располагало.
Машинально Джон взглянул на ее руки — проверить, нет ли на пальце обручального кольца. Колец было несколько, все очень простые, но безымянный палец оставался свободен. Какой странный инстинкт, отметил он про себя. Видимо, он тоже заложен в мужских генах. Это был совершенно безотчетный позыв — первым делом Джон всегда смотрел на безымянный палец.
Салли выбрала столик в углу, в дальнем конце зала, подальше от колонки, чтобы музыка не заглушала звук в диктофоне, объяснила она. Салли заказала бокал шардоне, а Джон большую кружку пива. Алкоголь был ему просто необходим — успокоить нервы и расслабиться. События дня здорово встряхнули его, а это интервью, о котором он совсем забыл, добило окончательно.
USA Today была одной из крупнейших газет. Хорошая статья могла увеличить шансы Джона попасть в штат и, кроме того, могла привлечь внимание потенциального спонсора. Но, исходя из неудачного опыта в прошлом, Джон знал, что с журналистами ученый всегда должен держать ухо востро.
Салли Кимберли поставила на стол маленький диктофон, но включать его не стала.
— Вашу жену зовут Наоми? — неожиданно поинтересовалась она.
— Наоми? Да, ее зовут Наоми.
— Ну конечно! Теперь я вспомнила! Она занимается пиаром в телевизионной сфере, так ведь? Наоми Клаэссон?
— Да, в сфере кино и телевидения, все правильно.
— Вы мне не поверите! Мы работали вместе лет шесть назад над серией документальных фильмов для канала Discovery.
— Подумать только! — Джон постарался припомнить, не говорила ли Наоми о Салли Кимберли. Вполне могла; у него была ужасная память на имена.
— Она замечательный человек — мне очень понравилась. Тогда она как раз была беременна… — Салли осеклась. — Прошу прощения. Это было бестактно с моей стороны. Я слышала о вашем сыне. Приношу соболезнования вам обоим. Извините, что затронула эту тему.
— Все в порядке.
Они помолчали пару секунд, потом Салли заговорила снова:
— Как Наоми?
— О, сейчас все прекрасно, спасибо. Она сумела это пережить. — И она снова беременна, захотелось добавить Джону, но он сдержался.
— Она все еще занимается пиаром?
— Да. Сейчас она как раз работает с компанией Bright Spark.
— Да, я их знаю, конечно. Я обязательно ей позвоню. Мы непременно должны встретиться и пообедать вместе. У нее потрясающее чувство юмора.
Джон улыбнулся.
Принесли напитки. Некоторое время они болтали обо всем и ни о чем, начиная от преимуществ и недостатков жизни в Лос-Анджелесе и заканчивая достоинствами тех или иных электронных книг. Салли не спеша тянула вино, Джон же в три глотка прикончил пиво и заказал еще кружку. Напряжение постепенно уходило. Сидеть и разговаривать с Салли было приятно, и Джону показалось, что его проблемы на какое-то время отступили. В ней было что-то искреннее и беззащитное, и Джон подумал, как же ей удалось выжить и преуспеть в жестком и неприятном мире журналистики.
У Салли не было бойфренда, и она доверительно сообщила Джону, что встретить достойного мужчину в этом городе практически невозможно — все они либо самовлюбленные павлины, либо полные придурки. Вдобавок ее поза и жесты очень ненавязчиво, но все же давали понять, что Джон ей симпатичен.
Сама она тоже казалась ему все более и более привлекательной. Осознав это, Джон мгновенно насторожился. За восемь лет брака с Наоми он ни разу не изменил ей. Да, иногда он флиртовал с кем-нибудь на вечеринке, но до большего никогда не доходило. С этой юной леди нужно быть осторожнее; можно слегка заигрывать, но поощрять ее — ни в коем случае.
Кружка как-то внезапно опустела.
— Заказать вам еще вина, Салли? — предложил Джон, оглядываясь в поисках официантки.
Она посмотрела на свой почти полный бокал:
— Нет, спасибо, пока не надо.
От пива приятно шумело в голове, все проблемы с беременностью Наоми казались не такими уж и страшными и легко решаемыми. Врачи постоянно ошибаются. Розенгартен торопился, он был невнимателен, и с его стороны было слишком самонадеянно заявлять, что он может определить пол ребенка на таком маленьком сроке. Сейчас Джон жалел, что не расспросил его подробнее прямо тогда же, на месте, не узнал, почему же он так уверен. Но и он, и Наоми были в таком шоке, что едва могли вымолвить и слово.
— Ладно. А я, пожалуй, возьму еще пива. — Улыбнувшись, он постучал себя пальцем по лбу. — Нужно слегка подзаправиться, чтобы мозг заработал. Мне же предстоит интервью. — Ему показалось или на лице Салли и вправду мелькнула тень неодобрения?
— У вас небольшой акцент, — заметила она. — Совсем легкий.
— Шведский.
— Ну да, конечно.
— Вы когда-нибудь бывали в Швеции?
— На самом деле у меня только что появилась реальная возможность. Может быть, я поеду в Стокгольм на церемонию вручения Нобелевской премии.
— Вы получили Нобелевскую премию по журналистике?
Она засмеялась:
— Было бы неплохо.
— Это красивейший город. Практически построен на воде. Я дам вам пару названий ресторанов, которые вы просто обязаны посетить. Вы любите рыбу?
— Люблю.
— Там великолепная рыба. Лучшая в мире.
— Лучше, чем здесь, в Лос-Анджелесе?
— Вы что, шутите?
— Здесь прекрасная рыба, — возразила она.
— Вот когда попробуете рыбу в Стокгольме, позвоните мне и посмотрим, что вы скажете тогда.
Салли посмотрела на него в упор. Отвези меня туда, говорил ее взгляд.
Джон улыбнулся и торопливо отвел глаза. Он наконец заметил официантку, сделал ей знак и заказал еще одну кружку бочкового пива.
Салли включила диктофон.
— Начнем, пожалуй. Вы не против?
— Конечно. Давайте, — кивнул Джон. — Я изо всех сил постараюсь не скомпрометировать себя. — Пиво подействовало, и даже слишком, понял Джон. Он выпил две кружки слишком быстро. Надо замедлиться. Сделай всего пару глотков из следующей, и ни капли больше.
Она выключила диктофон и отмотала назад. «…Постараюсь не скомпрометировать себя», — услышал Джон свой голос.
— Просто проверяю запись, — объяснила Салли и снова нажала на кнопку. — Итак, доктор Клаэссон, мой первый вопрос. Что повлияло на ваше решение заняться наукой?
— Я думал, вы хотите поговорить о нашем отделе и проектах, над которыми мы работаем.
— Я просто хочу, чтобы вы сначала немного рассказали о себе. Подойти к теме, так сказать.
— Конечно.
Салли ободряюще улыбнулась:
— Может быть, кто-то из ваших родителей занимался наукой?
— Нет, в нашей семье ученых нет. Мой отец работал в торговле.
— Он интересовался наукой?
Джон покачал головой:
— Вообще не интересовался. Он обожал ловить рыбу и играть в азартные игры — такие у него были увлечения. Здесь он был просто ходячей энциклопедией. Знал все об удочках, лесках, грузилах, наживках, поплавках, приманках, покере и беговых лошадях. Он мог сказать, в какой именно части реки собралась в данный момент рыба, и назвать поименно всех лошадей, участвующих в скачках почти по всему миру. — Он улыбнулся. — Наверное, можно сказать, что он серьезно изучил науку рыбной ловли и игр на деньги.
— Вам не кажется, что есть некое сходство между рыбной ловлей и методами научных исследований? — спросила Салли.
Джону хотелось одновременно и угодить журналистке, и направить разговор в нужное ему русло.
— Я думаю, моя мать оказала на меня куда большее влияние, — ответил он. — Она была учительницей математики — и всегда интересовалась абсолютно всем на свете. И при этом она была очень практичной женщиной. Сегодня могла, например, разобрать на части электрический двигатель, чтобы показать мне, как он работает, а завтра обсуждать со мной теологические сочинения Эммануила Сведенборга. Мне кажется, именно от нее я унаследовал такую любознательность.
— Похоже, от матери вам досталось больше генов, чем от отца.
Джон тут же подумал о Детторе.
— Возможно, — бесстрастно произнес он.
Как, черт возьми, Детторе мог ошибиться? Как? Как?
— Ну хорошо, доктор Клаэссон, а теперь не могли бы вы вкратце описать — ну, в общих чертах — проект, которым занимается ваша лаборатория?
— Да, разумеется. — Джон задумался на пару секунд. — Что вы знаете о структуре человеческого мозга?
Ее лицо на мгновение напряглось. Совсем чуть-чуть, но Джон сумел уловить посыл. Не разговаривай со мной так покровительственно.
— Моя диссертация была посвящена природе сознания.
Джон изумился:
— Вы защитили диссертацию? Где вы учились?
— В Тулейнском университете.
— Я впечатлен. — Даже больше — Джон был поражен. Он никак не ожидал, что она обладает какими-то познаниями, кроме общих.
— Мне просто не хотелось, чтобы вы думали, будто разговариваете с безмозглой курицей.
— Я ни на минуту…
— Подумали-подумали. — Салли широко улыбнулась. Ее глаза снова потеплели. — Я заметила.
— Ну ладно, сжальтесь надо мной! У меня и так выдался тяжелый день — не надо разделывать меня под орех.
Официантка принесла пиво. Не дав ей даже поставить кружку на стол, Джон принял пиво у нее из рук и тут же сделал большой глоток.
— Итак. Ваш вопрос. Мы изучаем человеческие органы, и в частности человеческий мозг, пытаясь понять, как они эволюционировали до нынешнего состояния и каких изменений можно ожидать в будущем.
— Вы надеетесь, что результаты позволят вам определить, что такое человеческое сознание?
— Именно.
— Можно ли сказать, что в ваших программах моделирования используется принцип нейродарвинизма?
— Это термин Эдельмана. — Джон глотнул еще пива. — Нет, не совсем так. Даже совсем не так. — Одно из стекол в очках было чем-то запачкано, и это раздражало Джона. Он снял очки и протер их носовым платком. — Вы же наверняка это проходили. Нейродарвинизм подразумевает, что, если вы создаете робота и не закладываете в него программу, он должен научиться всему из собственного опыта, как происходит у людей. Такой подход должен привести к созданию думающих машин путем копирования человеческого мозга. Мы этим не занимаемся, у нас другая задача.
Он рассмотрел очки на свету — стекло все равно было каким-то мутным. Джон вытер его еще раз.
— Наша задача — смоделировать на компьютере то, что происходило за миллионы лет эволюции, воссоздать примитивный мозг, поместить его в условия естественного отбора и посмотреть, как он будет меняться, достигать того уровня развития, на котором находится наш мозг сейчас. В то же самое время мы создаем виртуальные модели современного человеческого мозга и смотрим, как он будет эволюционировать в будущем.
— Тогда у меня есть еще вопрос, доктор Клаэссон.
— Называйте меня просто Джон.
— Хорошо, Джон… спасибо. Вы сказали, что воссоздаете примитивный мозг, верно?
— Да, совершенно верно.
— Насколько примитивный? Как далеко вы возвращаетесь? К палеолиту? Юрскому периоду? Кембрийскому?
— Еще раньше. К архейскому.
Пиво давало себя знать. К своему удивлению, Джон заметил, что выпил уже две трети кружки. Он понимал, что не должен пить так быстро и так много, но чувствовал себя на редкость хорошо. Просто замечательно.
— А когда вы, наконец, поймете, как сформировался человеческий мозг, вы надеетесь найти ответ на вопрос, что такое сознание?
— Не обязательно. Вы заглядываете слишком далеко.
— Ну конечно. — Она иронично улыбнулась. — В один прекрасный день вы просто выключите компьютер и скажете себе: Ну вот, теперь я наконец-то понял, как сформировался мозг человека. А сейчас я пойду домой и покормлю кошку. Так?
Джон тоже улыбнулся.
— Исходя из того, как работает ваша программа, когда вы закончите, когда вычислите путь формирования мозга, вы будете иметь его законченную виртуальную модель. Следующим шагом должно стать его улучшение, правильно? Что вы сделаете? Добавите памяти, например? Улучшите сообразительность?
— О! Вы слишком забегаете вперед.
— Я бы так не сказала, доктор… Джон. Я просто цитирую вашу собственную статью трехгодичной давности.
Джон кивнул — теперь он вспомнил.
— Ах, ну да. Хорошо. — Он улыбнулся. — Вы подготовились. Сделали домашнюю работу. Но в любом случае основная тема статьи была другая. Я просто выдвинул гипотезу. — Он вдруг осознал, что интервью идет совсем не по тому пути, как предполагалось. Нужно взять инициативу в свои руки и повернуть его в нужную сторону. — Послушайте, Салли, все эти размышления о будущем — я рад поговорить на эту тему, но нельзя ли сделать так, чтобы это не вошло в интервью?
— У вас все хорошо? — Официантка материализовалась словно из ниоткуда. — Принести вам еще выпить?
Джон заметил, что бокал Салли почти опустел.
— Конечно, — ответил он. — Салли, еще бокал?
Она поколебалась.
— А как у вас со временем? Я вас не очень задерживаю?
Он взглянул на часы. Половина восьмого. Наоми сказала, что будет дома не раньше девяти.
— Нет, все в порядке.
— Ну хорошо. Тогда еще шардоне.
Джон посмотрел на пустую кружку. Будучи студентом, он мог легко осилить полдюжины таких. И пиво было более крепкое.
— Мне тоже еще пива. Рискну. Жизнь одна, как говорится.
Салли нажала кнопку «стоп» на диктофоне и немного наклонилась вперед.
— Не для записи — а что вы на самом деле думаете о будущем? Мне очень интересно.
Джон и сам не знал, что заставило его сказать это. Может быть, алкоголь, который ослабил самоконтроль и развязал ему язык. Может быть, смутная мысль, что, если он немного пооткровенничает с журналисткой, она напишет более благосклонную статью. А может быть, это было просто естественное стремление мужчины покрасоваться перед женщиной, которой он симпатичен. Или, в конце концов, он слишком долго сдерживался, хранил все внутри. В любом случае Джон не ощущал опасности. Она же приятельница Наоми. Ей можно довериться.
— Наше будущее — это дети на заказ, — конфиденциальным тоном сообщил Джон.
— Вы имеете в виду, клонированные?
— Нет, не клонированные. Я имею в виду, что мы сможем выбирать гены, которые перейдут к нашим детям.
— Зачем?
— Затем, чтобы контролировать мать-природу. Чтобы иметь возможность направлять наше эволюционное развитие в ту сторону, какая нам нужна. Чтобы увеличить среднюю продолжительность человеческой жизни до нескольких сотен лет, если вообще не тысяч, вместо жалких трех-четырех десятков.
— Мне как-то не слишком нравится эта перспектива — дети на заказ. То есть я понимаю, что это должно произойти, но мне страшно. Как вы полагаете, когда это будет? В смысле, через сколько примерно лет это станет возможным? Лет через десять?
— Это уже возможно.
— Я не верю, — возразила она. — По крайней мере, я ничего об этом не слышала. А я много с кем разговаривала.
Алкоголь полностью затуманил сознание Джона. Он чувствовал себя прекрасно, журналистка казалась ему все более очаровательной, напряжение спало, и он расслабился. Возможно, слишком расслабился. Вся эта секретность здорово давила на мозг. Какой вред будет оттого, что он поговорит с подругой Наоми? Он посмотрел на диктофон. Красный огонек записи не мигал.
— Это ведь не для записи? Точно?
— Абсолютно.
Он улыбнулся:
— Вы разговаривали не с теми людьми.
— Вот как? А с кем мне нужно поговорить?
Джон постучал себя по груди:
— Со мной.
