70
Портер — день второй, 16.40

Ожил телефон, стоящий на тумбочке рядом с кроватью; он трезвонил так громко, что Портер невольно вздрогнул. Ногу сводило болью. Он поморщился и потер швы на бедре, потом взял трубку.

— Алло!

— Сэм, как ты себя чувствуешь? — Он узнал голос человека, которого привык считать Полом Уотсоном. Теперь оказалось, что его звали Энсоном Бишопом. Вместе с именем поменялась и манера говорить: теперь его голос звучал уверенно. Портер понял, что его собеседник именно такой на самом деле; личина по фамилии Уотсон была просто маской.

— Чувствую себя как человек, которого пытались убить, — ответил Портер, бессознательно дотрагиваясь свободной рукой до швов на ноге.

— Сэм, я не пытался тебя убить. Если бы это было так, ты бы сейчас был мертв. Зачем мне покушаться на жизнь моего любимого игрока?

Портер огляделся, ища свой сотовый телефон, потом вспомнил, что Бишоп наступил на него и раздавил еще там, у него дома. Если бы он мог позвонить в управление, можно было бы отследить звонок.

— Сэм, я звоню с одноразового телефона — такие продаются в любой аптеке. Я активировал сим-карту, купленную за наличные больше месяца назад. Наверное, ты бы попробовал отследить звонок, если бы мог, но какой смысл? Через несколько минут трубка окажется в реке Чикаго вместе с другим мусором, а я буду далеко.

— Где Эмори?

— Вот именно — где Эмори? — передразнил его собеседник.

— Она жива?

Бишоп промолчал.

Портер заставил себя сесть, не обращая внимания на боль.

— Не нужно причинять ей боль. Скажи, что у тебя есть на Толбота, и мы его арестуем. Слово даю!

Бишоп хихикнул:

— Я тебе верю, Сэм. Верю, что ты бы так и поступил. Но мы оба понимаем, что в эту игру так не играют, ведь верно?

— Больше никто не должен умереть!

— Обязательно должен! Как же иначе все узнают?

— Бишоп, если ты убьешь ее, ты совершишь зло. И будешь не лучше тех, против кого ты… борешься, — сказал Портер.

— Толбот — подонок. Он как зеленый, сочащийся гнойник, который расползается по миру; его нужно вырезать и выкинуть до того, как он погубит окружающие ткани. В лучшем случае его можно сравнить с раковой опухолью.

— Но зачем вредить Эмори? Почему не убить его?

Бишоп вздохнул:

— Для того чтобы победить короля, необходимо жертвовать пешками.

— Это не игра.

— Игра, Сэм. Все на свете игра. И все мы — фигуры на доске. Разве ты ничего не понял из моего дневника? Я думал, живущий в тебе психолог уже успел все свести воедино. Я давно понял, что лучше всего наказывать отцов страданиями их детей. Кто-то вроде Толбота, наверное, догадывается, что рано или поздно ему придется расплатиться за свои преступления; мысленно он готовится. Он ждет, когда настанет день расплаты. Если бросить его в тюрьму, он ничему не научится, он не возродится, он не исправится. Отсидит свой срок, выйдет на свободу и начнет делать что-то еще хуже прежнего. Но… если забрать у того же человека ребенка в наказание за то, что он натворил… Тогда начнется уже совсем другая игра, другой разговор. До конца дней своих он будет проклинать себя за свои злодеяния. И каждый миг он будет сознавать, что его ребенок погиб за его грехи.

— Эмори невинна, — не сдавался Портер.

— Она очень храбрая. Я сказал ей, что ее жертва будет способствовать изменениям к лучшему. Объяснил, как ее отец навлек беду на них обоих. По-моему, она меня понимает.

Он говорил о ней в настоящем времени. Значит, она еще жива?

— Очень прошу тебя тоже постараться понять. Для меня очень важно, чтобы ты понял. Собери воедино то, что я тебе дал. Разгадай загадку. Ответ лежит у тебя на ладони… точнее, лежал.

— Ты сказал, все, что мне нужно, можно найти в дневнике?

Бишоп вздохнул:

— Разве я так сказал?

Портер полистал страницы тетрадки:

— Я почти дочитал.

— Вот именно, Сэм. Почти. — Бишоп глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Наверное, твои друзья сейчас в моей квартире. Может быть, они сумеют тебе помочь?

— Бишоп, где Эмори?

— Элементарно, дорогой Уотсон, — помнишь, как ты говорил вчера? Жаль, что нам пришлось так рано оборвать этот фарс. Я получил огромное удовольствие, играя в детектива с тобой и твоими друзьями. Я буду скучать и по своим коллегам по криминалистической лаборатории.

— Зачем ты это сделал? Зачем притворился экспертом-криминалистом? Зачем уговорил Кеттнера покончить с собой? В чем смысл?

Бишоп снова рассмеялся:

— В самом деле, зачем? — Он помолчал, а потом задумчиво заговорил: — Наверное, Сэм, мне стало любопытно. Захотелось взглянуть на тебя поближе. Ты много лет гоняешься за мной; мы с тобой мило играем в кошки-мышки. Мне захотелось лучше тебя понять. Однажды отец сказал: «Из двух зол выбирай меньшее». Мне нужно было узнать тебя. Не хочу лгать, меня привлекал и вызов. Приятно бросить вызов самому себе, ты согласен?

— По-моему, ты псих на всю голову, мать твою, — ответил Портер.

— Ну-ну, не нужно сквернословить! Помни уроки моего отца. Если говоришь зло, это ведет к еще большему злу, а его в нашем мире и без того хватает.

— Отпусти ее, Бишоп! Отпусти и уходи. Покончи с этим.

Бишоп кашлянул:

— Сэм, у меня для тебя еще несколько коробок. Свежих коробок. Правда, боюсь, у меня не будет времени отправить их по почте. Ты не возражаешь, если я просто оставлю их где-нибудь для тебя? В таком месте, где ты их непременно найдешь?

— Где она? — снова спросил Портер.

— Может быть, я уже оставил их. Может быть, тебе пора поговорить с Клэр и Нэшем.

— Если ты сделал ей больно, я тебя убью, — зарычал Портер.

— Тик-так, Сэм. Тик-так.

Щелк!

Разговор прервался.

Портер еще какое-то время держал в руке трубку; от нее отражалось его собственное дыхание. Он положил трубку на рычаг.

«Тик-так»…

Бишоп играл в другую игру.

Портер встал, стараясь двигаться медленно, не убирая руки с раны. Швы тянули, но держали крепко. Со стола справа он взял бинт и пластырь. Приложил бинт к ране и приклеил его, потом слегка выкрутил ступню влево, вправо, проверяя свою работу. Повязка держалась, но он все равно на всякий случай обмотал ее еще несколькими витками пластыря.

Стараясь не давить на больную ногу, Портер подошел к стенному шкафу; его рубашка висела на плечиках, а ботинки были на полке. Брюки на нем разрезали; наверное, они сейчас в мусорной корзине.

Дерьмово!

Портер выдвигал ящики тумбочки, а потом заметил зеленую хирургическую «пижаму» и надел ее — она была тесновата, но ничего, сойдет. Потянулся за ботинками и замер, заметив, что изнутри торчит кусочек целлофана: пакет для вещдоков, в котором лежали карманные часы.

Они поблескивали под флуоресцентной лампой.

Сердце глухо забилось где-то в горле.

«Неужели все так просто?»