47
Дневник

Когда мама и отец вернулись, я спал. Точнее, притворялся спящим, иначе ничего бы не услышал. Я лежал под одеялом с фонариком в руке и читал последний выпуск комикса про Человека-паука. Он там вступил в странную группу под названием «Фантастическая четверка», и я догадывался, что члены этой группы помогут ему победить главного злодея по кличке Хамелеон. Его лицо совершенно лишено черт, и я почти уверен, что он может превращаться в кого захочет. Но пока я только гадаю. Стэн Ли так рано не успокоится. Обычно я оказываюсь прав. По-моему, он попытается похитить и Дж. Джона Джеймисона тоже; такого никому не пожелаешь. Он способен заговорить вас, пока уши не отвалятся. Через день-другой Хамелеон может освободить пленника, чтобы сохранить собственный рассудок. Нет, если хотите кого-то похитить, рекомендую одну из девушек — Мэри-Джейн или Гвен Стейси. Они почти не дерутся, и, откровенно говоря, с ними приятнее общаться. Гвен Стейси такая горячая — даже в нарисованном виде. Да, а «Фантастическая четверка»? Просто невероятно — там есть человек из камня! И еще один, который может растягиваться, и девушка, которая умеет становиться невидимой…

Конечно, захватывающее чтение, но не такое захватывающее, как разговор, который я подслушал после того, как мама и отец вошли в дом.

Сначала они кричали друг на друга, хотя я не разбирал слов. Раньше они никогда не ссорились, тем более на улице, где их могли услышать соседи, — и тем не менее они ссорились, кричали друг на друга, стоя на дорожке перед домом.

Я невольно вспомнил, как вчера мистер Картер кричал на миссис Картер и на маму.

Должно быть, потом они опомнились, потому что внезапно стало тихо. Открылась и закрылась входная дверь; они быстро прошли в гостиную. По-моему, отец швырнул ключи от машины; они звякнули о столешницу и упали на пол. Мама сказала:

— Делай что хочешь; я не стану в этом участвовать. — Потом она шумно протопала мимо моей двери к своей спальне и захлопнула за собой дверь.

Тишина.

Такой громкой тишины я в жизни не слышал.

Я живо представлял себе, как отец стоит на кухне и лицо у него пылает. Кулаки сжимаются, разжимаются и снова сжимаются.

Я выключил фонарь и сунул комикс под подушку, а потом откинул одеяло и вылез из постели. На цыпочках подошел к двери и прижался к ней ухом.

— Эй, приятель! — послышался с другой стороны голос отца.

Я чуть не полетел навзничь, отскакивая от двери; сердце колотилось. Что делать? Мне хотелось спрятаться в кровати, под одеялом.

Но этого я не сделал.

— Приятель! Ты не спишь?

Я потянулся к дверной ручке, повернул ее и быстро распахнул дверь. Фигура отца заполнила весь проем; лицо у него было мрачным. Оно находилось в тени, потому что свет горел у него за спиной, на кухне. Рука его по-прежнему находилась в том месте, где была дверная ручка.

— Жжешь свет по ночам?

Гнев, который я раньше слышал в его голосе, куда-то подевался. Наверное, он злился на маму, а сейчас злость прошла. Он широко улыбался, и глаза у него сверкали.

Когда-то отец научил меня, как важно демонстрировать нужные эмоции. По его словам, нужно всегда угадывать, каких эмоций от меня ждут в данных обстоятельствах, и выставлять их на первый план, независимо от того, что я чувствую на самом деле. Мы много раз тренировались. Однажды наша собака Ридли ощенилась, и он свернул одному щенку шею у меня на глазах, а потом заставил меня смеяться. У меня не получилось сделать, как он велел, тогда он взял следующего щенка, и я расхохотался — лишь бы не видеть, как еще один умирает. Однако этого оказалось недостаточно; отец заявил, что мой смех звучит неискренне. Только после четвертого щенка я научился контролировать себя. По щелчку его пальцев я переходил от радости к грусти, от злости к серьезности, от торжественного спокойствия к безудержному смеху. Вскоре после того Ридли сбежала. Куда — я не знаю. Тогда мне было всего четыре года, и я запомнил то время лишь эпизодически.

Отец широко улыбался, прямо как Чеширский кот, а я понятия не имел, что он чувствует на самом деле, — да и не хотел понимать. Если бы он заподозрил, что я догадываюсь, будто на самом деле он не радуется, а злится, тот вечер добром бы не кончился — ни для меня, ни для мамы.

— Отец, я читал комикс. Не хотел ложиться спать, пока вы не вернетесь. Вдруг вам помочь понадобится…

Он взъерошил мне волосы:

— Ты мой верный маленький солдатик, верно?

Я кивнул.

— Кстати, раз уж тебе так хочется помочь, мне в самом деле требуется помощь. Не желаешь немного развлечься?

Я снова кивнул.

— Возьми из буфета на кухне большую пластмассовую мамину салатницу и спускайся в подвал. Я приготовил для нашей гостьи маленький сюрприз. — Он достал из-за спины бумажный пакет и поднял повыше, потом слегка встряхнул его. Изнутри послышалось царапанье. — Будет просто здорово! — Он улыбнулся.

На сей раз я не сомневался: он действительно очень рад.

Отправить