42

Сьюзен Купер совсем выдохлась. Потеряла счет дням после несчастья с Натом. Кроме кратких поездок домой, чтобы принять душ и переодеться, с прошлой среды живет здесь, в реанимационной палате. Сегодня, согласно газете «Дейли мейл», понедельник. В газете полно советов в рамочках из падуба и веселых праздничных фестончиков. Как избежать похмелья после Рождества. Как не набрать лишнего веса на праздниках. Как украсить елку с помощью старых ненужных вещей. Сотня замечательных идей насчет рождественских подарков. Как купить мужу подарок, которого он никогда не забудет.

Почему никто не посоветует, как сохранить мужу жизнь до Рождества, как помочь ему увидеть еще неродившегося ребенка?

За последние пять дней никаких перемен. Пять самых долгих дней в ее жизни. Пять дней жизни в кресле у койки Ната в голубой реанимационной палате. Ее тошнит от голубизны. Тошнит от бледно-голубых стен, от голубых занавесок, задернутых в данный момент вокруг его койки, от голубых жалюзи, от голубых блуз и брюк медсестер и врачей. Другие краски только на присланных ему открытках. Цветы она отдает в соседние палаты, потому что здесь мало места.

Сейчас за занавесками столпились медики. Неожиданно прозвенел сигнал монитора и почти сразу умолк. Ненавистный писк каждый раз пугает до чертиков. Теперь зазвенел в другом конце палаты. Сьюзен положила газету. Решила выйти на несколько минут из палаты, сменить обстановку. Остановилась у рукомойника на стенке у двери. Послушно спрыснула руки, втерла в кожу дезинфицирующий раствор, нажала зеленую кнопку. Дверь открылась, и она направилась по коридору, как зомби, мимо двери слева в комнату отдыха и двери справа в комнату ожидания, мимо абстрактной картины, напоминающей столкновение грузовиков, полных разноцветных каракатиц, и дальше к окну за лифтом.

Для нее оно стало окном в мир. Сквозь него она смотрит в другую реальность. Крыши, парящие чайки, канал вдалеке. Мир нормальный, спокойный. Мир, где Нат был здоров. Мир, где серые корпуса кораблей проплывают вдоль серого горизонта, где она вчера следила за белыми парусами яхт, гонявших вокруг буйков. Зимняя регата «Фростбайт». Ей все об этом известно, потому что пару лет назад Нат в свободные воскресенья был членом команды одной такой яхты, крутил лебедки. Радовался свежему воздуху, успешно снимал больничное напряжение. Потом купил мотоцикл и вместо воскресных гонок на яхте начал гонять по проселочным дорогам с компанией других «заново рожденных» мотоциклистов. Она до ужаса ненавидела этот мотоцикл.

Ох, черт! Черт, черт, черт… Как будто реагируя на ее настроение, шевельнулся младенец.

– Привет, Тычок, – сказала она.

Вытащила мобильник – восемь пропущенных вызовов. Новые сообщения одно за другим. Брат Ната. Друзья-яхтсмены. Сестра. Джейн, лучшая подруга Сьюзен, и еще две приятельницы. За спиной послышались шаги, тихие, скрипящие по линолеуму. Раздался женский голос, который Сьюзен не узнала:

– Миссис Купер?

Оглянувшись, она увидела симпатичную женщину с планшетом, к которому прикреплено множество бланков. Под сорок, русые волосы собраны в пучок, блуза в коричневую и кремовую полоску, черные брюки, мягкие черные туфли. На груди жетон с надписью «старшая сестра».

– Меня зовут Крис Джексон, – представилась она с сочувственной улыбкой. – Как себя чувствуете?

Сьюзен пожала плечами, невесело улыбнулась.

– Не очень хорошо, если хотите знать правду.

Сестра нерешительно помолчала, и Сьюзен сжалась, предчувствуя недоброе.

– Можно с вами поговорить, миссис Купер? – спросила Крис Джексон. – То есть если я ни от чего вас не отрываю.

– Конечно, пожалуйста.

– Может, зайдем в комнату отдыха? Хотите, я вам чаю налью?

– Спасибо.

– Как вы пьете?

– С молоком, без сахара.

Через пару минут Сьюзен сидела в зеленом кресле с деревянными ручками в тихой комнате без окон. На угловом столике лампа со сборчатым абажуром. На одной стене зеркальце, на другой гравюра с унылым пейзажем, на потолке маленький выключенный вентилятор. Гнетущая атмосфера.

Сестра вернулась с двумя чашками чаю и села напротив, смущенно улыбаясь.

– Можно называть вас по имени?

Сьюзен кивнула.

– К сожалению, Сьюзен, положение не слишком хорошее. – Крис Джексон помешала чай ложечкой. – Мы сделали для вашего мужа все, что могли. Поскольку мы его знаем и любим, то, поверьте, старались сверх меры. В течение пяти дней он не реагировал, а сегодня, боюсь, кое-что произошло.

– Что?

– Судя по исследованию зрачков, в мозгу произошли изменения, связанные с повысившимся давлением.

– Зрачки расширились? – спросила Сьюзен.

Старшая сестра мрачно улыбнулась.

– Конечно. С вашим опытом, с вашим образованием вы понимаете.

– И понимаю серьезность повреждения мозга. Долго ли… как по-вашему… знаете… – Она давилась словами. – Долго он еще будет с нами?

– Надо сделать повторные анализы, но это решающий признак. Хотите кому-нибудь позвонить? Другим членам семьи, которых хотели бы видеть здесь, которые могли бы с ним попрощаться и вас поддержать?

Сьюзен поставила чашку с блюдцем, вытащила из сумочки платок, промокнула глаза и кивнула.

– Его брат… он уже едет из Лондона, скоро будет. Я… я… – Она затрясла головой, высморкалась, сделала глубокий вдох, постаралась успокоиться, сдержать слезы. – Вы вполне уверены?

– Давление поднялось до двухсот двадцати на сто десять. Вы ведь медсестра, правда? Понимаете, что это значит?

– Да, – кивнула Сьюзен. – Нат фактически умер. Так?

– К большому сожалению, – очень тихо ответила Крис Джексон.

Сьюзен крепко прижала к глазам платок. Старшая сестра терпеливо ждала. Через несколько минут Сьюзен сделала глоток чаю.

– Послушайте, – сказала Крис Джексон. – Я сейчас еще кое-что хочу обсудить. Поскольку тело вашего мужа особых повреждений не получило, вы могли бы разрешить забрать его органы для пересадки, спасти жизнь других людей.

И замолчала, ожидая реакции.

Сьюзен молча уставилась в чайную чашку.

– В этом многие черпают утешение. Это значит, что смерть их любимых способна хотя бы спасти другие жизни. Что смерть Ната послужит доброму делу.

– Я беременна, – сказала Сьюзен. – Ношу его ребенка. Значит, он его не увидит, да?

– По крайней мере, частица его будет жить в ребенке.

Сьюзен снова уставилась в чашку. Гортань туго перехватила стальная лента.

– Как… я хочу спросить… если я… если он отдаст органы… то будет… сильно обезображен?

– За ним будет точно такой же медицинский уход, как за живым пациентом. Он вообще не будет обезображен. Всего один разрез по грудине.

После долгого молчания Сьюзен сказала:

– Я знаю, Нат всегда поддерживал идею пересадки органов.

– Но у него нет донорской карточки? Он не внесен в реестр?

– Думаю, сделал бы это со временем. – Сьюзен содрогнулась. – Вряд ли он ожидал, что… что…

Сестра кивнула, избавив ее от необходимости договаривать фразу.

– Мало кто ожидает.

Сьюзен горько рассмеялась.

– Проклятый мотоцикл. Мне так не хотелось, чтобы он его покупал. Если бы топнула ногой…

– Очень трудно отговорить людей с сильной волей от того или иного поступка. Никогда не вините себя.

Наступило долгое молчание. Потом Сьюзен спросила:

– Если я дам согласие, вы ему сделаете анестезию?

– Сделаем, если вы пожелаете. Хотя в этом нет необходимости. Он ничего не чувствует.

– Что возьмете?

– Как скажете.

– Не хочу, чтобы глаза трогали.

– Вполне понимаю. – У сестры запищал пейджер. Она взглянула, сунула его обратно в чехол. – Налить еще чаю?

Сьюзен пожала плечами.

– Я сейчас принесу, захвачу бланки, которые надо заполнить. Мы должны вместе с вами просмотреть его медицинскую карту.

– Знаете, кто получит органы? – спросила Сьюзен.

– Пока нет. Существует национальная база данных – почки, сердце, печень, легкие, поджелудочная железа, тонкая кишка… Органов ждет больше восьми тысяч человек. Их распределят в зависимости от совместимости и очередности – найдут реципиентов с наилучшими шансами на успех. Мы вам письменно сообщим, кого они спасли.

Сьюзен закрыла глаза.

– Несите бланки, – сказала она. – Несите проклятые бланки, пока я не передумала.