16
Роза Сара доставила отца Тимоти прямо в передвижной полицейский фургон, где его уже ждали Горан с остальными членами следственной группы. Священник выглядел все таким же озабоченным.
— Мы просим вас об одолжении, — начал Стерн. — Нам необходимо срочно поговорить с отцом Рольфом.
— Я уже сказал: он давно на пенсии. Я не знаю, где он сейчас. Когда шесть месяцев назад я прибыл на место службы, мы виделись с ним всего несколько часов. Он вкратце ввел меня в курс дела, доверил кое-какие документы, ключи и был таков.
Борис обратился к Стерну:
— А может, нам напрямую обратиться в церковную канцелярию? Как по-твоему, куда направляют священников, вышедших на пенсию?
— Я слышал, что для них существует что-то вроде дома престарелых.
— Возможно, но…
Все присутствующие в фургоне снова обернулись к отцу Тимоти.
— Что вы говорите? — поддержал его Стерн.
— Помнится, что отец Рольф собирался жить у сестры… Да, он сказал, что она приблизительно его возраста и никогда не была замужем. — Священник, казалось, был весьма доволен тем, что наконец смог внести вклад в расследование. — Если хотите, я сам пообщаюсь с курией. С поиском отца Рольфа не должно возникнуть никаких трудностей. К тому же я наверняка смогу вспомнить еще какие-нибудь подробности. — Молодой пастор, похоже, и вовсе успокоился.
В этот момент в беседу вступил Горан:
— Вы доставите нам огромное удовольствие: ведь таким образом мы сможем избежать ненужной огласки всего, что здесь происходит. Полагаю, это не вызовет недовольства у курии.
— Я думаю так же, — согласился отец Тимоти.
Как только священник покинул фургон, Роза Сара, явно недовольная таким решением, обратилась к Горану:
— Если мы все согласны с тем фактом, что смерть Билли не была вызвана болезнью, почему бы нам не получить ордер на арест отца Рольфа? Определенно он в этом замешан!
— Да, но не он виновен в убийстве мальчика.
От внимания Милы не ускользнуло слово «убийство», впервые произнесенное Гораном. Переломы Билли могут свидетельствовать о насильственном характере его смерти, но доказательства, подтверждающие участие в этом злодеянии кого бы то ни было, отсутствовали.
— А почему вы так уверены, что священник здесь ни при чем? — продолжила Роза.
— Отец Рольф только покрыл преступление. Он выдумал всю эту историю с менингитом Билли, чтобы никто не отважился вскрыть могилу из страха заразиться. А весь остальной мир довел это дело до конца: никого не интересовала судьба сирот, и вас, очевидно, тоже, не так ли?
— Кроме того, приют уже закрывался, — пришла ему на выручку Мила.
— Отец Рольф — единственный человек, кому известна вся правда, поэтому нам и нужно его допросить. Но я боюсь искать его с ордером на руках… К тому же мы можем его и не найти. Он уже стар и вполне может принять решение унести эту тайну вместе с собой в могилу.
— Тогда что нам делать? — распалился Борис. — Сидеть и ждать вестей от этого попика?
— Конечно нет, — ответил криминолог.
Затем он обратил свое внимание на план заведения, которое Стерн раздобыл в муниципальном бюро технической инвентаризации. И указал Борису и Розе на участок, куда им следовало отправиться.
— Вам нужно пойти в западное крыло здания. Видите? Там находится архив с делами всех детей, что жили в приюте до его закрытия. Само собой разумеется, нас интересуют только последние шестнадцать человек.
Горан вручил им фотографию последнего выпуска, на которой на общем фоне выделялся улыбающийся Билли Мур. Криминолог перевернул снимок: на обратной стороне стояли подписи всех изображенных на нем детей.
— Сопоставьте подписи с изображенными детьми. Нам нужно личное дело того, чья подпись отсутствует…
Борис и Роза посмотрели на него в недоумении.
— Откуда вы знаете, что здесь не хватает одной подписи?
— Потому что Билли Мура убил его школьный товарищ.
На фотографии с улыбающимся Билли Муром Рональд Дермис стоял третьим слева. Ему было восемь лет. А это значило, что перед появлением в приюте Билли именно он был талисманом этого заведения.
Зависть для ребенка может быть вполне достаточным поводом для того, чтобы желать кому-нибудь смерти.
После закрытия приюта следы Дермиса окончательно потерялись. Был ли он усыновлен? Маловероятно. Возможно, остальное время он провел в одном из семейных детских домов. Все было покрыто мраком таинственности. Однако почти не вызывало сомнений, что такой пробел в информации о ребенке был делом рук отца Рольфа.
Отыскать священника нужно было во что бы то ни стало.
Отец Тимоти заверил полицейских в том, что курия уже занималась этим вопросом: «Сестра отца Рольфа умерла, и он попросил освободить его от сана священнослужителя». На самом деле он просто сложил с себя духовный сан. Быть может, причиной тому послужило чувство вины за сокрытие преступления либо невыносимая тяжесть от осознания того, что зло может скрываться даже под видом ребенка.
Следователи выдвигали множество разных версий.
— Никак не могу взять в толк, должен ли я начать преследование преступника века, или же мне нужно ждать до тех пор, пока ты не удосужишься дать хоть какой-нибудь вразумительный ответ?!
Гипсокартонные стены кабинета Роке содрогались от его зычного голоса. Однако негодование старшего инспектора наталкивалось на упорную невозмутимость Горана.
— На меня со всех сторон наседают с историей этой шестой девочки: говорят, что мы недостаточно хорошо работаем!
— Нам не удастся отыскать ее до тех пор, пока Альберт не решит подать какой-нибудь знак. Я только что разговаривал с Креппом: он утверждает, что вторая картина преступления также абсолютно чиста.
— Скажи мне хотя бы, считаешь ли ты, что Рональд Дермис и Альберт — одно и то же лицо?
— Мы уже допустили подобную ошибку с Александром Берманом. Так что пока воздерживаюсь от скоропалительных выводов.
Эти слова прозвучали как совет, а Роке, когда дело касалось политического руководства ведением дел, не привык к ним прислушиваться. Однако на этот раз он уступил.
— Но мы не можем сидеть и ждать, пока этот психопат заведет нас туда, куда ему вздумается. Так нам никогда не спасти девочку! Если, конечно, допустить, что она еще жива.
— Есть только один человек, способный сохранить ей жизнь. Это — сам преступник.
— Ты действительно полагаешь, что он добровольно отдаст ее нам?
— Я говорю только то, что в какой-то момент он вполне смог бы захотеть совершить ошибку.
— Черт возьми! Ты что же, считаешь, что можно жить одной надеждой, в то время как там, снаружи, только и ждут, чтобы надрать мне задницу? Мне нужны результаты, доктор!
Горан уже давно привык к вспышкам гнева Роке. Они не были направлены конкретно на самого криминолога. Старший инспектор был зол на весь белый свет. Таков побочный эффект должности: когда ты слишком высоко сидишь, всегда найдется некто, кто захочет скинуть тебя оттуда.
— За это время на меня вылили столько грязи, и не всегда обвинения звучали напрямую в мой адрес.
Горан умел быть терпеливым, но также он знал, что с Роке этот номер проходил не всегда. Тогда он попытался взять инициативу в свои руки, чтобы хоть как-то привести его в чувства.
— Хочешь, я скажу тебе о том, что сводит меня с ума?
— Пожалуйста, все, что угодно, лишь бы выйти из этого тупика.
— Я никому до сих пор не говорил об этом… Слезы.
— Ну и?..
— Вокруг второй девочки их было по меньшей мере литров пять! Но настоящие слезы соленые, вследствие чего они имеют тенденцию к мгновенному высыханию… Эти же — напротив. Я спросил себя, почему…
— И почему, скажи, пожалуйста?
— А они искусственные: по химическому составу они в точности соответствуют человеческим, но это только иллюзия. Вот поэтому они и не высыхают… Тебе известно, как можно в искусственных условиях создать слезы?
— Не имею ни малейшего представления.
— В том-то и дело. А Альберт знает. Он это сделал, он потратил на это время. А знаешь, что это значит?
— Ну, говори.
— Это значит, что он все тщательно изучил. Все то, что он демонстрирует нам сейчас, — результат плана, созревшего в его мозгу за годы предварительной подготовки! А мы должны среагировать на все его действия за короткий срок. Вот что это значит.
Роке, уставившись в пустоту, откинулся на спинку кресла.
— И что же, по-твоему, нас ожидает?
— Если честно, боюсь, что самое ужасное еще впереди.
Мила спустилась в подвал Института судебной медицины. Она купила фигурки известных футболистов — во всяком случае, так утверждал тот, кто ей их продал. Этот маленький жест был частью прощального ритуала. Дело в том, что в морге доктор Чанг собрал все останки Билли для его повторного погребения под каменным ангелом.
Патологоанатом завершал вскрытие тела рентгеновским снимком сломанных костей. Светочувствительные пластинки лежали поверх сверкающей панели, прямо перед которой стоял Борис. Мила нисколько не удивилась, увидев его в этом месте.
Как только молодой человек ее заметил, тут же почувствовал необходимость оправдаться:
— Я пришел узнать, есть ли еще какие новости.
— Ну и как? — спросила Мила, решив подыграть коллеге, чтобы не смущать его. Вполне очевидно, что Борис пришел сюда из личных побуждений.
Чанг, прервав работу, сам ответил на вопрос девушки:
— Тело было сброшено с высоты. Учитывая количество и степень тяжести переломов, обнаруженных мною в скелете, можно сделать вывод, что его смерть была почти мгновенной.
За этим «почти» скрывалась надежда и одновременно тревога.
— По всей видимости, уже никто не сможет определенно сказать, сбросился ли Билли добровольно либо был кем-то сброшен.
— Очевидно, так.
Мила заметила лежащий на кресле буклет агентства ритуальных услуг, который оказался здесь явно не по инициативе полиции. Наверняка это была идея Бориса оплатить из своего кармана все расходы, дабы достойно похоронить Билли. На полке лежали начищенные до блеска роликовые коньки мальчика, а также магнитофон, подарок ко дню рождения, с которым тот никогда не расставался.
— Наверное, Чанг определил и место падения Билли, — заявил Борис.
Доктор подошел к увеличенным снимкам здания приюта.
— Сброшенные с высоты тела при падении становятся еще тяжелее: таков результат силы притяжения. В итоге складывается впечатление, будто какая-то невидимая рука придавливает их к земле. Так вот, сопоставив возрастные данные жертвы — в том, что касается кальцификации костных тканей, — с числом переломов, мы получаем предполагаемую высоту, откуда и было совершено падение. В данном случае речь идет о пятнадцати и выше метрах. Таким образом, учитывая среднюю высоту здания и угол наклона земной поверхности, можно почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что мальчик упал с башни, находящейся вот в этом месте… Видите?
Еще одно «почти» промелькнуло в словах Чанга, когда тот указывал на фотографии точное место падения. В этот момент один из ассистентов доктора показался в дверях:
— Доктор Вросс, вас вызывают…
В первую минуту Мила никак не могла увязать в своем сознании образ судмедэксперта с его настоящем именем. По-видимому, никто из его подчиненных не отваживался называть его Чангом.
— Прошу прощения. — С этими словами доктор покинул морг, оставив Милу и Бориса наедине.
— Мне тоже нужно идти, — сказала девушка, Борис одобрительно кивнул.
Направляясь к выходу, Мила прошла мимо полки с роликами и магнитофоном Билли и положила рядом с ними купленные ею фигурки. Этот поступок девушки не ускользнул от внимания Бориса.
— Там вверху — его голос…
— Что? — непонимающе спросила Мила.
Борис, кивком указав на магнитофон, повторил:
— Голос Билли. Его выдуманные телерепортажи…
Молодой человек улыбнулся. Однако это была грустная улыбка.
— Тебе удалось их послушать?
Борис кивнул:
— Да, только самое начало, дальше я слушать не стал…
— Понимаю… — сказала Мила и замолчала.
— А знаешь, лента почти полностью сохранилась. Кислоты… — Борис не смог их выговорить полностью. — То есть те, что образуются после разложения, не повредили ее. Чанг утверждает, что такое случается довольно редко. Возможно, это зависит от физических свойств почвы, в которой он находился. Не хватало только батареек, и мне пришлось туда их вставить.
Мила изобразила на лице недоумение, чтобы Борис мог немного справиться с охватившим его напряжением.
— Получается, что магнитофон работает.
— Еще бы: он же японский!
И оба разом рассмеялись.
— Ты не против прослушать его записи вместе со мной?
Мила, прежде чем ответить, поразмыслила немного. На самом деле ей не очень-то этого хотелось. «Есть вещи, которые должны покоиться с миром», — подумала она. Но если рассудить иначе, в данном случае именно Борис нуждался в этом больше всего, и девушка не смогла ему отказать.
— Валяй, включай.
Борис подошел к магнитофону, нажал на клавишу воспроизведения, и в этом холодном зале для вскрытий Билли Мур снова ожил.
«Вниманию любителей спорта — прямая трансляция с легендарного стадиона Уэмбли! Сегодня состязаются игроки, чьи имена навсегда останутся в истории этого вида спорта: команды Англии и Германии!»
У него был живой, задорный голос, с некоторой шепелявостью, которая неизбежно то тут, то там сквозила в его речи. За этими словами скрывалась улыбка, и казалось, что Мила и Борис на самом деле видят Билли, во всей беззаботности его юного возраста стремившегося внушить миру хоть каплю радости, отличавшей этого ребенка от остальных.
Они улыбались вместе с ним.
«Температура воздуха умеренная, и, несмотря на то что уже поздняя осень, дождь не предвидится. Обе команды уже выстроились в центре поля, чтобы прослушать национальные гимны… Трибуны стадиона до отказа заполнены болельщиками! Какое зрелище, дамы и господа! Через несколько минут мы станем свидетелями грандиозного футбольного матча! Но прежде назовем имена игроков, вышедших на пол… Боже, я раскаиваюсь от всего сердца во всех моих прегрешениях, потому что, совершая грех, я заслуживаю Твоего наказания, и в большей мере за то, что оскорбил Тебя, чье великодушие не знает границ, ибо Ты один достоин любви, как никто другой».
Борис и Мила непонимающе переглянулись. Голос, наложившийся на первую запись, был значительно слабее.
— Это — молитва.
— Но это не Билли…
«… Обещаю, что с Твоей святой помощью никогда более не оскорблять Тебя и избегать греховных деяний в будущем. Да простит меня Всемилостивый наш Господь.
— Вот и хорошо».
Послышался голос мужчины.
«— Что ты хочешь мне сказать?
— В последнее время я говорил много бранных слов. Еще три дня назад я украл три печенья из кладовой, а затем съел их вместе с Джонатаном… И потом… потом я списал задание по математике.
— И ничего больше?»
— Должно быть, это отец Рольф, — произнесла Мила.
«— Подумай хорошенько, Рон».
От произнесенного вслух имени в мертвой тишине зала повеяло холодом. Рональд Дермис тоже вернулся в свое детство.
«— Правда… есть еще кое-что…
— И ты хочешь мне об этом рассказать?
— …Нет.
— Если ты об этом не расскажешь, как же я смогу отпустить твои грехи?
— …Не знаю.
— Ведь тебе известно, что случилось с Билли, не так ли, Рон?
— Бог забрал его к себе.
— Это не Бог, Рон. Ты знаешь, кто это был?
— Он упал. Упал с башни.
— Но ты же был рядом с ним…
— …Да.
— Кому первому пришла в голову мысль подняться наверх?
— …Кто-то спрятал в башне его ролики.
— Это был ты?
— …Да.
— И ты его столкнул?
— …
— Рональд, прошу тебя, ответь мне.
— …
— Никто не накажет тебя, если ты расскажешь, как все случилось. Обещаю тебе.
— Он сказал мне это сделать.
— Кто „он“? Билли? Это Билли попросил тебя это сделать?
— Нет.
— Тогда кто-то из других мальчиков?
— Нет.
— Тогда кто?
— …
— Рон.
— Да.
— Отвечай мне. Этот человек, про которого ты говоришь, его не существует, ведь так? Это всего лишь плод твоего воображения…
— Нет.
— Здесь нет посторонних. Только я и твои товарищи.
— Он приходит только ко мне.
— Послушай меня, Рон: я хочу, чтобы ты сказал, что очень сожалеешь о происшедшем с Билли.
— …Я очень сожалею о том, что произошло с Билли.
— Я надеюсь, что ты был искренен… В любом случае это останется нашей с тобой тайной, нашей и Господа Бога.
— Хорошо.
— Ты не должен больше никому этого рассказывать.
— Хорошо.
— Я отпускаю тебе твои грехи. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
— Аминь».
