Бонн, три недели спустя

Они сидели на скамейке в центре площади. Женщина пятидесяти трех лет, в симпатичной юбке и кремовой блузке, мужчина сорока трех лет в льняном костюме, который знавал лучшие времена, и молодой француз, по виду бухгалтер, лет тридцати с небольшим, в джинсах и с сигаретой во рту. Он мог бы быть их племянником или сыном.

— Он будет здесь с минуты на минуту, — сказала Амелия.

Было утро субботы, около одиннадцати часов. Дети играли в маленьком парке, под замученными взглядами отцов, пообещавших своим женам и подружкам пару часов свободного времени. У одной из девочек, лет трех или четырех, была игрушечная коляска, в которой сидела голая кукла. Она без устали катала ее туда–сюда по дорожке. Коляска грохотала. Один раз девочка упала, но не заплакала, а тут же снова поднялась на ноги, даже не заметив, что Франсуа вскочил со скамейки, чтобы ей помочь.

— Смелая девочка, — пробормотал он по–французски, но она его не услышала.

Машины огибали парк; официанты в закусочной напротив разносили минеральную воду и кофе с молоком, посетители грелись в лучах ласкового летнего солнца. Том обернулся, посмотрел в сторону улицы Карно и взглянул на часы.

— Через минуту, — повторила Амелия и положила руку на колено сына.

Они были счастливы рядом друг с другом, и Том с удовольствием наблюдал их вместе. Как ловко Амелия все устроила, подумал он. Джимми Маркуэнд получил повышение и был отправлен в Вашингтон, с прибавкой к зарплате, оплаченными школьными расходами и домом с пятью спальнями в Джорджтауне. Это не могло не убедить его в том, что МИ-6 остается в хороших руках, несмотря на некоторые предрассудки насчет женщины в роли главы Секретной службы. Саймон Хэйнес был слишком занят своим свежеприобретенным титулом, и у него не было времени размышлять над тем, как долго Амелия Левен скрывала от МИ-6 своего незаконнорожденного сына. Джорджа Траскотта перевели на очень высокий пост в отделении МИ-6 в Германии — до того, как он начал задавать неудобные вопросы насчет внезапного появления в Лондоне месье Франсуа Мало.

По просьбе Амелии Том, Эльза и Драммонд потратили две недели на то, чтобы выяснить возможную связь между Траскоттом и теми лицами в DGSE, которые участвовали в операции Мало, но ничего не нашли, даже каких–либо доказательств, что Траскотт знал о существовании Денёв. С другой стороны, обнаружилось, что Том был, скорее всего, прав, объясняя операцию уменьшением французского влияния в Северной Африке. На руках у Эльзы оказались копии двух телеграмм из Парижа, в которых весьма серьезные лица выражали свою озабоченность по поводу того, что главой МИ-6 назначена Амелия Левен. Как выяснилось, их опасения были совершенно оправданны. Уже через несколько дней после вступления в должность Амелия прикрыла девятнадцать отдельных операций на Кавказе и в Восточной Европе и перенаправила более сорока сотрудников в недавно открытые отделения секретной службы в Триполи, Каире, Тунисе и Алжире. Пол Уоллингер, глава турецкого отделения, получил карт–бланш на распространение британского влияния от Стамбула до Тегерана, от Анкары до Иордана. Сторонники Левен в Лондоне преподнесли все в должном виде на Даунинг–стрит, где уже были готовы пожинать экономические и политические плоды «арабской весны». К тому времени, как в Египте были объявлены выборы, французское правительство обвинили в том, что оно предъявляет «необоснованные претензии» к МИ-6 насчет вербовки агентуры среди «Братьев–мусульман», и в том, что оно «слишком беспокоится» о ливийских нефтяных скважинах, ускользающих от контроля Total S. A.[29] Парижу пришлось возбудить довольно неприятное внутреннее расследование, связанное с поведением Люка Жаво, сведения о котором просочились на Воксхолл—Кросс через источники Амелии в DCRI. Оно подтвердило, что Жаво действительно являлся тем самым человеком, которому было поручено разгребать мусор после предательства Денёв. Скандал в Елисейском дворце не лучшим образом повлиял на его карьеру, и Жаво винил во всем исключительно Амелию Левен. Когда он предложил план операции Мало, начальство охотно дало на нее добро, и Жаво получил шанс отомстить. После освобождения Франсуа руководство DGSE не менее охотно отреклось от «отдельных преступных лиц, действовавших на свой страх и риск» и угрожавших «долгому взаимовыгодному сотрудничеству» между секретными службами двух стран. В разговоре с Амелией глава DGSE подчеркнул, что необходимо сохранить в тайне то, что случилось в Саль–сюр–л’Эр, не только для того, чтобы оградить миссис Левен от вмешательства в ее частную жизнь, но и для того, чтобы «избежать осложнений в отношениях между Францией и Великобританией». При этом Париж оставлял за собой право возмущаться произволом неизвестных бойцов британских спецподразделений, которые уничтожили сотрудников DGSE при исполнении, к тому же на территории Франции.

Оказалось несколько труднее раздобыть информацию на Валери де Серр. Выяснилось, что она являлась бывшей сотрудницей военной полиции, родилась в Монреале и познакомилась с Люком, когда их службы работали над совместной операцией против терроризма. Амелия сказала, что она стала для Люка кем–то вроде леди Макбет. Все пришли к выводу, что именно Валери убедила Жаво развязаться с DGSE и воспользоваться Франсуа, чтобы получить выкуп.

Сорок третий день рождения не принес значительных изменений в жизнь Томаса Келла. Суд по делу Яссина был назначен на следующий год, и Амелия дала ему понять, что не сможет вернуть в МИ-6 до тех пор, пока доброе имя «свидетеля Х» не будет полностью очищено оправдательным приговором. С тех пор как Клэр вернулась из Калифорнии, от нее не было никаких вестей. Том по–прежнему снимал квартирку на Кенсал—Райз, питался готовой едой из забегаловок и смотрел черно–белые фильмы на канале TCM. Амелия восстановила его зарплату и пенсию, но тем не менее ее благодарность Тому за то, что он спас ее сына, оказалась значительно меньше, чем он ожидал. Он чувствовал себя как человек, который потратил целое состояние на подарок близкому другу и обнаружил, что его презент пылится на дальней полке в шкафу, так и не открытый, а друг ощущает смущение и неловкость от такой неуместной щедрости. Иногда он начинал жалеть о том, что пошел ради Амелии на такой риск и согласился хранить ее тайны, но его уважение и привязанность были настолько велики, что он, по большому счету, прощал ей ее черствость. События во Франции не могли не повлиять на ее поведение, и конечно же стоило учитывать те обязательства, которые налагал на нее новый статус главы Секретной разведывательной службы. Том говорил себе, что со временем Амелия обязательно возьмет его обратно и предложит выбрать любое дело за границей, которое окажется ему по душе. Он с нетерпением ждал этого дня; ему была необходима передышка, возможность сбежать от Лондона и от развалившихся отношений с Клэр.

Том заметил старика первым. Он неторопливо шел по тротуару; на нем был серый костюм. Том уже знал это лицо, потому что видел его на этом самом месте три дня назад.

— Вот он, — прошептал Том.

Франсуа подпрыгнул, но Амелия осталась сидеть, как будто Том и Франсуа были ее алтарниками, ее ангелами–хранителями.

— Где? — нетерпеливо спросил Франсуа. Амелия посмотрела на него. Щурясь от солнца, он пытался проследить за направлением взгляда Тома.

— Переходит через улицу, — тихо сказал Том. — Мужчина с седыми волосами, в сером костюме. Видишь его?

— Вижу. — Франсуа встал и немного отодвинулся в сторону, как будто хотел на секунду отстраниться от них, подготовиться к тому, что сейчас произойдет. Только теперь Амелия решилась повернуться. Тому показалось, что она изумленно вздохнула, хотя позже он решил, что у него просто разыгралось воображение.

Жан—Марк Домаль как будто почувствовал присутствие Амелии Уэлдон. Он застыл на месте, прямо на краю площади, словно увидел привидение. Жан—Марк смотрел прямо на них, на три фигуры на скамейке, но не мог сфокусировать взгляд. Он сделал два шага вперед. Том и Франсуа остались там, где и были, но Амелия двинулась ему навстречу.

Он наконец разглядел ее и почувствовал, как его начала бить дрожь. Он помнил ее красоту до мельчайших подробностей, и ее лицо по–прежнему сохраняло всю ту прелесть, что он так обожал.

— Амелия?

— C’est moi, Jean—Marc[30].

Они остановились и расцеловали друг друга в щеки.

— Что ты здесь делаешь?

Он посмотрел через ее плечо и внимательно оглядел Тома — должно быть, решил, что это и есть тот самый мужчина, который в конце концов завоевал ее сердце. Затем перевел взгляд на молодого человека слева от него и нахмурился, словно пытаясь вспомнить, где они встречались раньше.

— Я знала, что ты будешь здесь, — сказала Амелия и нежно положила руку ему на запястье. Она была в шоке от того, как изменился Жан—Марк, и в то же время чувствовала, что годы не убили в ней любовь к нему. Человек, в жизни которого есть тот, кто понимает его и заботится о нем, должен считать себя невероятно везучим, подумала она. — Ты хорошо выглядишь, — добавила Амелия.

Она поймала взгляд Тома и ощутила прилив невероятной благодарности и любви, и он принял это как долгожданную награду за все свои труды. Потом она повернулась к своему сыну.

— Жан—Марк, я бы хотела кое с кем тебя познакомить.