Джованни повел ее прямо в монастырскую трапезную. По его словам, монахи готовили лучшие в городе бозы – монгольские манты с бараниной. Во второй половине дня итальянец добыл все необходимые разрешения, договорился, что они уедут на рассвете и ради экономии времени будут ночевать в одной из келий на втором этаже. Закончив излагать свой план, Джованни лучезарно улыбнулся: он был полон решимости не отпускать Диану от себя ни на шаг.

У нее не было сил отвечать. Возникшая между ними близость смущала и даже раздражала ее. Диана все еще ощущала присутствие Патрика Ланглуа, не могла забыть его низкий голос, аромат чистоты, самоиронию. Вмешательство в ее жизнь Джованни сминало воспоминания, приземляло их.

Они сидели по разные стороны большого стола, наискосок друг от друга. Невозможно было ужинать вместе и держаться отчужденно. Дипломат не задал ни одного вопроса, ничего не стал комментировать, смирившись с тайнами Дианы, и с аппетитом принялся за еду. Она ограничилась булочками, проигнорировав основное блюдо.

Итальянец говорил не умолкая. Он был этнологом и в 90-х защитил диссертацию о преследовании тунгусов и якутов коммунистическими властями, после чего хотел поехать в Заполярье, в тундру, но экспедиция все откладывалась. Тогда Джованни перешел на дипломатическое поприще, согласившись на назначение в Улан-Батор (туда никто не хотел ехать), и с головой погрузился в изучение этносов, населявших неизведанную территорию.

Диана рассеянно слушала рассказ Джованни, все ее внимание было приковано к ужинавшему за соседним столом человеку в темных очках. Даже в тусклом свете слабых ламп она легко узнала европейца. Джованни не заметил странного человека с зачесанными назад желтыми волосами. Он отодвинул тарелки и вытащил из сумки ноутбук.

– Я проложил наш маршрут. Хотите взглянуть?

Диана обошла стол. На экране мерцала карта Монгольской Народной Республики. Все названия были написаны по-русски. Джованни подвел стрелку курсора к черному кружку в центре территории, потом провел линию наверх, к голубой точке у границы с Россией: это было изображение озера.

– Вот куда нам нужно. Это Цаган-Нур. Белое озеро.

Их путь пролегал практически через всю территорию Монголии.

– Так… далеко? – спросила Диана.

– Тысяча километров на северо-запад. Сначала мы полетим самолетом в Мурэн. Сюда. Там пересядем на другой рейс – до деревни Цаган-Нур. Потом придется купить оленей, чтобы добраться до озера.

– Оленей?

– Дорог там нет, так что на машине не проедешь.

– Но… почему олени, а не лошади?

– Нам нужно будет пройти перевал на высоте трех тысяч метров. В тундре не выживет ни одна лошадь – там растут только мох и лишайники.

Диана начала осознавать масштаб предстоящего путешествия. Чтобы успокоиться, она принялась искать глазами что-нибудь знакомое, привычное, и ее взгляд остановился на красном китайском термосе. Диана налила себе чаю, долго смотрела, как плавают в красноватой жидкости длинные коричневые листочки, потом спросила:

– Как быстро мы доберемся до деревни?

– За день. Если попадем на оба запланированных рейса.

– А сколько займет путь до озера?

– Думаю, не больше суток.

– А от озера до токамака?

– Несколько часов. Лаборатория находится за первой вершиной отрогов Хоридол Саридага.

Диана подумала о 20 октября – дате назначенной битвы – и произвела в уме подсчет. Если они отправятся в путь 17 октября, она может успеть, у нее даже останется день в запасе. Диана глотнула чаю и спросила:

– Вы там когда-нибудь бывали?

– Никто никогда там не бывал! До начала девяностых эта зона оставалась запретной, так что…

– Что вам известно о токамаке?

Джованни покачал головой:

– Немного. Кажется, на этом объекте занимались термоядерным синтезом, это не моя епархия.

– Вы знали, что на ТК-17 была лаборатория парапсихологии?

– Нет. Впервые слышу. Вас и эта область интересует?

– Мне важно все, что касается этого объекта.

Джованни на несколько секунд задумался, потом пробормотал вполголоса:

– Забавно, что вы мне об этом говорите.

– Почему?

– Потому что я уже имел дело с подобными лабораториями, когда писал докторскую.

– Я думала, вы изучали преследования сибирских этносов, – удивилась Диана.

– Именно так.

– В каком смысле?

Итальянец напустил на себя загадочный вид, бросил короткий взгляд на человека в темных очках и ухмыльнулся.

– Опасайтесь славянских шпионов!

Он придвинулся к Диане вплотную, поставил локти на стол и начал рассказывать:

– Глава моей работы была посвящена религиозным верованиям в пятидесятые – шестидесятые годы. Принято считать, что хрущевский период был гораздо либеральнее сталинского, но только не в отношении религии – в самом широком понимании этого слова. Особенно сильно давили, например, на баптистов, буддистов и последователей анимизма – этой веры придерживались обитатели тайги и тундры. Хрущев приказал арестовать всех лам и шаманов, сжечь храмы и святилища.

– Как все это связано с парапсихологическими лабораториями?

– В девяносто втором мне удалось поработать с печально знаменитыми гулаговскими архивами: Норильск, Колыма, Сахалин, Чукотка… Я провел перепись всех шаманов, попавших в трудовые лагеря. Работа была скучная, но легкая. В документах указывалась национальность каждого шамана и причина задержания. Тогда-то я и наткнулся на нечто невероятное.

– И что же это было?

– С конца шестидесятых многих из этих людей – якутов, ненцев, самоедов – перевели.

– Куда?

Итальянец снова взглянул на хранившего полную неподвижность желтоволосого мужчину.

– Тут становится горячо: их перевели не в другие лагеря, а в исследовательские лаборатории.

– В лаборатории?!

– Такие, как Восьмое управление Сибирского отделения Академии наук в Новосибирске. Парапсихологические лаборатории.

Диане показалось, что итальянец страшно увлечен собственным расследованием. Свет, преломляясь через стекла очков, отражался в расширенных зрачках. Он не сказал – выдохнул:

– Вы ведь понимаете, правда? Парапсихологам для их опытов нужны были люди, наделенные паранормальными способностями. В этом смысле ГУЛАГ был истинным кладом, ведь там держали многих азиатских колдунов.

– Ничто не доказывает, что шаманы были наделены хоть какой-то силой! – не поверила Диана.

– Конечно. В любом случае эти люди ни за что не выдали бы своих тайн русским ученым, но они владели техниками гипноза, транса и медитации… всем, что называется измененным состоянием сознания. Над кем же еще было проводить парапсихологические опыты, как не над ними!

Диана почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Она думала о ТК-17 и спрашивала себя: могли ли исследователи разгадать и присвоить способности шаманов, которых изучали?

– Что вы раскопали об этих опытах? – спросила она.

– Это была крайне засекреченная область советской науки. Ни в одном прочитанном мной документе не говорилось о сколь бы то ни было серьезных результатах. Но кто знает, что происходило в лабораториях? Я бы не хотел оказаться на месте шаманов. Думаю, с ними обращались как с подопытными свинками.

Она представляла себе несчастных аборигенов, которых оторвали от родной земли, держали в страшных лагерях, а потом проводили над ними загадочные опыты. К горлу темной волной подступила дурнота.

– Могли в ТК-17 использовать цевенских шаманов?

– Откуда вы о них знаете? – удивился Джованни.

– Я наводила справки. Так могли они экспериментировать над цевенами?

– Исключено.

– Почему?

– С шестидесятых годов цевенский народ не существует как таковой.

– Что вы такое говорите?

– Правду. Это неоспоримый факт, подтвержденный монгольскими этнологами. Цевены не пережили коллективизации.

– Расскажите мне все, что знаете.

– Коллективизация во Внешней Монголии была успешной только в конце пятидесятых. В шестидесятом году съезд провозгласил, что в стране больше нет частных собственников. Всю территорию разбили на квадраты, земельные хозяйства укрупнили, потом организовали колхозы. Кочевников превратили в оседлых крестьян. Юрты уничтожили, построив вместо них дома. Скот конфисковали и сделали колхозным. Цевены не смирились. Они предпочли забить животных собственными руками, а поскольку дело происходило зимой, люди умерли от голода. Повторяю: этот народ исчез с лица земли. Редкие выжившие приспособились к чужой культуре и вступают в брак с монголами.

Диана представила себе долины, усеянные окровавленными оленьими тушами. По сути дела цевены совершили коллективное самоубийство. Женщины и дети угасли от холода и голода. Каждый шаг путешествия приближал ее к средоточию Зла.

Изложенные Джованни факты не совпадали с имевшимися у самой Дианы сведениями. У нее были доказательства того, что цевены – и их традиции – все еще существуют. «Стражи» были реальны, и они были цевенами. Их инициировали шаманы. Значит, Джованни ошибается, но она не станет его разубеждать, а просто добавит новую тайну к сонму загадок и невозможных, немыслимых фактов и обстоятельств, которыми отмечен ее путь.

Итальянец искал телефонную розетку, чтобы проверить электронную почту. Из глубины памяти Дианы неожиданно всплыло забытое, задвинутое в дальний угол воспоминание. Когда Патрик Ланглуа привез ее домой после бойни в Сен-Жермен-ан-Лэ, он сказал: «В тот день, когда мне нужно будет пооткровенничать с вами, я воспользуюсь электронной почтой».

А что, если сыщик так и сделал, решив, что она пустилась в бега? Она указала подбородком на компьютер Джованни и спросила:

– Вы позволите мне проверить свою почту с вашего ноутбука?