29
– Так?
Компьютерщик добавил лицу на портрете выступающие скулы. Диана одобрительно кивнула. Она с десяти вечера работала со специалистом на набережной Орфевр, составляя фоторобот человека, которого видела на бульваре. После сеанса гипноза Диана отправилась прямиком в управление уголовной полиции, отказавшись отвечать на вопросы Поля Саше.
– А рот?
Диана смотрела на экран, выбирая губы. Мясистые. Короткие овальные. С приподнятыми уголками. Она остановилась на тонких прямых губах с ярко выраженными носогубными складками.
– Какие у него были глаза?
Картинка на экране снова изменилась. Диана выбрала ромбовидные глаза с тяжелыми веками и темными, отливающими синевой радужками, похожими на кляксы в детской тетради. Составлять с такой точностью портрет человека, которого она видела из машины, в дождь, было полным абсурдом, да и стоял он метрах в ста от дороги, но Диана готова была поклясться, что глаза у убийцы были именно такие.
– Что насчет ушей?
– Он был в капюшоне, – ответила Диана.
– В каком именно капюшоне?
– Съемный водонепроницаемый капюшон, затягивающийся вокруг лица.
Компьютерщик волнистой линией изобразил капюшон. Диана отодвинулась и прищурилась: лицо обретало форму. Высокий лысеющий лоб. Твердые скулы. Морщины. Сине-черные, с агатовым блеском, глаза под тяжелыми веками. Она пыталась отыскать в этом лице нечто ужасное, жестокое, но не могла не признать его красоты.
Появившийся Патрик Ланглуа взглянул на экран, посмотрел на Диану, и она поняла, что сыщик встревожен.
– Похож? – спросил он.
Диана кивнула. Лейтенант смотрел на фоторобот – и не верил. Он согласился вернуться на службу в десять вечера и даже вызвал компьютерщика, а теперь сидел в углу, прижимая к груди картонную папку.
– Говорите, он был в военной накидке?
– Да. Советского образца. Из специальной, защищающей от радиации ткани.
– Почему вы так в этом уверены?
– Пять лет назад я ездила в экспедицию на Камчатку, в Восточную Сибирь, случайно наблюдала учения с объявлением радиационной тревоги и видела такие накидки. Они застегиваются наискосок, ворот прикрепляется…
Лейтенант жестом прервал ее рассказ и попросил техника распечатать фоторобот.
– Идемте со мной, – бросил он Диане.
Они шли по коридорам мимо приоткрытых дверей тускло освещенных кабинетов, где в неприбранных закутках еще работали несколько полицейских.
Ланглуа отпер дверь и зажег лампу. Кабинет, забитый бумажным хламом и обрезками старой кожи, смахивал на берлогу привратника. Сыщик предложил Диане стул, сел напротив, несколько секунд постукивал пальцами по столу и наконец поднял на нее глаза:
– Вы должны были предупредить меня, Диана.
– Я хотела быть уверена.
– Но я ведь просил – не играйте в детектива.
– Вы сами поручили мне все разузнать о Люсьене.
Полицейский дернул плечом:
– Подведем итоги. Итак, вы считаете, что авария была покушением на убийство, так?
– Да.
– Водитель грузовика уснул… по команде… какой-то внешней силы или чего-то там еще, не знаю, чего именно…
– Его усыпил гипноз.
– Допустим. Но как можно было подстроить аварию в конкретном месте, в конкретное время?
– Я просчитала маршруты. Грузовик ехал со стоянки на авеню Порт-д’Отей, это рядом с Булонским лесом. По времени он должен был выехать прямо передо мной. Учитывая скорости – мою и его, – вычислить точку встречи ничего не стоило.
– Но как его усыпили?
– Человека можно запрограммировать, и он уснет, если подать условный сигнал.
– Какой сигнал подали этому человеку?
Диана потерла лоб:
– Водитель помнит что-то цвета хаки. Возможно, это военная накидка. Человек стоял у въезда в тоннель.
Черные глаза Ланглуа сверкали из-под седой челки. Он не отводил взор от Дианы.
– Итак, вы считаете, что работала команда убийц?
– Да.
– И эта команда провела нечто вроде войсковой операции?
– Именно так.
– И операция имела единственную цель – устранить вашего приемного сына?
Она кивнула, понимая, сколь абсурдно звучит ее версия. Ланглуа наклонился и спросил, гипнотизируя Диану взглядом:
– Как по-вашему, почему они пытались его убить?
Она убрала волосы со лба и пробормотала:
– Не знаю.
Лейтенант откинулся на спинку кресла и поинтересовался, сменив тему и тон:
– Вы сказали, что Люсьен родился не в Таиланде, а либо в Сибири, либо в Монголии. Каким образом мальчик попал на Андаманские острова?
– Не знаю.
– Понимаете, Диана… – замялся сыщик. Она взглянула на него поверх очков и спросила:
– Думаете, я сумасшедшая?
– У вас нет ни одного доказательства, все это могло вам просто показаться.
– А шофер? Он не понимает, как мог заснуть, как…
– Что еще может сказать этот человек?
– А человек в защитной накидке? Или его я тоже выдумала?
Полицейский предпочел не отвечать.
– Если принять вашу версию, получается, что Рольфа фон Кейна убили те же люди?
Диана колебалась.
– Думаю, да. Они наказали немца за то, что тот спас Люсьена.
– Но кто предупредил иглоукалывателя об аварии?
– Понятия не имею.
– Немецкие полицейские ничего не нашли – не было ни звонка, ни послания по электронной почте. Похоже, что фон Кейна к Люсьену вызвал Святой Дух.
Выдержав паузу, Ланглуа тихо продолжил:
– Я навел о вас справки.
– Что значит – навели справки?
– Позвонил вашим коллегам, родителям, врачам, которые вас лечили.
– Да как вы могли?! – Диана захлебнулась от негодования.
– Такая у меня работа. В этом деле вы – мой главный свидетель.
– Мерзавец…
– Почему вы не сказали, что много лет ходили к психотерапевту, лежали в клиниках, лечились сном?
– Мне что, повесить на грудь объявление?
– Я мог бы спросить раньше, но… почему вы усыновили Люсьена?
– Вас это не касается.
– Вы так молоды…
Лицо его сморщилось в неловкой улыбке. Каждая морщинка подчеркивала смущенное выражение.
– Ладно, скажу то, что имел в виду: так красивы. – Ланглуа покрутил пальцами в воздухе. – Подобные признания мне всегда тяжело давались. Скажите мне, Диана: зачем вам вся эта затея с усыновлением? Почему вы не попытались… ну, сами знаете: найти мужа, завести семью – словом, пойти классическим путем?
Она не стала отвечать. Ланглуа сложил руки молитвенным жестом, как в первую их встречу тогда, в больнице.
– По словам вашей матери, у вас… трудности с общением.
Сыщик выдержал вопросительную паузу, Диана не ответила, и он продолжил:
– Она сказала, что вы даже обручены никогда не были.
– Это сеанс психоанализа или как?
– Ваша мать…
– Плевать я хотела на мою мать.
Лейтенант прислонился к стене, поставил ногу на корзинку для бумаг и улыбнулся:
– Это я как раз понял… А какие у вас отношения с отцом?
– Чего вы добиваетесь?
Ланглуа снова сменил позу и сел ровно:
– Вы правы. Это не мое дело.
– Я не знала отца. В семидесятых моя мать жила в коммуне. Она выбрала какого-то парня, чтобы тот ее… оплодотворил. Так они договорились. Отец никогда не пытался со мной увидеться, я даже имени его не знаю. Мама хотела воспитать ребенка одна. Не попасть в брачный капкан, не стать жертвой мужского шовинизма… Такие идеи были в те времена в большой моде, а моя мать была убежденной феминисткой.
Она добавила:
– Дети часто следуют по стопам родителей. Я – истинная дочь двух хиппи.
Сыщик улыбнулся, и уголки его губ насмешливо дрогнули. У Дианы от сознания, что она ступила в запретную зону, защемило сердце. Она сама замуровала себя в ледяную глыбу одиночества, ей с этим и жить. Сыщик почувствовал печаль собеседницы и протянул руку, но Диана уклонилась.
Он замер, выдержал секундную паузу и спросил:
– Диана, термин «токамак» что-нибудь вам говорит?
Она удивилась:
– Нет. И что же это такое?
– Сокращение. По-русски токамак – тороидальная камера с магнитными ловушками.
– По-русски? Но… зачем вы мне об этом рассказываете?
Ланглуа открыл папку, и Диана увидела лежавший сверху факс на русском языке со смазанной фотографией.
– Помните лакуну в биографии фон Кейна?
– Да, период с шестьдесят девятого по семьдесят второй.
– Коллеги из Берлинского угрозыска открыли сегодня его сейф в «Берлинер-Банк». Там было только это.
Он помахал ксерокопией.
– Советские документы, доказывающие, что в этот период он работал на токамаке.
– Не понимаю…
– Токамак – передовой научный объект. Лаборатория термоядерного синтеза.
Диана вспомнила защитную накидку убийцы.
– Вы хотели сказать – ядерного расщепления? – спросила она.
Лейтенант восхищенно пожал плечами:
– Вы меня поражаете, Диана! Вы правы: обычные станции используют расщепление, но токамак работал на синтезе. Эту технологию изобрели в шестидесятых русские, их вдохновляла солнечная активность. Проект был слишком амбициозным, они вынуждены были строить печи, разогревавшиеся до двухсот миллионов градусов. Не стоит говорить, что все это выше моего понимания.
– Как фон Кейн и токамак связаны с сегодняшними событиями? – спросила Диана.
Ланглуа повернул к ней листок из факса:
– Токамак, где работал фон Кейн, ТК-17, был главным объектом русских. Главным и абсолютно засекреченным. Угадайте, где он размещался? На дальнем севере Монголии, у границ Сибири. В Цаган-Нуре – там, куда собирался отправиться добрый доктор.
Диана смотрела на грязно-серую страницу и узнавала на снимке черты молодого фон Кейна с непроницаемым взглядом.
– Почему он так хотел туда вернуться? – громко спросил Ланглуа. – Я не могу это объяснить, но все складывается в единую картину.
В дверь постучали, и в комнату вошел компьютерщик. Он молча положил перед ними несколько экземпляров фоторобота. Лейтенант бросил взгляд на портрет и подвел итог:
– Посмотрим, есть ли ваш злоумышленник в нашей базе данных. Одновременно прочешем монгольскую общину Парижа. Проверим въездные визы и все такое. Это единственная хорошая новость – монголов у нас, благодарение господу, пока немного.
Он встал и взглянул на часы:
– Езжайте домой и поспите, Диана. Уже час ночи. Мы усилим охрану Люсьена, можете не волноваться за сына.
Он проводил ее до двери:
– Не знаю, рехнулись вы или нет, но вся эта история – точно полное безумие.
