90

На заставке компьютера сменяли друг друга какие-то замысловатые геометрические фигуры, сложные фракталы, концентрические круги, звездные скопления. Саймон Роубак стоял в дверях оперативного штаба по делу Тины Маккей на втором этаже отделения полиции Хэмпстеда и смотрел на монитор. Несколько мелких гексаграмм собирались вокруг большой, центральной, сливались воедино, а потом вновь рассыпались.

«Закономерности», – подумал он. Если бы Саймон не пошел служить в полицию, он бы, скорее всего, стал математиком. Иногда он завидовал своей подруге Саре, которая преподавала в средней школе математику и физику и получала от работы интеллектуальное удовлетворение. В полиции, даже в уголовной, он почти не сталкивался с интеллектуальными вызовами. Почти всегда это была рутинная работа – смесь бумажной волокиты, наблюдательности, здравого смысла, интуиции и упорства.

Каждая маленькая часть фрактала – уменьшенная копия целого. Математика обладала изяществом. Как и сами фракталы, которые так нравились Саймону Роубаку. В полицейской работе редко присутствовало изящество. Эмоциональная нагрузка – да. Собираешь вопреки времени и бюджету улики, этакие крохотные кусочки пазла, а потом берешь молоток и вбиваешь их все на место, чтобы уложить в определенную версию.

До чего же он устал. Эх, хорошо бы сейчас отправиться домой, принять холодный душ, улечься в кровать рядом с Брайони, рассказать ей о минувшем дне, послушать, как прошел день у нее, а потом заняться с невестой любовью, уснуть в ее объятиях и завтра утром проснуться свежим и отдохнувшим.

Но вместо этого Саймон в половине одиннадцатого вечера вернулся в отделение, обливаясь потом, вошел в душное помещение оперативного штаба, рассчитывая, скорее всего безосновательно, сделать что-нибудь для двух женщин, которых никогда даже в глаза не видел, – Тины Маккей и Аманды Кэпстик. Саймон надеялся, что если, упаси господь, вдруг что-то случится с Брайони Доннели, его невестой, то какой-нибудь другой детектив из другого полицейского отделения тоже будет работать, чтобы ей помочь, забыв, как и он сам, о времени.

Помещение оперативного штаба выглядело так, словно бы его покинули в спешке. Все шесть компьютеров остались включенными, на столах лежали недописанные бумаги, из-под какой-то стопки торчал недоеденный шоколадный батончик «Марс». Один из ящиков шкафа был выдвинут до середины. Настоящий бедлам. Да уж, работы у них выше головы. Саймон не сомневался: никто из команды не ушел сегодня раньше десяти. Они тут все были трудяги. Неравнодушные ребята, стремившиеся изо всех сил помочь двум попавшим в беду незнакомым женщинам.

Несколько дней назад об исчезновении Тины Маккей объявили в телепрограмме «Crimewatch» на Би-би-си, и уже поступило несколько сотен звонков от зрителей, сообщавших о ее возможном местонахождении. После того как на следующей неделе расскажут и про Аманду Кэпстик, следует ожидать нового шквала звонков. Если только она сама не объявится раньше.

А она не объявится, в этом детектив был уверен. Ее необходимо найти. Он надеялся, что и ее, и Тину обнаружат живыми и здоровыми.

Роубак прошел по комнате, поставил на свой стол одноразовый стаканчик со сладким черным кофе, просмотрел список действий, предпринятых сегодня пятью другими членами команды. По-прежнему никаких новостей. Стаканчик протекал, струйка кофе сочилась на столешницу, он поймал ее пальцем, сунул палец в рот. Вкусный кофе. Саймон полистал страницы отчета, прикоснулся к одной из клавиш компьютера, чтобы экран ожил, и вскоре вместо геометрических фигур на дисплее появился список пропавших в течение последних пяти лет женщин одной возрастной категории с Тиной и Амандой. Его выдала национальная система регистрации преступлений «ХОЛМС». Никаких параллелей с другими делами не просматривалось.

Саймон еще раз прослушал на мобильнике оставленное Майклом Теннентом сообщение, потом зашел в почту и попытался открыть фотографию Гоуэла, которую прислал ему психиатр.

Ничего не получилось.

Он обругал свой компьютер. Единственным человеком, который умел управляться с этой проклятой машиной, был системный администратор; завтра утром нужно будет первым делом его вызвать.

А пока Роубак решил заняться тем, ради чего и вернулся этим вечером на работу. Он подошел к стоявшим у стены картонным коробкам: в них лежали папки, изъятые из кабинета Тины Маккей. Внимательно изучил ярлыки, нашел две коробки, которые ему требовались. На одной из них значилось: «ОТКАЗЫ, ЯНВ.-ДЕК. 96», а на другой – «ОТКАЗЫ, ЯНВ.-ИЮЛЬ 97». Он перенес обе коробки к себе на стол. Неделю назад секретарь Тины Маккей сказала ему, что они получают около сотни рукописей в неделю; это означало, что в коробках около восьми тысяч писем, которые нужно просмотреть.

Ему бы не помешала сейчас еще пара рук (и глаз), и Саймон прикинул, не вызвать ли кого-нибудь на подмогу, но отказался от этой мысли. Ребята сильно устали, и завтра они будут работать лучше, если отдохнут. Разумеется, это относилось и к нему тоже, но выбора не было. Несколько дней назад он уже просматривал эти письма – обе коробки. И определенно встречал фамилию Ламарк. Хотя, возможно, это так называемый феномен ложной памяти.

Детектив потянулся за кофе, и тут зазвонил телефон. Он снял трубку:

– Саймон Роубак.

Ошиблись номером. Кто-то хотел вызвать такси.

«Ну что ж, приступим».

Письма были связаны в пачки по сто штук. Он закончил просматривать первую, положил ее на пол, взял вторую. Ничего. И в третьей тоже. Мимо пролетел мотылек. Под потолком роились черные мошки. Над ухом у Саймона зажужжал комар, он безуспешно попытался прихлопнуть его. С улицы доносился шум проезжающих машин.

Роубак позвонил Брайони, предупредил, что задерживается на работе; она ответила, что будет его ждать. Он посоветовал невесте ложиться, потому что и сам толком не знает, когда вернется, после чего добавил, что любит ее больше всего на свете. И это было чистой правдой. Потом Саймон повесил трубку и сосредоточился на письмах.

Это было невеселое чтение. Письма несли плохие новости, большинство из них представляли собой откровенные, прямолинейные отказы, убивавшие всякую надежду.

Месяцы, годы, может быть, целая жизнь работы коту под хвост – все перечеркнуто несколькими строчками. Восемь тысяч потенциальных подозреваемых. Их число удвоится, если копнуть еще глубже – на полтора года назад. Допросить всех просто нереально.

Но вот если свести всю эту кучу к одному-единственному письму, тогда другое дело.

На нескольких письмах сверху имелись пометки от руки, сделанные предположительно Тиной Маккей или ее помощниками. Одни надписи сообщали, что автор – друг или родственник кого-то из сотрудников издательства. Другие содержали комментарии, касающиеся самих авторов, если те проявляли излишнюю напористость или если имелись подозрения, что рукопись является плагиатом. Саймон не сомневался: в том письме, которое он ищет, обязательно обнаружится какая-нибудь пометка.

Он просматривал только фамилии адресатов. Страница за страницей, на фирменных бланках издательства. Самые разные имена: мужские, женские, английские, иностранные. Несколько раз попадались титулы. Саймон Роубак и сам мечтал когда-нибудь написать книгу. Неужели и он тоже однажды получит такой отказ?

Вдруг детектив замер. Вот оно.

А наверху, как он и предполагал, сделанная от руки пометка: «Звонил несколько раз, довольно агрессивен».

Детектив отксерил письмо, вернул оригинал в коробку. А копию сложил и сунул в карман пиджака.