31

Она смотрела из окна поезда на однообразный сельский пейзаж, на реку Хамбер, чьи темные воды смахивали на чернила, разлитые на школьной парте, на лес каменных труб на горизонте, похожих на столбики, которые поддерживали купол небес.

Мужчина, шедший по проходу, остановился и несколько секунд внимательно разглядывал Сэм, после чего двинулся дальше. Потом поезд заехал в туннель, и она почувствовала испуг: а вдруг дверь сейчас откроется и к ней в купе войдет человек в черной балаклаве? Некоторое время вокруг все гремело и грохотало в темноте, а затем состав снова выехал на свет и миновал шлагбаум, у которого стояли в ожидании машины.

Сегодня среда. Интересно, а члены группы по изучению сновидений снова встречались в понедельник? Под руководством Барри, того молчаливого мужчины в черном кимоно каратиста? Обсуждали ли они ее сон? Что, черт возьми, они думают про Сэм? Считают ее ведьмой? Или им и в голову не пришло связать трагедию с ее сном? Небось слишком заняты поисками гармонии.

Мужчина прошел по проходу в обратном направлении, еще раз заглянул в ее купе, и Сэм смерила его ядовитым взглядом: «Уходи, Вынимала, или кто ты там такой. Оставь меня. Сгинь». Он помедлил, развернулся и ушел.

«Да, Кен, конечно. Ведь любой человек, которому приснилось, что под ним обрушился балкон, прекрасно знает, что это обозначает. Фрейд наверняка был в курсе. И Юнг тоже. В книге „О чем на самом деле говорят ваши сны“ сказано, что балкон символизирует материнскую грудь. Ну конечно. Моя мать умерла. Я лишилась материнской груди. Все просто. И разумеется, Фрейд знал, что балкон то же самое, что строительные леса. Это ясно как божий день».

Конечно.

Узнав, что жена решила поехать в Халл, Ричард заявил, что Сэм рехнулась. После сотрясения мозга, мол, бывают всякие странности; ей нужны отдых, покой, тишина, и тогда она придет в себя и через пару дней будет готова к путешествию в Швейцарию. Ричард сказал, что в Швейцарии она почувствует себя лучше. Там прекратятся все ее предчувствия, отношения между ними наладятся, да и его бизнесу эта поездка пойдет на пользу. Словом, Швейцария просто волшебная страна.

Проблема заключается в том, что, когда ты пытаешься рассказывать людям о своих сбывшихся снах, они считают, что ты немного не в своем уме. Бедная старушка Сэм. Свалилась с лесов и ударилась головой. Неудивительно, что у нее начались закидоны. Правда, она уже и прежде была слегка того из-за любовных похождений муженька…

Заглянуть в лицо действительности. Что это значит?

Вдалеке она увидела колонну грузовиков, пересекавших подвесной мост. Поезд миновал погрузочную станцию, посреди устья реки виднелся плавучий маяк, на фоне неба сгорбилось несколько подъемных кранов, похожих на стариков с удочками. Потом состав замедлил ход, и в окне промелькнуло название «ХАЛЛ».

Действительность состояла в том, что могли погибнуть дети. И какое счастье, что все закончилось благополучно. Действительность заключалась в том, что Сэм могли изнасиловать и убить, но она сумела спастись, потому что видела тот сон. И в том, что она чуть не лишилась жизни на этих лесах, потому что… потому что… потому что не до конца поняла смысл сна про балкон?

Действительность состояла в том, что сто шестьдесят три человека, погибших в авиакатастрофе, могли бы спастись. И Таня Джейкобсон тоже могла бы остаться в живых. А Бамфорд толковал о Фрейде, о ревности и боли, о неудачах и тоске по пенису, отделывался привычными формулировками, чувствуя себя как рыба в воде. Очень удобный стандартный набор, который подходит на все случаи жизни. Группы сновидцев. Лестница на станции метро. Вагина. Вот и все. То, что тебя изнасилуют и убьют, не имело значения; важно, чтобы ты понимала сон. Чтобы он не противоречил положениям психоанализа.

Таксист высадил ее у плотного ряда домов постройки 1930-х годов, как раз напротив главного входа в университет.

«Звонок не работает. Просьба подняться на второй этаж и покричать», – гласило написанное от руки объявление на двери.

Сэм потащила свой маленький чемодан вверх по узкой лестнице, оказалась на темной, мрачной площадке. У нее за спиной открылась дверь.

– Миссис Кертис?

Она развернулась, увидела невысокого бородатого мужчину лет сорока с лишком. На нем были мятые вельветовые брюки и свитер домашней вязки. Он провел пальцем по гриве всклокоченных волос, словно бы пытался там что-то отыскать. Над правым глазом у него белел кусочек лейкопластыря.

– Доктор Хеар?

– Да. – У него был смущенный, чуть потерянный вид мужчины, который по ошибке зашел в дамский туалет. – Можете звать меня просто Колин.

Она улыбнулась:

– Сэм.

– Рад знакомству, Сэм. – Профессор взмахнул руками и посмотрел на потолок, словно бы опасаясь, что тот может на него обрушиться. – Опять лампочка перегорела.

Сэм почувствовала холодок.

«Прекрати, не будь идиоткой. Нельзя впадать в панику при виде каждой перегоревшей лампочки».

Хеар хлопнул в ладоши, потер их одна о другую:

– Хорошо. Ваш поезд… я думал, вы приедете чуть раньше. Он опоздал?

– Да, к сожалению.

– Что ж… прошу, входите. Боюсь, тут небольшой… э-э-э… кавардак… Я только-только начал наводить порядок…

Повсюду валялась одежда, на полу лежали книги, некоторые раскрытые, обложками вверх. Посреди одной стены Сэм увидела похожее на паутину кофейное пятно, а под ним, возле плинтуса, – треснувшую чашку. Разбитый проигрыватель компакт-дисков был опутан проводом настольной лампы. На полу стоял радиоприемник, также с разбитым корпусом и торчащими наружу проводами и батарейками; над приемником в стене отсутствовал кусок штукатурки. На полу рядом с поломанным деревянным столом вверх тормашками лежала древняя пишущая машинка «Оливетти», по всей комнате были разбросаны листы рукописей. На окне, выходившем в унылый сад, треснуло стекло.

Доктор Хеар беспомощно поднял руки:

– Прошу меня простить. Ужасный кавардак, к сожалению. Моя супруга… – Он ссутулился. – Словом, мы с женой недавно разругались. Разводимся, понимаете ли. – Он снова принялся что-то искать в волосах, потом потрогал пластырь над глазом и недоуменно огляделся. – Не представляю, как мне объяснить все это квартирной хозяйке. – Он осторожно проверил бороду пальцами, закрыл дверь и запер ее на замок, пояснив: – На тот случай, если жена вдруг вернется. Она, знаете, такая ревнивая. Вы уж извините.

– Может, помочь вам с уборкой? – предложила Сэм.

Из-за чего, интересно, супруга профессора устроила здесь настоящее светопреставление? Небось, Хеар изменил ей? Привел сюда любовницу. Может быть, за внешностью ученого не от мира сего кроется распутник? Ее взгляд привлек цветной снимок, стоявший на полке над электрическим камином: две маленькие девочки в школьной форме. Стекло на фотографии тоже треснуло.

Профессор сдвинул стопку книг и всякого хлама в угол древнего дивана, а потом взял пальто гостьи и повесил его себе на руку. Помедлил, одернул свитер, почесал бороду, проверил воротничок рубашки.

– Я вам очень признательна за то, что вы согласились уделить мне время, – сказала Сэм.

Он снял ее пальто с руки, поднял, посмотрел на него, словно фокусник, который забыл, как делать трюк.

– Я сейчас его повешу. Через минуту вернусь. Извините, я тут просто немного переволновался. Хотите чая?

– Спасибо.

– Или, может, лучше кофе?

– Я бы предпочла кофе.

– Да. Хорошо. Я сейчас вернусь… если вам нужно – удобства прямо по коридору. – Он прошел по комнате в кухню чуть ли не на цыпочках, словно бы в качестве компенсации за тот шум, который стоял здесь прежде.

Сэм прислушалась: он гремел посудой, потом открыл холодильник, затем чайник издал свисток. Она тем временем оглядывала безнадежный кавардак, царивший в комнате. Может, именно так и надо вести себя, обнаружив, что муж завел любовницу? Расколошматить все к чертовой матери?

Профессор вернулся в комнату с подносом, на котором стояли две дымящиеся кружки и тарелка с печеньем. Что-то хрустнуло у него под ногами, он равнодушно посмотрел на раздавленную кассету.

– Вы сказали – кофе?

– Спасибо.

Сэм взяла кружку, поднесла к губам и подула на нее. Кофе от кружки не пахло. Она еще раз втянула носом воздух, стараясь сделать это незаметно. В кружке был чай.

– Я принес печенье. Вы, наверное, проголодались. Путь неблизкий.

Хеар сел напротив гостьи на краешек стула.

– Я прочитала вашу книгу, мне она очень понравилась.

Профессор оживился, улыбнулся:

– Вы имеете в виду «О чем на самом деле говорят ваши сны»?

– Да, чрезвычайно интересно.

– Она вам помогла?

– Да. Отчасти.

– Ну что же, книга в целом неплохая. Только в издательстве много чего наисправляли, не желая выходить за рамки классических интерпретаций. Для вещих снов места просто не осталось. Но я обязательно включу главу о них в следующее издание.

Он помешал свой чай, нервно посмотрел на дверь. Сэм подумала, что его супруга может в любую минуту ворваться сюда с топором. И что ей тогда делать с этой чокнутой женщиной?

Хеар посмотрел на часы:

– Нельзя опаздывать: Лашло требует, чтобы испытуемые приходили заранее. – И, увидев, что Сэм недоуменно нахмурилась, пояснил: – Я говорю про лабораторию сна. Мы должны отправиться туда приблизительно через полчаса. Я договорился, вас накормят в столовой ужином.

– Мне кажется, что люди склонны высмеивать саму мысль о предзнаменованиях, – сказала она.

– Конечно, так им удобнее, безопаснее. Если просто-напросто выкинуть что-то из головы, то это уже вроде как и не может представлять для тебя угрозу. – Он отложил чайную ложку. – Обыватели считают парапсихологов чокнутыми. Но я ученый, и этим все сказано. Я ученый, которого не обмануть. – Он снова посмотрел на часы. – Давайте поговорим о вас. Вы мне сказали по телефону, что вашей жизни грозит опасность.

– Да.

– Вы не возражаете, если я запишу нашу беседу на пленку?

Сэм согласно кивнула, и он выудил откуда-то из кучи хлама на полу маленький магнитофон, включил его, положил на стол перед ней и проверил, работает ли он. Когда оказалось, что да, профессор взглянул на гостью с видом победителя, словно завоевал очко в борьбе с женой, обнаружив нечто, что ей не удалось уничтожить. Он скрестил руки на груди, откинулся на стуле:

– Рассказывайте мне все, что считаете нужным, а потом мы пойдем в лабораторию. Там специальные приборы зарегистрируют ваш сон, и, может быть, нам удастся выявить в их показаниях что-нибудь необычное. Завтра мы сможем обсудить полученные результаты. Утром, правда, у меня деловое свидание, а затем я к вашим услугам. Вы сможете задержаться до ланча?

– Да. Спасибо.

– Отлично. Итак… – Профессор сделал движение рукой: начинайте.

Сэм рассказала ему все, а он сидел кивая, время от времени кряхтел, постоянно складывал руки на груди, потом убирал их, словно пробовал себя в роли новомодного семафора.

– Как жаль, что ваши сновидения не были зафиксированы нами ранее, – заметил он. – Мне эти примеры представляются весьма интересными. Два сна явно относятся к категории прекогнитивных: авиакатастрофа (я знаю нескольких человек, которые предвидели ее) и убийство этой несчастной женщины на станции метро «Хэмпстед». Говоря «прекогнитивный», я имею в виду, что вы явно предвидели будущее. Остальные ваши сны более похожи на предостережения, однако… – он сплел пальцы, – недостаточно конкретные. Но хорошие примеры, очень хорошие. – Он поднял палец, наклонился и выключил магнитофон. – Скажите мне, а этот человек в балаклаве – Вынимала, – он каким-то образом связан с каждым из ваших снов?

– Да. – Сэм неуверенно улыбнулась ему. Она ждала, что профессор будет высмеивать ее. Но Хеар этого не сделал.

Он ей поверил.

Но теперь она вдруг поняла, что вовсе не хотела этого, лучше бы он не поверил.

– Полагаю, Сэм, что пугаться вам не следует. У вас, вне всяких сомнений, весьма редкий дар.

– Но мне этот дар не нужен. Я хочу от него избавиться. Я хочу жить нормальной жизнью.

Профессор тонко улыбнулся, словно услышал шутку, понятную только им двоим.

– Это смотря что считать нормальным. Вам никогда не приходило в голову, что жизнь без предвидения ненормальна? Сновидения и предвидения способствовали формированию мира. Кальпурния видела смерть Цезаря во сне. Она могла бы спасти ему жизнь… если бы он не высмеял ее. Даже в Библии говорится, что все события имеют предзнаменования.

Хеар, осторожно ступая, пробрался к окну. Что-то жутко захрустело у него под ногами.

– Чертова баба, – пробормотал он, выглянув в окно. – Сэм, шестое чувство – телепатическое предчувствие, называйте его как хотите, – часть нормальной жизни. Это в такой же мере естественно, как есть, пить, дышать, думать. Мы подавляем это чувство, потому что общество не ощущает в нем нужды и считает, что лучше научить ребенка звонить по телефону, чем передавать послание телепатически.

– А почему человек вдруг становится телепатом?

– Я не считаю, что кто-то может вдруг стать телепатом. Мы все рождаемся с такими способностями, но в большинстве из нас они умирают, поскольку мы ими не пользуемся. Наше общество активно противодействует этому – в чем вы и сами убедились, когда обращались за помощью к разным людям. – Он повернулся. – Большинство обывателей боятся показаться смешными, а потому соглашаются с общепринятым мнением, помалкивают о своих телепатических способностях, не дают им развиваться. Но эти способности никуда не уходят, они остаются. При этом некоторые могут использовать свой дар инстинктивно, а других требуется ударить по голове, чтобы реактивировать его. – Хеар пожал плечами. – Однако изначально эти способности присутствуют в каждом из нас. Мы все рождаемся с ними, так же как рождаемся с руками и ногами.

– Что-то я не помню, чтобы меня били по голове.

– Не следует воспринимать мои слова буквально. К этому может привести душевное потрясение, психологическая травма. Возьмем хоть вас – кто-то пытался изнасиловать и убить вас, когда вы были маленькой девочкой, страшный человек в черной балаклаве… А потом вы потеряли сразу обоих родителей. Это очень сильная травма.

– Но ведь сны прекратились после смерти мамы и папы. На целых двадцать пять лет. Почему же теперь они опять вернулись?

– Вот именно это мы и должны попытаться выяснить. Наверняка есть какой-то спусковой механизм, нечто, напрямую связанное с тем одноглазым типом в балаклаве. Может быть, после лабораторных исследований что-то прояснится.

Он снова посмотрел на часы, словно спешил покинуть комнату.

Боялся возвращения жены?

– Нам, пожалуй, пора. Мы можем продолжить разговор по дороге.

Профессор встал, взял пальто гостьи, помог надеть его, потом настоял на том, что будет нести ее чемодан.

На улице уже стемнело, шел снежок. Они остановились на тротуаре, пропуская машины, – как раз наступил час пик, и все вокруг гремело, ревело и лязгало; легковые автомобили спешили домой, грузовики – в свои гаражи; метались по лобовым стеклам «дворники», мигали фары, визжали тормоза.

Хеар попытался перекричать этот городской шум:

– Если вы станете переходить дорогу с закрытыми глазами, то вас собьют. Но при этом большинство людей идет по жизни с закрытыми глазами.

Проезжающий мимо грузовик обдал Сэм воздушной волной, наполнил ее легкие вонючими выхлопными газами. На дороге показались темные контуры очередного автомобиля с таким же вонючим выхлопом; из-под покрышек вылетали белые комья снега, превращаясь в бесформенную слякоть. Они быстрым шагом пересекли дорогу, вошли через калитку на территорию университета.

Сэм невольно позавидовала студентам, которые проходили мимо по кампусу в ярком свете фонарей: как хорошо было бы снова стать студенткой, молодой и беспечной, начать все сначала. Мимо них прошли парень с девушкой, они о чем-то увлеченно разговаривали, вышагивая в своих кроссовках на толстой подошве. Ну и мода. Сэм подумала, что никогда бы не смогла надеть такую обувь. Она чувствовала бы себя в ней смешной.

Студенты. Новое поколение. Целевая аудитория рекламы. Потенциальные потребители. Будущие яппи. Подождите, вот придет осень, и все вы как миленькие станете покупать шоколадные плитки «Сам по себе».

Они пересекли дворик, вошли в дверь, поднялись на два пролета по старинной лестнице.

– Боюсь, тут у нас не бог весть что, но вполне удобно, – сказал Колин Хеар, когда они шли по площадке второго этажа. Он толкнул дверь, включил свет и пропустил гостью вперед.

Они оказались в маленькой чистенькой комнате с удобной кроватью, словно только что привезенной из мебельного магазина, возле которой лежал бежевый ковер без рисунка. Здесь также стояли шкаф, комод и телевизор, в углу была раковина. Все совсем новое, в комнате даже пахло по-особому. Шторы были задернуты, а кровать застелена синим покрывалом. Вполне стандартный интерьер, такой можно увидеть в отеле любой страны мира, если не обращать внимания на провода, свисающие из коробки на стене над постелью.

Это напугало Сэм.

Что-то здесь было не так, но она не могла понять, что именно. Комната напоминала ей образцовую спальню с фанерными стенами в мебельной секции универмага. Все казалось каким-то ненастоящим. Сэм почувствовала себя так, словно бы ей предстояло раздеться и лечь спать в витрине магазина.

В этом был какой-то подвох. Ее пробрала дрожь.

«Поблагодари профессора, развернись и немедленно уходи».

«Но почему? Он же пытается мне помочь».

«Это ты так думаешь. А что на самом деле у него на уме?»

– Совсем не похоже на то, что я себе представляла, – заметила Сэм. – Самая обычная комната. У вас тут очень мило. Гораздо приятнее, чем в большинстве отелей, где я останавливалась.

– Нам необходимо, чтобы люди чувствовали себя здесь хорошо.

– Я думала, что окажусь в стеклянном боксе.

– Нет, нам не нужно наблюдать за вами, пока вы спите. Всю необходимую нам информацию мы получаем в распечатанном виде. Сейчас я покажу вам аппаратную.

Они вышли в дверь, мимо прошмыгнула девица со стопкой бумаг, по виду типичный ботан.

– Добрый вечер, доктор Хеар, – поздоровалась она с шотландским акцентом.

– Добрый вечер, Джейн. Это миссис Кертис – новая подопытная.

„Подопытная“. Как лабораторная лягушка в формальдегиде?»

– Добрый вечер, – вежливо произнесла девица и ушла в направлении лестницы.

– Одна из наших исследовательниц, сейчас пишет докторскую. Я вам покажу свой кабинет, – сказал Хеар. – Но я предпочитаю встречаться с людьми в более непринужденной обстановке. – Профессор повел ее по коридору, толкнул дверь, и они оказались в захламленном помещении, заваленном бумагами и заставленном компьютерами и картотечными ящиками. Порядка здесь было немногим больше, чем дома у Хеара.

Они прошли дальше по коридору в небольшую, ярко освещенную комнату с множеством аппаратов, компьютерных мониторов и двумя массивными приборами-самописцами. Мужчина лет тридцати изучал какие-то графики. Под его синими глазами залегли большие темные круги. Он откинул назад черные волосы, внимательно вглядываясь во что-то. Волосы снова упали ему на лицо, и он не без раздражения повторил жест.

– Лашло, позвольте вам представить нашу гостью!

Ученый вздрогнул, посмотрел на них сонным взглядом, устало протер глаза, явно недовольный тем, что его оторвали от дела.

– Миссис Кертис? – отрывисто спросил он безразличным голосом.

«Не он ли говорил со мной по телефону?» – подумала Сэм.

– Да, – улыбнулась она.

– Хорошо, – пробурчал он и зевнул.

Она нахмурилась. Наступила пауза.

Лашло вернулся к своему графику, принялся снова его изучать.

– Вы когда-нибудь бывали в лаборатории для исследования сна, миссис Кертис? – спросил он, не поднимая взгляда.

– Нет, ни разу.

– Ну, в принципе это не проблема. – Он авторучкой сделал на графике отметку, сосредоточенно вытянул губы. – Вам самой ничего не надо будет делать. Только спать. – Он хохотнул, и это вышло у него как-то по-мальчишески. – Да, только спать. Видеть сны. Вы получаете удовольствие, а мы работаем. Так, доктор Хеар? – Он произнес фамилию профессора таким тоном, словно бы в этом был заключен какой-то скрытый юмор.

– Люди не понимают, насколько утомительно исследовать сновидения, – сказал Хеар, посмотрев на Сэм. – Одному из нас приходится сидеть всю ночь, наблюдая за графиками. Весьма обременительно для личной жизни исследователя.

«Уж не потому ли жена с тобой разводится?» – подумала Сэм.

– А вы не можете оставить меня спать, а потом утром посмотреть графики?

– За самописцами необходимо наблюдать. В пишущих элементах могут закончиться чернила. Приходится менять бумагу. – Он продемонстрировал Сэм график: восемь рядов синих линий – сплошные зигзаги и загогулины. И пояснил: – Каждая из этих линий – всего двадцать секунд сна. За одну ночь мы получаем две с половиной тысячи листов. Нам нужно взаимодействовать со спящим объектом. Если вдруг заметим какую-то необычную активность, следует его немедленно разбудить, узнать, что происходит. Есть и еще один аспект… – Он гордо улыбнулся и похлопал по какой-то панели с рядом контрольно-измерительных приборов и выключателей. – Прозрачные сны, – сказал профессор. – У вас случаются прозрачные сны?

– А что это такое?

– Это когда вы спите и понимаете, что видите сон.

– У меня был один такой, – кивнула Сэм. – Давно.

– Да? И вы могли что-то с ним сделать?

– В каком смысле?

– Вы могли управлять своим сном? Манипулировать им?

– Нет. Я просто понимала, что это все мне снится.

– Вы хорошо осведомлены о проблеме? Много знаете о сновидениях?

Сэм пожала плечами:

– Думаю, не очень.

– Как часто вы видите сны?

– Обычно?

– Да.

– Не могу точно сказать – раз или два в неделю.

– Нет, на самом деле вы видите сны каждую ночь. Как и все люди. За восемь часов сна у человека бывает три-пять периодов сновидений, их продолжительность составляет от десяти-пятнадцати до тридцати-сорока минут. Но обычно люди их не помнят. Человек запоминает сон, только если просыпается посреди него или сразу же по его окончании. – Профессор продемонстрировал ей пачку распечаток. – Вы не верите? У нас здесь множество доказательств. Будь у вас время остаться подольше, я бы вам все подробно объяснил.

Сэм смотрела на неровные линии, а он проводил по каждой из них пальцем.

– Вот это плоская кривая низкого напряжения из лобной доли мозга – во время сна тут почти нет активности. А эта паутинообразная – энцефалограмма фазы быстрого сна. В это время глазные яблоки очень быстро двигаются. А здесь другие зоны мозга – те, которые отвечают за дыхание, сердечно-сосудистую активность, изменение температуры тела. – Он поскреб затылок. – Понимаете, когда вы запоминаете сон, это здорово, просто отлично: мы можем его записать, проанализировать, выявить какие-то закономерности. Но как быть со всеми прочими снами? Из множества достаточно продолжительных периодов сновидений человек запоминает только самый мизер. Мы знаем, что вы каждую ночь видите сны, но что вы в них делаете? Какие события случаются? – Он постучал себя по голове. – Что творится там? Посещают ли вас предвидения, о которых мы ничего не знаем, потому что вы забываете сны? Выходите ли вы за пределы своего тела, в астрал? Путешествуете ли во времени? Если бы вы могли осознавать, что видите сон, то смогли бы запомнить его. Могли бы потом проснуться и рассказать, что именно видели. У нас в спальне есть микрофон и магнитофон, которые автоматически включаются при звуке голоса.

– Неужели такое возможно?

– Представьте себе. И важность этого трудно переоценить. Если вы осознаете, что спите, то можете управлять своими сновидениями.

– А как вы даете спящему знать, что он видит сон?

Хеар показал на серый ящичек:

– Эта штука посылает электрический сигнал очень низкого напряжения. Мы направляем его на срединный нерв подопытного, а когда видим, что спящий вошел в зону сновидения, посылаем этот сигнал, который и оповещает подопытного о том, что тот видит сон, однако не будит его. И тогда человек может контролировать свой сон.

– А если человек видит сон о самолете, который терпит крушение, то он может спасти этот самолет?

Хеар сунул руки в карманы.

– Это поможет нам установить различие между прекогнитивным сном и обычным ночным кошмаром.

– То есть если вы во сне предотвращаете катастрофу, то это был просто кошмар?

– Мы еще точно не знаем, но ведем исследования в этой области. Вы можете оказаться идеальным объектом для изучения. Когда я вернусь из Америки…

– Представляете, какой простор это дает фантазии, – подал голос Лашло, не отрываясь от работы. – Вам снится старый, скучный сон, и тут вы получаете сигнал о том, что это лишь сновидение. После чего можете делать все что угодно. Хотите переспать с Томом Крузом – пожалуйста, нет проблем! – Он оторвал взгляд от бумаг. – И тут вы начинаете думать: а стоит ли вообще просыпаться, возвращаться к реальности?

– Мне эта мысль уже приходила в голову, – призналась Сэм.