21

К одиннадцати часам следующего утра Рей забрал свой чемодан из пансиона «Сегузо» на набережной Дзаттере и оплатил счет, который ему выставили за три дня полупансиона. С ним были очень вежливы, не задавали никаких вопросов, и Рей добавил две тысячи лир чаевых для горничной. Почты для него не было, ведь он никого и не просил писать ему туда.

Но молодая женщина за стойкой портье посмотрела на него с удивлением и спросила:

– Вы ранены?

– Немного рассек кожу, – ответил Рей. Они говорили по-английски. – Извините за беспокойство, которое я вам доставил. Огромное спасибо за терпение.

– Не за что. Мы надеемся еще раз увидеть вас.

Рей улыбнулся. Здесь и в самом деле проявили к нему немалую доброту!

– Вам нужен носильщик?

– Спасибо, я справлюсь.

Он вышел со своим чемоданом, довольно тяжелым, надо сказать.

По террасе перед пансионом, мимо мастерской Рёскина, на набережную Дзаттере… но это было не то направление. Рею назначила свидание Инес в полдень у «Флориана». Может, стоит отвезти чемодан в Джудекку, а потом вернуться за ним? Рей решил тащить чемодан с собой. Он пересек остров и сел на вапоретто у Академии. С чемоданом, в котором лежали его вещи, вернее, часть их. Когда вапоретто отчалил от берега, Реем овладело ужасное чувство, будто он прощается с чем-то навсегда. Инес прислала ему послание в тот момент, когда он утром уходил от синьора Чьярди. Она просила его позвонить, и он позвонил. Оказалось, что Коулман рано утром пришел в отель после операции на локте, сделанной предыдущим вечером, и забрал свои вещи. Хотя Инес ничего такого не сказала, Рей предположил, что Коулман больше не хочет ее видеть. Но Инес хотела видеть Рея, и к тому же сегодня во второй половине дня она уезжала из Венеции. Рей сошел на остановке «Сан-Марко» и двинулся к Пьяцце, останавливаясь иногда, чтобы поглазеть на витрины магазинов, поскольку времени у него оставалось с запасом. Неподалеку был «Бар Дино», он мог бы заглянуть туда и выпить чашечку кофе, но ему не хотелось этого делать. К тому же Елизавета, наверное, не работает по воскресеньям. Но ему было приятно представлять ее сегодня утром: вот она стоит, как всегда, за стойкой бара, болтает с завсегдатаями. В неменьшей мере доставляло ему удовольствие думать, что она дома, моет голову, делает педикюр, стирает свитер или лениво бранится с отцом или матерью, пытаясь убедить их в том, что жизнь в Венеции – сплошная скука. И еще Рея радовала мысль о том, как через год она выйдет замуж.

Простор Сан-Марко в очередной раз отозвался громким «ах» в его ушах, заставил его на несколько секунд почувствовать себя маленьким; потом силы вернулись к нему. Он огляделся, нет ли там Инес, которая должна была появиться с той стороны, из «Гритти», но не увидел ее. Голубь без одной ноги ничуть не уступал своим собратьям, ковылял на своей культе, как старый пират, и Рей, глядя на него, широко улыбнулся. Он подумал, что попытается отыскать эту птицу в следующий раз, когда приедет в Венецию.

В конечном счете оказалось, что он пришел не так уж и рано; было без десяти минут двенадцать, и, дойдя до «Флориана», он посмотрел в сторону «Гритти» и увидел на Пьяцце Инес. Шла она медленнее обычного, но голову по-прежнему держала высоко. Он пошел ей навстречу.

– Привет, Рей, привет, – сказала она, пожимая его протянутую руку. – Боже мой, какое ужасное утро!

– Все так плохо? Давайте выпьем чего-нибудь хорошего. Чинзано? Шампанское?

– Горячий шоколад. Мне нужно ощущение комфорта.

Они сели за столик внутри.

– Вы тоже уезжаете? – спросила она.

– Забрал сегодня чемодан из «Сегузо». Поздновато, – сказал Рей.

Он сделал заказ официанту.

– Что случилось вчера? Я думаю, Эдвард говорит мне неправду.

«Очень на него похоже», – подумал Рей и сказал:

– Он набросился на меня с обрезком трубы.

– С чем?

– С обрезком трубы. Водопроводной. – Он сделал колечко из пальцев, показывая размер. – Но ударить меня ему не удалось. Луиджи – итальянец, который меня сопровождал, – оттолкнул его в сторону, он упал и ударился локтем.

– И это случилось в Кьодже.

– Да. Вероятно, он провел там несколько ночей.

– Он сказал, вы искали его. Чтобы разделаться с ним.

– Понимаете, – сказал Рей, – я его искал, чтобы доказать, что он жив. Все очень просто.

– Он сумасшедший, – с надрывом произнесла Инес. – Совсем помешался на почве ваших отношений с его дочерью.

Рей помнил, что Инес сказала это и во время их первого разговора.

– А что случилось сегодня утром? – спросил Рей.

Инес неторопливо, но выразительно пожала плечами:

– Заявился, даже не позвонив. Я знала, что ночь он провел в больнице, и пыталась дозвониться до него, но это место похоже на сумасшедший дом, дозвониться невозможно. И вот сегодня утром он заявил: «Я пришел забрать мои вещи». Собрал все. А потом сказал: «До свидания».

В глазах у нее стояли слезы, но Рею показалось, что до рыданий дело не дойдет.

– Надеюсь, полиция его не задерживает? – спросил он.

– Не знаю. Он сказал, что уезжает в Рим, но я думаю, он бы так сказал независимо от того, куда собрался.

– Зордий с вами не созванивался?

– Да, он позвонил после ухода Эдварда. Он сказал… в общем, он считает, что во всем виноват Эдвард. В конце он сказал: сначала камень, потом кусок трубы. – Инес пустым взглядом смотрела в никуда. – Он не верит, что Эдвард ничего не сделал с вами той ночью на Лидо.

Значит, Коулман стоял на своем. Рей испытал необъяснимое облегчение, услышав это. И вдруг понял: он больше не боялся Коулмана и не злился на него, а потому мог ему сочувствовать, даже жалеть его. И еще Рей знал, что Коулман больше не предпримет попыток убить его. Во время последней попытки Коулман себя исчерпал. Рей представлял себе сопротивление Коулмана жестким, как наждак, вопросам Зордия, и в этом было что-то восхитительное. Коулман придерживался своих убеждений, пусть это выглядело безумием. Рей надеялся, что и он больше не подвергнется допросам Зордия или итальянской полиции, которая еще раз просила его позвонить им.

– Зордий уезжает?

– Да, кажется, сегодня. Он сказал, на Эдварда, вероятно, наложат штраф. Видимо, это означает, что в тюрьму его не посадят.

По ее глазам Рей видел, что она надеется: тюрьмы не будет.

– Я тоже так думаю. Вы же знаете, я не выдвигаю никаких обвинений против Эдварда.

– Вы очень добры, Рей.

Рею показалось, что она изображает переживания, которых нет и в помине.

– А Смит-Питерсы? Они все еще здесь?

– Да. Но сегодня уезжают. Я думаю, они даже не хотят видеть Эдварда. Плохо. Знаете, они теперь боятся его.

Рею это показалось смешным, но он не улыбнулся.

– И как они прореагировали?

– Ну, после того как я сказала им про водопроводную трубу… я не была уверена, о чем идет речь, пока вы не объяснили… Ведь тому были свидетели, верно?

– Да.

– Они сказали: «Это ужасно. Не сделал ли он что-нибудь с Реем в ту ночь на Лидо?» Я им ответила: «Нет, ведь сам Рей так говорит». Они думали… что вам сделали какой-то укол, чтобы вы заснули или все забыли.

– Правда? – Рей откинул назад голову и рассмеялся. – А вы? Вы еще будете встречаться с Эдвардом?

– Думаю, нет. Он из тех людей, которые живут сами по себе.

– Он очень неплохой художник, – вежливо заметил Рей, чувствуя, что разговор подошел к концу.

Он оглядел интерьер «Флориана», как оглядывал «Квадри», когда напротив него сидела Елизавета. Он запомнит эту сцену с Инес. Она не питала к Коулману сильного чувства, во всяком случае настолько сильного, чтобы это изменило ее жизнь. Должно быть, ей пришлось несладко с таким любовником, как Коулман. А вот он, напротив, испытывал к ней страсть. Рея вдруг охватило отчаянное ощущение бессмысленности подобных разговоров, и ему захотелось предоставить Инес ее судьбе, которая в любом случае не будет нищенской, а самому пойти своей дорогой. Инес сказала, что ей пора.

– Вы должны быть более уверены в себе, – сказала Инес на Пьяцце. – Найдите другую девушку и женитесь.

У Рея не нашлось ответа на ее слова.

Они обменялись рукопожатием.

– До свидания, Рей.

– До свидания.

Он провожал ее взглядом, пока она шла к выходу с Сан-Марко на Сан-Моизе. Ему нужно было туда же, и немного погодя он подхватил свой чемодан и пошел, но медленнее, чем Инес.

Вапоретто доставил его на Джудекку.

У синьора Чьярди Рея ждала телеграмма, которую он прочел в кухне.

Рей улыбнулся и сунул телеграмму в карман.

– Никаких дурных новостей? Это хорошо, – сказал синьор Чьярди.

Рей сказал, что, вероятно, уедет сегодня. Нужно позаботиться о билете на самолет. Синьор Чьярди заставил его выпить стаканчик вина, потом предложил ланч – Джустина приготовила лазанью, – но от ланча Рей отказался. Он машинально отвечал на вопросы синьора Чьярди о действиях полиции, почти не глядя ни на него, ни на Джустину, но в то же время глубоко понимая их, самую их суть, их доброту, их… Рей пытался найти слово, чтобы придать своим чувствам бо́льшую определенность, и смог подобрать только «их способность прощать». Они приняли его, он доставил им некоторое беспокойство, но они готовы были видеть в нем друга. Рей, смущенный своими эмоциями, поднялся к себе в комнату и с удовольствием надел другой костюм, хотя тот и помялся в чемодане. Он собрал свой недавно купленный чемодан и снова спустился, почему-то думая о двух зубных щетках, находившихся в большем чемодане: старой зеленой и новой голубой. Они лежали рядом друг с другом, и это не давало ему покоя; он пожалел, что не выкинул старую. Он оставил чемоданы в кухне и сказал синьору Чьярди, что должен позвонить и вернется через несколько минут.

– Да, и еще швы, – добавил он, вспомнив вдруг о своей ране.

– Si, oggi! – воскликнул синьор Чьярди. – Я немедленно пошлю записку доктору Рисполи!

Рей поблагодарил его. Он знал, что все будет сделано на итальянский манер. Придет доктор, хотя, вероятно, позднее, чем пообещает, снимет швы, и Рей успеет на самолет в любом случае. Из кафе-бара Рей позвонил в «Алиталию» и забронировал билет на самолет до Парижа, улетающий сегодня вечером, без четверти одиннадцать. Расплатившись с владельцем бара, он отправил телеграмму в отель «Пон-Руаяль» в Париже, потом позвонил в полицию.

Его соединили с Делл’ Изолой.

Делл’ Изола сказал:

– Вы нам больше не нужны, если вы не собираетесь… – длинная фраза, которая, по-видимому, означала «предъявлять обвинения», – синьору Колеману.

Рей повторил то, что говорил день назад: не собирается.

– Тогда мы просто оштрафуем его за нарушение общественного порядка.

Disturbatore della quiete publica. Эта фраза показалась Рею очень значительной, весомой.

– Превосходно, Signor Capitano.

Вернувшись к синьору Чьярди, Рей все же съел кусочек лазаньи. На стене сверкали новые электрические часы. Джустина каждые пять минут поглядывала на них. Рей сказал синьору Чьярди, что улетает сегодня поздним самолетом, но в аэропорт ему нужно прибыть пораньше, чтобы выкупить билет.

– Луиджи, – сказал синьор Чьярди. – Он сегодня днем работает. Это для него необычно. Он говорил, что хотел бы вас проводить, если вы улетаете. Может, он вернется к шести. Узнать?

Он готов был отправить записку через мальчишку, который окажется под рукой.

«Это может продолжаться вечно», – подумал Рей, но все равно ему было приятно, что Луиджи хотел еще раз увидеть его. Луиджи, вероятно, рассказывал о происшествии в лагуне своим приятелям-гондольерам. Со временем эта история обрастет всякими красотами и преувеличениями и в конечном счете превзойдет самые разудалые рассказы про морских драконов.

– Спасибо, синьор Чьярди, не надо. Я обещаю написать ему. Но если вы знаете его адрес… ведь я не знаю.

Синьор Чьярди тоже не знал номера дома. Но Рею хотя бы был известен адрес синьора Чьярди (а теперь он думал, что в этом районе для доставки письма будет достаточно и одного лишь имени), и он пообещал написать на его адрес, а синьор Чьярди клялся доставить письмо адресату.

– Я должен узнать новости о ребенке его дочери, – сказал Рей, и синьор Чьярди рассмеялся.

Доктор к четырем часам все же пришел. Он сказал, что, вообще-то, снимать швы рановато, но раз уж кровотечения нет… У Рея на месте раны, где доктор сбрил волосы, остался уродливый кусок пластыря, и Рей попытался его спрятать, зачесав волосы на ту сторону.

В шесть часов синьор Чьярди и незнакомый Рею подросток, схвативший его чемоданы, пошли на Фондаменто-Сан-Бьяджо, где Рей сел на вапоретто до большой Венеции. Синьор Чьярди хотел проводить его, но Рей отговорил старика. Рей подумал, что если попросить, то синьор Чьярди поедет с ним до самого Парижа, а оттуда пошлет за Луиджи.

– Arrivederci! – сказал Рей.

Они обнялись три раза.

– Addio, Signor Ciardi!

– Называйте меня Паоло! – услышал он в ответ. – Addio, addio, Рейбурн!

Вапоретто набрал скорость. Огни Венеции то мерцали, то горели ярко, поднимались и падали по мере движения суденышка по разгулявшимся волнам. Рей представил, как среди мигающих огоньков на пристани Сан-Бьяджо стоят синьор Чьярди и мальчишка, смотрят, хотя глаза уже и не видят ничего, и машут ему от всей души.