Двадцать семь
До съемок дело доходит уже после пяти. Наша сцена довольно длительная, герой Билли Девали знакомится с героиней Амиши Рай, и чувства настолько опьяняют его, что он начинает играть на пианино и петь. Мы же должны смотреть как зачарованные на эту истинную любовь с первого взгляда, а потом хлопать.
Съемки длятся до конца дня. Под вечер режиссер говорит, что по плану нам предстоит работать еще как минимум два дня. Пратик отводит меня в сторону и говорит, что, возможно, затянется дольше, не против ли я остаться? Я не против. Я с радостью пробуду тут до самого отлета в Голландию.
Когда мы стоим в очереди на автобус, ассистент режиссера снова меня фотографирует.
– Чувак, у них к тебе, видимо, серьезные претензии, – говорит Нэш.
– Не понимаю, – говорю я. – Я ведь уже даже без костюма.
Сегодня мы ночуем впятером. Нэш, Таша, Арджин, я и Джулз. Мы с ней на одном матрасе на полу. Но ничего не происходит. По крайней мере, между нами. Ее присутствие мало останавливает Нэша с Ташей от полуночных занятий гимнастикой, но когда это начинается, я замечаю, что Джулз трясется от смеха, и тоже начинаю ржать.
Она поворачивается на бок и ложится ко мне лицом.
– Когда ты не один, выдержать проще, – шепчет она.
* * *
На следующий день в обед я стою в очереди за далом с рисом, как вдруг ассистент режиссера похлопывает меня по спине. Я думаю, что он снова будет фотографировать меня, и даже начинаю позировать, но в этот раз он не снимает, а зовет меня с собой.
– Ты что, костюм испачкал? – кричит мне вслед Джулз.
За нами семенит Арун, за ним – Пратик, он как будто в шоке. Сколько этот костюм может стоить?
– Что происходит? – спрашиваю я у Пратика, когда мы проходим мимо съемочной площадки, направляясь в сторону стоящих в ряд трейлеров.
– Фарук! Хан! – говорит он, как кашляя.
– Что Фарук Хан? – но прежде чем Пратик успевает ответить, меня тащат вверх по лестнице и заталкивают в трейлер. В нем тесной кучкой сидят Фарук Хан, Амиша Рай и Билли Девали. Они смотрят на меня целую вечность, а потом Билли, наконец, орет:
– Ну! Я же говорил!
Амиша закуривает уже не первую сигарету и вскидывает голую ногу, по которой, словно виноградная лоза, ползет нарисованная хной татуировка.
– Ты совершенно прав, – словно поет, говорит она. – Он похож на американскую кинозвезду.
– Как этот, – Билли щелкает пальцами, – Хит Леджер.
– Только живой, – отвечает Фарук.
Они соглашаются, цокая языками.
– По-моему, Хит Леджер был из Австралии, – говорю я.
– Да не важно, – отвечает Фарук. – А ты откуда? Из Америки? Британии?
– Из Голландии.
Билли морщит нос.
– Акцента нет.
– Разговариваешь почти как британец, – соглашается Амиша. – Близко к южноафриканскому говору.
– Вот так ближе к южноафриканскому, – говорю я с клиппированным акцентом, похожим на африкаанс.
Амиша хлопает в ладоши.
– Он может говорить с разными акцентами.
– Африкаанс похож на голландский, – поясняю я.
– Ты раньше когда-нибудь играл? – интересуется Фарук.
– Не всерьез.
– Не всерьез? – Амиша вскидывает бровь.
– Так, Шекспира немного.
– Нельзя говорить «не всерьез», а потом добавлять, что играл Уильяма Шекспира, – с презрением отвечает Фарук. – Как тебя зовут? Или называть тебя мистер Не Всерьез?
– Я предпочитаю имя Уиллем. Уиллем де Рюйтер.
– Не выговоришь, – комментирует Билли.
– Как сценическое имя – плохо, – соглашается Амиша.
– Может поменять, – добавляет Билли. – Все американцы так делают.
– Как будто индусы – нет, – возражает Амиша. – Билли.
– Я не американец, – перебиваю я. – Я голландец.
– А да. Мистер де… Уиллем, – говорит Фарук. – Не важно. У нас проблема. Один из наших актеров с Запада, американец по имени Дирк Дигби, живет в Дубае, может, слышал о таком?
Я качаю головой.
– Не важно. Похоже на то, что мистера Дигби в самый последний момент не устроило что-то в контракте, поэтому приходится искать другие варианты. Так что сейчас у нас есть маленькая роль. Торговец бриллиантами из Южной Африки, мутная личность, он ухлестывает за нашей мисс Рай, в то же время пытаясь похитить ее семейный бриллиант Шакти. Роль небольшая, но значительная, положение у нас несколько затруднительное. Нам нужен человек, который сможет сказать несколько реплик на хинди и несколько – на английском. Как у тебя с языками?
– Довольно хорошо, – говорю я. – Я с детства говорю на нескольких.
– Ладно, давай попробуем, – Фарук что-то произносит.
– Скажите, что это значит.
– Вот видишь? – говорит Амиша. – Прирожденному актеру необходимо это знать. Сомневаюсь, что Дирк когда-либо понимал, что говорит.
Фарук отмахивается от нее и поворачивается ко мне.
– Ты пытаешься помешать героине Амиши, Хире, выйти замуж вот за Билли, хотя на самом деле тебе нужны лишь фамильные бриллианты. Тут английский с вкраплениями хинди. В данном случае ты говоришь Хире, что знаешь, кто она такая и что ее имя переводится как «бриллиант». Я скажу, а ты повторишь, хорошо?
– Ладно.
– Main jaanta hoon tum kaun ho, Гира Гопал. Ведь твое имя означает «бриллиант», верно? – говорит Фарук.
– Main jaanta hoon tum kaun ho, Гира Гопал. Ведь твое имя означает «бриллиант», верно? – повторяю я.
Они все смотрят на меня с раскрытыми ртами.
– Как ты это сделал? – спрашивает Амиша.
– Что «это»?
– Было реально похоже, что ты говоришь на хинди, – отвечает Билли.
– Не знаю. Я всегда легко языки схватывал.
– Нет, правда, невероятно, – Амиша смотрит на Фарука. – Даже сокращать реплики не придется.
Фарук тоже внимательно смотрит на меня.
– Снимать будем три дня, начиная со следующей недели. Здесь, в Мумбае. Тебе надо будет выучить свою роль. Попрошу кого-нибудь помочь тебе с произношением и переводом, но и английского там много. – Он поглаживает бородку. – Могу заплатить тридцать тысяч рупий.
Я пытаюсь пересчитать.
Фарук же думает, что я торгуюсь.
– Ладно, сорок.
– На сколько мне придется остаться?
– Съемка начинается в понедельник, должна продлиться три дня, – говорит Фарук.
В понедельник у меня самолет в Амстердам. Хочу ли я задерживаться на три дня? Фарук продолжает.
– Мы поселим тебя в отеле с главными актерами. На Джуху-бич.
– Там очень красиво, – добавляет Билли.
– Мне улетать в понедельник. Билеты куплены.
– А поменять нельзя? – спрашивает Фарук.
Уверен, что Мукеш сможет это сделать. Если меня поселят в отеле, можно будет не возвращаться в «Бомбей Роял».
– Пятьдесят тысяч, – говорит Фарук. – Но это мое последнее предложение.
– Мистер де Рюйтер, это больше тысячи долларов, – говорит мне Амиша с хриплым смешком и выпускает облако сигаретного дыма. – Я думаю, что предложение слишком интересное, чтобы отказываться.
