Книга: В краю солнца
Назад: 13
Дальше: 15

14

– Мне нужно кое о чем тебя попросить, – сказал Джесси. – Об одной услуге.
– Проси, – ответил я.
Его вид меня поразил. Джесси так похудел, что специальная тюремная форма, в которой заключенные выходят к посетителям – штаны и футболка, – болталась на нем, как на вешалке. Кожа под многодневной светлой щетиной была нездорового желтоватого цвета. Он все время нервно теребил приклеенный к плечу лейкопластырь, а когда заметил мой взгляд, пояснил:
– Мне поставили прививку. «Твинрикс». Классная штука. Сразу тебе и от гепатита A, и от гепатита B, и от туберкулеза. – Он слабо улыбнулся. – Как видишь, мы тут пользуемся всеми благами цивилизации.
Я дотронулся до другого его плеча:
– Как ты? Ничего, держишься?
– Меня скоро выпустят. Вернее, отправят домой. Остальных уже депортировали. Тебе повезло – легко отделался.
– А Фэррен?
Я не представлял себе остров без Фэррена.
– Его выслали первым, так что он теперь в Лондоне. Наверное, всю задницу уже отморозил.
Я подумал об английской зиме и мысленно увидел, как загорелый Фэррен идет по холодным лондонским улицам.
– Значит, расследования не будет? И суда тоже? – с внезапным облегчением спросил я.
– Им проще вытурить нас из страны. Как только деньги от мамы поступят на счет, меня посадят на самолет, а там я закутаюсь в одеяло и буду грызть орешки на высоте тридцати пяти тысяч футов. Депортация не самое страшное. Хуже, если внесут в черный список. Тогда в Таиланд мне путь заказан. На ближайшие девяносто девять лет по крайней мере.
– То есть через девяносто девять лет можно будет кататься туда-сюда сколько душе угодно? – спросил я, и мы оба улыбнулись.
Его слова насчет черного списка меня поразили.
– Они ведь не могут так поступить, правда? – спросил я.
Джесси усмехнулся:
– Они могут поступить как угодно, дружище. Это их страна.
Казалось, мы только теперь начинали это понимать.
Джесси снял цепочку, которую всегда носил на шее.
– Вот, возьми, – произнес он и положил цепочку передо мной.
На ней висело штук десять разных амулетов: зуб какого-то животного, фигурка Будды, талисман с надписью на незнакомом мне языке – позже я выяснил, что это кхмерский; брелоки из бронзы, дерева, олова; маленький глиняный черепок с вкраплениями блестящей пыли; подвески в виде колокольчиков, подвески круглые, как монеты, и овальные, с изображениями давно умерших монахов.
– На счастье? – спросил я. – Лучше оставь себе, а то вдруг твой самолет разобьется.
Джесси больше не улыбался.
– Такими вещами не шутят, – ответил он. – Это не просто побрякушки. Это настоящие амулеты. Я отдаю их тебе, чтобы ты смог оказать мне ту услугу, о которой я говорил.
Я думал, Джесси объяснит наконец, что от меня нужно, но вместо этого он принялся рассказывать об амулетах.
– В Ираке размещено четыреста сорок три тайских солдата, а оберегает их шесть тысяч амулетов.
– Ну, тогда я за них спокоен.
– Я серьезно, Том. Над подобными материями лучше не смеяться.
– А я и не смеюсь, – со смехом ответил я.
Джесси принялся указывать пальцем на разные амулеты. Под ногтем у него была грязь.
– Вот этот защитит твою ананасовую плантацию от насекомых. Этот убережет водяного буйвола от болезни, а этот поможет наладить отношения с тещей.
– Спасибо, – вставил я. – Очень полезный подарок.
– Этот обеспечит хороший улов, – продолжил он, пропустив мое замечание мимо ушей. Глаза у него возбужденно блестели. – О! Вот этот поможет сдать на права с первого раза. Классная вещь. А этот…
– Джесси…
– Что?
Он поднял взгляд от лежащей между нами цепочки и посмотрел на меня.
– Ты на полном серьезе пытаешься меня убедить, что они действуют?
– Качество гарантировано, – ответил Джесси. – В ином случае мы вернем вам деньги.
А потом он рассказал, чего от меня хочет, и я решил, что вреда от этих амулетов точно не будет.

 

Я сунул руку под холодную воду и не вынимал, пока она не начала неметь. Боль немного утихла, но кровь продолжала идти. Тогда я оторвал от рулона бумажное полотенце и плотно прижал его к ране между большим и указательным пальцем.
Тесс внимательно наблюдала за мной.
– Что у тебя с рукой? – спросила она.
– Напоролся на крючок, пока рыбачил с господином Ботеном.
В лицо жене я старался не смотреть. Она знала меня как облупленного и с одного взгляда могла определить, что я вру.
Кива сидела за кухонным столом вместе с Кай – старшей сестрой Чатри, которая приходила заниматься английским вместе с братом. Сейчас, правда, она была не на уроке. Моя дочь собрала волосы девочки в хвост и держала перед ней ручное зеркальце.
– Видишь? – сказала Кива. – Ты такая красивая и даже об этом не знаешь.
Кай вежливо улыбнулась.
Тесс по-прежнему смотрела на меня.
– Да все в порядке, – проговорил я и вышел из кухни.
Рори и Чатри сидели на полу гостиной и разглядывали картинку в какой-то книге.
– Видишь? – говорил мой сын. – Таиланд похож на голову животного.
Он медленно провел пальцем с юга на север, вдоль границ с Камбоджой и Лаосом.
– Смотри – это ухо. Большое ухо лопухом.
– Большое ухо лопухом, – со смехом повторил Чатри – ему нравилось, как звучат непонятные английские слова.
Мистер сновал туда-сюда между мальчиками, отчаянно виляя хвостом и пытаясь обратить на себя внимание. Рори подхватил его на руки, и песик тут же обслюнявил ему все лицо.
– А это… – палец Рори заскользил на юго-запад, вдоль границы с Бирмой, – …это голова.
Затем он провел длинную линию с севера на юг.
– А здесь, внизу, где мы живем, – хобот. Теперь видишь? – Рори закрыл книгу «Природный мир Таиланда. Справочник туриста» и улыбнулся своему новому другу. – Наша страна похожа на голову слона.
Тесс стояла на пороге кухни. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Мы оба думали об одном и том же.
«Наша страна». Еще несколько месяцев назад это прозвучало бы странно.
– Пойду в гараж, – с напускной небрежностью сказал я. – Надо осмотреть мотоцикл.
– Хорошо, – ответила ничего не подозревающая Тесс.
Я остановился перед закрытой дверью сарая и прислушался. В доме у соседей погас свет. Закрыв на ночь «Почти всемирно известный гриль-бар» и накормив подчиненных, Ботены сразу же отправлялись спать. На пляже Най-Янг все ложились рано, и сегодня я был этому рад.
Я открыл дверь и вошел.
На полу валялась груда одеял и полотенец, которые я нашел в квартире у Джесси, и когда дверь заскрипела, оттуда высунулась оскаленная морда гиббона.
Раньше я думал, что он улыбается, но теперь знал: обнаженные зубы – признак агрессии. Пока мы добирались до пляжа Най-Янг, мой новый приятель растянул рот в точно такой же зубастой улыбке, а потом отхватил у меня кусок руки. Но сделал он это без особого энтузиазма, и я почему-то не сомневался, что Трэвис – для меня он был теперь именно Трэвисом, а не просто безликим гиббоном – больше не станет на меня нападать. Он словно понимал, бедолага, что я – его последняя надежда.
Трэвис наполовину вылез из своего укрытия. С головы у него, словно шаль, свисало полотенце с надписью «Отель «Аманпури». Больше всего он напоминал инопланетянина из фильма Стивена Спилберга. Я медленно и осторожно снял с головы гиббона полотенце, чтобы лучше его рассмотреть, и он быстро обнюхал мою окровавленную руку.
– Интересно, кто же это сделал? – спросил я.
Трэвис отвел взгляд и снова посмотрел на меня. Кожа у него на морде была черная и жесткая. Глаза большие и идеально круглые. Глубокие, темные, бездонные. Никогда в жизни не видел таких выразительных, таких печальных глаз.
В них отражалось все – и то, что он пережил, когда его поймали, и то, что с ним делали на Бангла-роуд. Все это было в его глазах. Их взгляд говорил: «Мне жаль, мне очень жаль, но поправить ничего нельзя».
Однако я в это не верил.
Я собирался отпустить Трэвиса на волю – вернуть его в лес, где ему самое место.
Я подставил Трэвису ладони. Одним легким движением гиббон прыгнул ко мне на грудь и обвил меня своими длиннющими руками. Была в нем какая-то чуткость – нечто нетронутое, неиспорченное, неожесточенное. Я знал: он сделает мне больно, только если захочет сделать мне больно.
– Пошли, Трэвис, – сказал я.
Я вынес его из сарая, набросив ему на голову полотенце, и начал спускаться с холма. Потом оглянулся на дом, сошел с дороги и углубился в заросли деревьев.
Мало кто из приезжающих на Пхукет иностранцев подозревает, какой это зеленый остров, какие на нем буйные, густые леса. Я нес Трэвиса в темноту чащи, прочь от мерцающих внизу огней. Вскоре мы остановились – дальше идти было невозможно.
Мы ушли не так далеко от огней цивилизации, как мне бы хотелось, но деревья росли настолько густо, что без мачете здесь делать было нечего. Я снял с головы у Трэвиса полотенце, и мы посмотрели друг на друга.
– Пора прощаться, – объявил я и осторожно посадил гиббона на толстую ветку, перегородившую нам путь.
Он уставился на меня.
– Ну же, вперед!
И тут я услышал голос Рори.
– Что ты делаешь?! – кричал он, сбегая вниз по склону. Еще никогда я не видел сына в таком смятении. – Ты же его убьешь!
Он мчался, ломая кусты. По пятам за ним следовал Чатри. Рори споткнулся, упал ничком, вскочил на ноги и побежал дальше, на ходу поправляя очки. Трэвис с интересом разглядывал его, как будто помнил, что где-то уже видел этого мальчика, но не мог сообразить, где именно.
– Успокойся, Рори, – сказал я.
– Гад! – выкрикнул сын. – Какой же ты гад!
– Эй, выбирай выражения! Что, по-твоему, здесь происходит?
Он указал на гиббона, который успел сделать несколько скачков в сторону и теперь цеплялся за мясистую листву ананаса.
– Ты его убьешь!
Тут я тоже разозлился.
– Ты думаешь, я на такое способен? Думаешь, я принес его сюда, чтобы убить? Я освободить его хочу, Рори! Отпустить в лес!
Он покачал головой и тяжело сглотнул. Чатри наблюдал за нами с интересом и легким беспокойством.
– Папа, ты не понимаешь, – заговорил Рори. – Если ты просто возьмешь и отпустишь его, он погибнет.
Я уставился на сына. На мгновение повисла тишина, и слышалось только далекое жужжание мотоциклов на дороге да шелест ветра в густой листве.
– Не понимаю… – произнес я наконец.
– Вот именно – не понимаешь.
Рори улыбнулся сквозь слезы и кивнул на Трэвиса, который, казалось, внимательно следил за нашим разговором.
– В дикой природе гиббоны живут только семьями, – принялся объяснять мне сын. Он говорил медленно, чтобы я усвоил урок раз и навсегда. – Без семьи ему не выжить. Вот и все.
Я опустился на ближайшую ветку. Рори сел рядом.
– Мы не можем оставить его себе, – сказал я. – Ты же видел, что он устроил в квартире у Джесси.
– Я знаю, – ответил Рори. – Мы не можем оставить его себе. Гиббон не домашнее животное. Я все это знаю.
– Значит, придется его отпустить, – беспомощно ответил я, понимая, что мальчик прав: оставить Трэвиса в лесу все равно что бросить у дороги. – Отпустить и надеяться, что ему повезет. Что еще мне остается?
Рори перевел свой близорукий взгляд с моего лица на цепочку с амулетами, которая висела у меня на шее.
– Есть одно подходящее место, – сказал он.

 

На следующий день я одолжил у господина Ботена пикап, и мы с Рори отправились к водопаду Бангпэ. Трэвис спокойно сидел между нами, укутанный в полотенце из отеля «Аманпури». На светофоре рядом остановился скутер, и все его пассажиры – семья из пяти человек – дружно вытаращились на Трэвиса. В ответ он тоже уставился на них: «Ну да, я – гиббон. И не стыжусь этого».
Мы подъехали к последнему на острове тропическому лесу.
– Когда-то в этих лесах жили тигры и малайские медведи, – сказал Рори. – Даже сейчас тут еще водятся дикие свиньи, летучие лисицы и кобры. – Он улыбнулся и добавил: – И гиббоны, конечно.
Водопад Бангпэ находится на территории национального парка Кхао-Пхра-Тхеу. Мы оставили пикап рядом с маленьким кафе и купили у хозяйки пару бутылок минеральной воды. Кажется, она нисколько не удивилась, увидев у меня на руках живого гиббона.
– Сразу видно, что он мой родственник, – сказал я, и она согласно кивнула.
Мы шли к водопаду и вдруг услышали пение, вернее, плавное, мелодичное уханье, пронзительное, гипнотическое, не похожее ни на один из известных мне звуков.
– Слышишь? – спросил Рори. – Это поют гиббоны.
– А зачем они поют?
– Чтобы найти себе пару. Но они продолжают петь и после того, как найдут.
Мы стояли и слушали. По-настоящему я начал понимать песни гиббонов лишь гораздо позже. Рори был прав: они поют, чтобы найти себе пару. Но не только поэтому. Они поют, потому что они гиббоны. Потому что они живые.
Мы поднялись на холм и подошли к маленькой хижине. Вдали, ближе к водопаду, стояли огромные клетки, вернее, больше чем просто клетки, – огороженные участки леса, за которыми тщательно присматривали. В одном из таких гигантских вольеров я заметил черного гиббона – он раскачивался на большом деревянном треугольнике. В основном же мы не столько видели их, сколько слышали – слышали пение, далеко разносящееся над водопадом и его окрестностями.
Мы находились в Пхукетском центре реабилитации гиббонов. Из хижины навстречу нам вышел молодой американец. Мы приехали без предупреждения, но нас приняли так, словно давно ждали.
– Кто это тут у нас? – спросил американец.
– Трэвис, – ответил Рори. – Это Трэвис.
Американец забрал у меня Трэвиса и отдал совсем молоденькой тайке, которая тут же его унесла, даже не дав нам попрощаться. Мы с Рори потрясенно переглянулись.
– Не волнуйтесь, – улыбнулся американец. – Мы просто возьмем у Трэвиса анализ крови – проверим, нет ли у него гепатита A или СПИДа. – Должно быть, я изменился в лице, потому что он поднял руку и добавил: – Не бойтесь, Трэвис в любом случае останется в центре. Но мы не можем отпустить на волю гиббона, если у него СПИД или другие серьезные заболевания.
– Потому что он не выживет, – кивнул Рори.
Почему-то в этом месте, полном любви и заботы, прошлое Трэвиса казалось мне особенно ужасным, и я почувствовал, что должен попросить прощения или хотя бы все объяснить.
– Мой друг нашел его в баре, – заговорил я, глядя на огромные клетки. В одной из них я заметил темно-коричневую фигурку, которая быстро перелетала с дерева на дерево. – Ему давали какой-то препарат, чтобы он не спал по ночам. Не знаю, какой именно…
Я хотел рассказать, сколько зла люди причинили этому животному – рассказать, что мы хотим все исправить. Однако молодой американец меня опередил:
– В Таиланде запрещено держать гиббонов в качестве домашних животных. Однако люди все равно их заводят и обращаются с ними как с игрушками, а не как с живыми существами, у которых к тому же строение ДНК мало чем отличается от нашего.
– Трэвис забыл, кто он такой, – сказал Рори. – Он не умеет самостоятельно добывать пищу. Он вообще ничего не умеет.
Американец кивнул.
– Если Трэвис здоров, мы постепенно сократим количество пищи, которое он получает, и ему придется искать еду самому. Контактировать с человеком он тоже будет все реже. Потом мы переселим его в более просторную клетку ближе к вершине холма и будем надеяться, что он найдет себе пару. У нас это называется постепенная адаптация к естественной среде обитания.
– Постепенная адаптация, – повторил Рори, стараясь запомнить незнакомый термин.
– Кстати, с праздником вас, – с улыбкой произнес молодой американец, и я сообразил, что сегодня Рождество.
Мы сбросили обувь у порога, и едва я ступил на прохладные половицы, отполированные босыми ногами многих поколений, как почувствовал запах пекущейся индейки.
Кива вышла к нам навстречу с Мистером на руках. Песик весь ходил ходуном.
– Кому-то очень хочется индейки, – со смехом сказала она.
Рори погладил Мистера и задумчиво посмотрел на него.
– Возможно, дело в чем-то другом.
Тесс вышла из кухни и обняла меня.
– С Рождеством! – сказала она и поцеловала меня в губы.
– С Рождеством! – отозвался я.
Я привлек жену к себе и ответил на ее поцелуй, а потом повернулся к дочери.
– Кива, отпусти его. Ему не нравится сидеть на руках.
Кива поставила Мистера на пол. Оскальзываясь на гладких половицах, он подбежал к двери и пулей вылетел на улицу.
Рори с Кивой бросились его догонять, а через полчаса, когда я накрыл на стол и Тесс позвала их ужинать, вернулись одни, без собаки, молчаливые и встревоженные. Вынимая из духовки индейку, жена многозначительно посмотрела на меня. Я вышел на крыльцо и позвал Мистера по имени.
Я видел только привычный пейзаж: густой лес с листвой всех оттенков зеленого, длинную полосу казуарин вдоль пляжей Най-Янг и Май-Кхао, а дальше – ровное, как зеркало, голубое море. Собака могла быть где угодно.
Я снова вошел в дом.
– Он вернется, – сказала Тесс.
– А если не вернется, утром я его поищу, – добавил я.
Рори и Кива немного повеселели.
– Это даже не наша собака, черт бы ее побрал, – проворчал я, но жена и дети только рассмеялись в ответ.
Назад: 13
Дальше: 15