14
Когда мама наутро вышла из дома и увидела меня, я повесил голову и махнул по земле кончиком хвоста. Почему-то я, хоть и не делал ничего плохого, чувствовал себя виноватым.
– Доброе утро, Бейли, – сказала Мама и тут увидела мясо. – Это что?
Когда она нагнулась, чтобы рассмотреть мясо, я повалился на спину, подставляя пузико. На кусок мяса я пялился, кажется, всю ночь, утомился и хотел убедиться, что сделал все правильно, хотя и не понимал, в чем загвоздка. Просто было тут что-то неправильное, что не давало мне угоститься.
– Бейли, откуда? – Мама легонько погладила мне живот, потом подобрала мясо. – Фу!
Я настороженно сел. Если она отдаст мясо мне, значит, оно в порядке. Но Мама понесла его в дом. Я чуть приподнялся на задних лапах – когда мясо понесли прочь, я уже передумал; я хотел его съесть!
– Фу, Бейли, этого тебе нельзя, ни в коем случае, – сказала Мама и бросила мясо в мусор.
Ханна сидела на моем сиденье, когда мы ехали на машине к серебряным школьным автобусам, а потом я долго сидел один, пока Итан и Ханна стояли и обнимались. Мой мальчик вернулся в машину печальный, и я не высунул нос в окно, а положил голову ему на колени.
В следующий раз наша девочка приехала в гости через день после того, как семья поставила в доме дерево и нарвала бумаги для Веселого Рождества. Я был не в настроении, потому что Итан принес Маме нового черно-белого котенка по имени Феликс. Тот вообще не умел себя вести – нападал на мой хвост, едва я садился, прыгал на меня из-за дивана и колотил маленькими лапками. Когда я попытался играть с ним, он обхватил мой нос лапами и укусил острыми зубами. Ханна, приехав к нам, слишком много времени уделяла котенку, хотя я знаком с ней дольше и вообще, я – ее любимый питомец. Собаки занимаются важными делами – например, лают, когда звонят в дверь, а кошки вообще ни для чего не пригодны.
Одного не мог котенок – выйти из дома. Землю укрывал толстый слой снега, и Феликс, едва попробовав поставить на него лапу, развернулся и бросился обратно в дом, как будто обжегся. Поэтому когда Ханна и Итан слепили большую кучу снега перед домом и надели сверху шляпу, я был с ними. Мальчик любил валять меня в снегу, и я позволял ему ловить себя – какое блаженство, когда он обхватывал меня руками; он постоянно так делал, когда был моложе.
Когда мы катались на санках, Ханна садилась позади Итана, а я бежал рядом, лаял и пытался сорвать перчатку с руки мальчика.
Однажды солнечным днем воздух был такой холодный и чистый, что я ощущал его вкус глубоко в глотке. Все дети с округи пришли на горку, а Ханна и Итан не столько катались сами, сколько катали младших. Вскоре я устал бегать вверх-вниз и оказался внизу, когда на машине подъехал Тодд.
Выйдя из машины, он посмотрел на меня, но ничего не сказал, даже не протянул руки. Я решил держаться подальше.
– Линда! Пошли, пора домой! – крикнул Тодд; клуб пара вырвался из его рта.
Линда с тремя подругами спускалась по склону в большом блюдце – со скоростью примерно миля в час. Итан и Ханна со смехом промелькнули мимо на своих санях.
– Я не хочу домой! – крикнула Линда.
– Немедленно! Мама велела!
Итан и Ханна доехали до низу и повалились с саней. Они лежали друг на друге и хихикали. Тодд стоял и смотрел на них.
Что-то вспыхнуло в глубине души Тодда. Не гнев, что-то хуже – темное чувство, которого я раньше не ощущал ни от кого. Тодд с каменным лицом уставился на Итана и Ханну.
Итан с девочкой поднялись, стряхнули друг с друга снег и пошли к Тодду, не расцепляя рук. Они так были ослеплены любовью и радостью, что не замечали от него потоков ненависти.
– Здорово, Тодд.
– Привет.
– Это Ханна. Ханна, это Тодд; он живет на нашей улице.
Ханна с улыбкой протянула руку.
– Приятно познакомиться, – сказала она.
Тодд напрягся:
– Мы, вообще-то, уже встречались.
Ханна, чуть наклонив голову, убрала волосы с глаз.
– Правда?
– Это когда? – спросил Итан.
– На футболе, – ответил Тодд и засмеялся, как будто загавкал.
Итан непонимающе покачал головой, но Ханна заморгала.
– А… да, верно, – сказала она, вдруг помрачнев.
– Что? – встревожился Итан.
– Мне сестру нужно забрать. Линда! – закричал Тодд, приложив ладони ко рту. – Сейчас же домой!
Линда отделилась от подруг и неохотно поплелась по снегу.
– Это… это с ним я говорила, – сказала Итану Ханна. Какая-то печаль мелькнула в ней, и я с любопытством посмотрел на нее, а потом повернулся к Итану – в нем поднимался гнев.
– Погоди-ка. Ты? Тодд, это ты рассказал Ханне, что я гуляю с Мишель? Я с этой Мишель даже не знаком.
– Мне пора, – пробормотал Тодд. – Линда, в машину, – сказал он сестре.
– Нет, погоди. – Итан шагнул к Тодду, и тот отпрянул.
– Итан, – негромко сказала Ханна, тронув моего мальчика за руку.
– Зачем ты это сделал, Тодд? Зачем ты наврал? Парень, что с тобой не так?
Несмотря на то что внутри Тодда бурлили такие чувства, что могли растопить снег, на котором мы стояли, он только смотрел на Итана, не говоря ни слова.
– Вот поэтому у тебя и нет друзей, Тодд. Почему ты не можешь быть нормальным? Ты все время устраиваешь такие тупости, – сказал Итан. – Ты больной.
Гнев покидал Итана, но я чувствовал, как он расстроен.
– Итан, – повторила Ханна резче.
Тодд молча залез в машину и хлопнул дверцей.
– Это было гадко, – сказала Ханна.
– Да ты просто его не знаешь.
– Не важно, – отозвалась Ханна. – Нельзя было говорить, что у него нет друзей.
– Но так и есть. Он постоянно устраивает гадости – как-то сказал, что один парень украл у него транзистор. И все оказалось враньем.
– Он… он не такой, как все, да? Он учится в спецшколе?
– Да нет, он вполне соображает. Тодд всегда был чокнутым, понимаешь? В детстве мы дружили. Но у него были какие-то странные представления о веселье – он хотел кидать яйцами в дошколят из летней школы, пока они ждали автобус. Я сказал, что не хочу – его сестра была среди дошколят, – так он просто растоптал картонку с яйцами, которую приготовил. Устроил свинство на нашей дорожке – пришлось смывать из шланга, пока папа не вернулся. Впрочем, эта часть понравилась Бейли.
Я повилял хвостом на свое имя, обрадовавшись, что они говорят обо мне.
– Ну еще бы, – засмеялась Ханна и погладила меня.
Через несколько дней после отъезда Ханны повалил снег, а ветер дул такой сильный, что мы торчали дома, сидя у обогревателя (по крайней мере я). Ночью я спал на кровати Итана под одеялами и не вылез, даже когда стало так жарко, что я запыхтел. Очень приятно лежать, прижавшись к моему мальчику, словно щенок.
На следующее утро снег наконец утих. Мы с Итаном несколько часов прокапывали дорожку. Бегать в глубоком снегу было тяжко – после нескольких прыжков приходилось останавливаться и отдыхать.
Сразу после обеда вышла луна, в воздухе густо висел запах дыма из камина. Итан устал и лег рано, но я выбрался через собачью дверь и стоял во дворе, подставив нос легкому ветру; причудливый свет и рассыпчатый ночной воздух бодрили меня.
Обнаружив, что снег свален в большую кучу у самого забора, я с восторгом забрался на верхушку этого холма и спрыгнул с другой стороны. Стояла идеальная ночь для приключения. Я отправился к дому Челси посмотреть, там ли Герцогиня, но не нашел ничего, кроме политого мочой снега. Я задумчиво задрал лапу над этим участком – чтобы Герцогиня знала, что я думаю о ней.
Обычно, отправившись на маленькое ночное исследование, я шел вдоль ручья. Там я вспоминал, как охотился с Сестрой и Шустриком, когда был диким щенком, как возбуждали меня запахи. Сейчас мне пришлось держаться расчищенных участков и заглядывать на дорожки, чтобы нюхать щели под дверьми гаражей. Некоторые соседи уже вынесли домашнее дерево на улицу, но в доме Итана оно все еще стояло у переднего окна, а Феликс нападал на свисающие игрушки и лампочки. Встречая оставленные на дорожках домашние деревья, я их помечал, – и череда деревьев, требующих маркировки, казалась бесконечной; потому-то я и припозднился. Если бы меня не манило очередное неуместное дерево, я бы уже вернулся домой – и, возможно, пришел бы вовремя, чтобы не допустить того, что произошло.
Повернув в расчищенный переулок, я застыл.
Передняя дверь была открыта, и домашние запахи густо выливались в морозный ночной воздух, подгоняемые жаром печки. В поток примешивался химический запах, резкий и знакомый – я ощущал его каждый раз там, где Итан любил стоять позади машины с толстым черным шлангом. От дома кто-то отходил. Сначала я решил, что это мой мальчик. Но когда он повернулся, обрызгивая резко пахнущей жидкостью кусты, я уловил его запах.
Это был Тодд. Он еще немного попятился, вытянул из кармана бумагу и поджег ее; огонь осветил его застывшее лицо. Когда Тодд бросил горящую бумагу на кусты, с громким хлопком полыхнуло голубое пламя.
Тодд не видел меня; он уставился на огонь. Я не залаял, не зарычал, а помчался по переулку в тихой ярости и прыгнул на Тодда, словно всю жизнь бросался на людей. Меня переполняла отчаянная сила, словно я вел за собой стаю.
Как ни ужасно было для меня нападать на человеческое существо, все перекрывала уверенность: что бы ни затеял Тодд, это причинит вред моему мальчику и семье, которую я должен охранять. Нет для меня важнее предназначения.
Тодд, закричав, упал и лягнул меня по морде. Я ухватил его ногу, вцепившись зубами; Тодд визжал. Его штаны затрещали, ботинок свалился с ноги, и я почувствовал кровь. Тодд начал молотить меня кулаками, но я не отпускал его лодыжку и тряс головой, чувствуя, как подается плоть. Я был в ярости, совершенно не замечая, что в моей пасти ни с чем не сравнимый вкус человеческой кожи и крови.
Внезапный резкий шум отвлек меня, и Тодд ухитрился освободить ногу, пока я повернулся к дому. Домашнее дерево было охвачено огнем, и густой едкий дым тянулся из передней двери и поднимался к небесам. Раздался громкий электрический хлопок, и я инстинктивно отшатнулся.
Тодд вскочил и захромал прочь на всей возможной скорости; я краем глаза отметил его бегство, но мне уже было все равно. Я поднял собственную тревогу – залаял, пытаясь привлечь внимание к огню, который быстро распространялся по дому и взбирался к комнате моего мальчика.
Я обежал дом, к задней двери, но с отчаянием обнаружил, что куча снега, которая помогла мне убежать, не на той стороне забора. Я стоял и лаял, дверь во двор распахнулась, показались Папа и Мама. Мама кашляла.
– Итан! – завизжала она.
Черный дым валил из двери. Мама и Папа побежали к калитке, там я их и встретил. Они промчались по снегу к передней двери. Тут они остановились, глядя на темное окно комнаты Итана.
– Итан! – кричали они. – Итан!
Я побежал к открытой теперь задней калитке и выскочил в нее. Феликс прятался во дворе под одеялом; он запищал, но я не остановился. Я протиснулся в дверь; глаза и ноздри наполнились дымом. Ничего не видя, я поскакал по лестнице.
Огонь шумел, как ветер в машине с опущенными стеклами. От дыма невозможно было дышать, но остановил меня огонь. Он обжег мне нос и уши; в ужасе я опустил голову и выскочил через заднюю дверь. Холодный воздух тут же облегчил боль.
Мама и Папа все еще кричали. Зажглись огни – на улице и в двери соседнего дома, и я видел, как сосед, стоя у окна, говорит по телефону.
Моего мальчика по-прежнему нет.
– Итан! – кричали Мама и Папа. – Итан!