Глава 2
Ковер с цветочным узором. Флуоресцентные лампы. Бетонные стены, выкрашенные в казенный кремовый цвет. И длинная стойка регистрации с облицовкой из дешевого шпона, над которой висят часы, показывающие время в Лондоне, Чикаго, Сан-Франциско и, конечно, здесь, в Бостоне. Это был вестибюль гостинцы «Хэмптон-Инн» при аэропорте им. Логана. Картина не обнадеживающая, тем более что перед стойкой уже выстроилась огромная очередь.
— Должно быть, все рентгенологи, — сказал стоявший передо мной мужчина.
— Должно быть, — улыбнулась я.
— Повелители рентгеновских лучей, — произнес мужчина и покачал головой. — Ха, звучит прямо как в произведениях научной фантастики тысяча девятисот пятидесятых годов. Хотя вас в пятидесятых еще на свете не было…
— Приятно, что вы так думаете.
— Я бы сказал, что вы родились в восьмидесятом.
— Теперь вы мне льстите.
— То есть я ошибся?
— Примерно на одиннадцать лет.
— Печально.
— Вас разочаровал мой возраст?
— Нет, собственная неспособность его определить, — ответил он.
— Это существенный недостаток?
— В моей работе — да.
— И чем же вы занимаетесь?
— Ничем особенно интересным.
— Серьезное заявление, — заметила я.
— Но это так.
— И все же?
— Оформляю страховки.
Я отступила на шаг и окинула взглядом страхового агента.
Среднего роста — примерно метр семьдесят пять. Относительно подтянутый — всего лишь с намеком на округляющееся брюшко. Волосы седые, но не редеющие. Очки в металлической оправе с прямоугольными стеклами. Темно-синий костюм — не слишком дорогой, но и не дешевый. Голубая сорочка. Шелковый галстук. Обручальное кольцо на указательном пальце левой руки. В одной руке портплед фирмы «Самсонайт», рядом на полу — большой черный портфель, наверняка забитый бланками полисов, ожидающих, когда их заполнят, как только он найдет подходящих клиентов. На вид — лет пятьдесят пять. Не красавец, но и не обрюзгший, не слишком потрепанный жизнью, не считая седины.
— В нашей жизни без страхования никуда, — сказала я.
— Отличный рекламный лозунг.
— Думаю, вы гораздо лучше умеете рекламировать свою работу.
— Теперь вы мне льстите.
— И где вы заключаете договоры?
— В Мэне.
Я просияла:
— Это мой родной штат.
Теперь он заулыбался, спросил:
— Вы там родились и выросли?
— Точно. Слышали про Дамрискотту?
— Я живу милях в двадцати оттуда, в Бате…
Затем я сообщила ему, где росла, упомянула про учебу в Университете штата Мэн.
— Я тоже выпускник этого университета, — признался он, и мы быстро выяснили, в каком общежитии жил каждый из нас на первом курсе. Мой знакомый сказал, что он специализировался в области предпринимательской деятельности.
— А я изучала биологию и химию, — сообщила я.
— Слишком заумно для меня. Так вы врач?
— Почему вы так решили?
— Две научные конференции, съезд рентгенологов в этой гостинице, куча ваших коллег, мешающих мне заселиться.
Последнее предложение он произнес с улыбкой. Я поняла, к чему он клонит: перед нами очередь из пятнадцати человек, за стойкой работают всего двое, а значит, нам предстоит поторчать здесь какое-то время.
— В общем, вы решили, что я рентгенолог, — подытожила я.
— Вычислил методом дедукции.
— То есть я похожа на рентгенолога?
— Я знаю, что я сам похож на страхового агента.
Я промолчала.
— Да, так и есть, — подтвердил он.
— Вам нравится ваша работа?
— В ней есть свои прелести. А вам нравится быть рентгенологом?
— Я всего лишь рентген-лаборант.
— Рентген-лаборант — очень важная профессия.
Я пожала плечами. Мужчина снова мне улыбнулся:
— В какой больнице?
— В региональной больнице штата Мэн.
— Серьезно? А вы работали там, когда отделением заведовал доктор Потхолм?
— Доктор Потхолм и принял меня на работу.
Мужчина улыбнулся, протянул мне руку:
— Ричард Коупленд. — Он вручил мне свою визитную карточку.
Я пожала ему руку. Рукопожатие у него был крепкое. Рукопожатие коммивояжера. Я убрала в карман его визитку. Представилась.
Ричарду Коупленду был присущ непринужденный стиль общения. Но в том, что касалось жестикуляции и мимики, он был крайне осторожен, будто пытался побороть некую физическую робость. Я видела, что он рассматривает меня, но при этом все время отводит взгляд, словно смущается своей дерзости. Мы вели оживленный разговор, но в то же время держались настороже. Я назвала бы его волокитой, который испытывает неловкость, флиртуя с женщиной. А это, вне сомнения, был флирт — флирт между двумя незнакомыми людьми, которые застряли вместе в длинной очереди и знают, что через пятнадцать минут навсегда разойдутся в разные стороны.
— Мама говорила мне, — продолжала я, — что выбор стоял между двумя именами: Лора или Сандра. Отец отдавал предпочтение последнему, но мама была уверена, что тогда меня все будут звать Сэнди.
— А Сэнди сразу напоминает Калифорнию, да?
Тут уж я рассмеялась:
— Забавно, что вы это сказали. Когда мне было тринадцать, папа упомянул, что меня чуть не назвали по-другому, но «мама ненавидела имя Сандра». И когда я поинтересовалась у нее, чем же это имя ей так не угодило, мама сказала, что Сэнди — имя «для серфисток».
— Слова патриотки штата Мэн.
— О, мама прекрасно бы себя чувствовала и в Колонии Массачусетского залива.
Ричард Коупленд взглянул на меня с удивлением. Мне даже показалось, что он вздрогнул.
— Я что-то не то сказала? — спросила я.
— Да нет. Просто не каждый день можно услышать, как кто-то упоминает о массачусетской колонии.
— Многие из нас в школьные годы читали «Алую букву».
— И мало кто вспоминает теперь этот роман.
— Ну, не скажу, что он есть в моем «Киндле»… впрочем, электронной читалки у меня тоже нет.
— Предпочитаете бумажные книги?
— Предпочитаю книги как таковые, чтобы можно было в руки взять. А вы?
— Боюсь, я поддался всеобщему ажиотажу. Читаю с «Киндла».
— Это не смертный грех.
— Там у меня сейчас загружено двадцать книг.
— И что вы в данный момент читаете?
— Не поверите, если скажу.
— А вы попробуйте. Так что за книга?
Он покраснел. Уткнулся взглядом в свои начищенные до блеска черные туфли из дубленой кожи.
— «Алую букву» Натаниэля Готорна.
Я пыталась сохранить невозмутимый вид. Не получилось: я побледнела. Проронила:
— Случайное совпадение.
— Я не лгу.
— Не сомневаюсь.
— Могу показать вам свой «Киндл», если не верите…
— Нет-нет, не надо.
— Теперь, я уверен, вы думаете, что я с приветом.
— Или что у вас своеобразный вкус. «Алая буква», Тестер Прин, все такое.
— Тем не менее это был и есть великий роман.
— И довольно прозорливый, если принять во внимание ту волну религиозности, что накрыла нашу страну.
— Прозорливый, — повторил Коупленд, артикулируя каждый звук, будто впервые произносил это слово. — Красивое слово.
— Да, красивое.
— Я во многом не согласен с тем, за что ратуют правые христиане, но вам не кажется, что в некоторых вопросах они правы?
Этого только не хватало. Убежденный республиканец.
— В каких, например? — спросила я.
— Хотя бы в том, что необходимо сохранять семейные ценности.
— Многие семейные люди верят в семейные ценности.
— Пожалуй, тут я с вами в полной мере не могу согласиться. Возьмем хотя бы статистику разводов…
— Лучше вспомним то время, когда добиться развода было трудно, когда супруги были пленниками ненавистного им брака, когда никто не имел абсолютно никаких перспектив, когда женщина должна была отказываться от карьеры, стоило ей забеременеть, когда она превращалась в изгоя общества, если осмеливалась отвернуться от мужа и детей.
Я осознала, что повысила голос на пару децибелов. И также заметила, что Ричард Коупленд несколько опешил, пораженный страстностью моего тона.
— Я не хотел вас обидеть, — сказал он.
— Обычно я не столь агрессивна.
— Вы не агрессивны. Пылкая речь — это да. Хоть я и во многом с вами не согласен.
Последнюю фразу он произнес, уткнувшись подбородком в свой галстук, словно пытался избежать горячего спора, который сам же и развязал. Мне это не понравилось. Его поведение я восприняла как этакое застенчивое высокомерие. Хочешь возразить — возражай, но только не уткнувшись носом в свою рубашку, черт возьми.
— Меня это не удивляет, — ответила я.
— Нет, я имел в виду…
— А знаете что? По-моему, сейчас самый подходящий момент, чтобы закончить разговор и просто сказать: приятных выходных.
— Мне неловко, право. Я вовсе не хотел…
— Думаю, вы это переживете.
За стойкой регистрации сидела молодая женщина в темно-бордовом костюме и желтой блузке, с беджиком на пиджаке, сообщавшим, что ее зовут Лора.
— Привет, Лора. А мы с вами тезки, — доложила она, внимательно изучив мои водительские права.
— Здравствуйте, Лора, — сказала я, надеясь, что поприветствовала ее не очень сухо.
— И как у нас сегодня дела?
— Любопытный день.
Она выразила удивление — видимо, ожидала другого ответа.
— Полагаю, любопытный день лучше, чем скучный, как вы считаете?
— Полностью с вами согласна.
— Посмотрим, удастся ли мне превратить ваш «любопытный» день в хороший, если я предложу вам поселиться в более дорогом номере, чем тот, что у вас заказан. Без доплаты. Верхний этаж, большая двуспальная кровать, вид на бассейн. Как вам такой вариант?
Не без труда, но я выдавила улыбку. Как-никак она старалась мне угодить.
— Возражений нет. Спасибо, — поблагодарила я.
Чтобы увидеть бассейн, нужно было высунуться в открытое окно. При этом сразу начинала сильно кружиться голова, потому что вы смотрели прямо на внутренний дворик с покрытием из шлакоблоков. К тому же при открытом окне в комнату тут же врывался шум и смрад дорожного транспорта, хотя окна выходили на тихую сторону отеля, с более приличным видом. Так что, мельком глянув вниз и вдаль — автозаправки, автостоянки, — я закрыла окно, отгородившись от внешнего мира. Села на кровать. Глянула на часы. Двенадцать минут третьего. Открыла папку участника Ежегодной региональной конференции рентгенологов Новой Англии. Нашла в нем свою нагрудную визитку и программу конференции. Первое заседание — в три часа. «Новые горизонты в области технологии сканирования». Почему у меня такое унылое настроение? Может, это как-то связано с неприглядностью комнаты, с интерьером, который не обновляли уже лет двадцать? Ковер с цветочным узором, на нем — блеклые пятна от кофе. Цветастое покрывало на кровати, такие же цветастые шторы, будто я попала в богадельню. В санузле ванна из формованного пластика, на занавеске проступает плесень. Не ной, ты здесь только на выходные — точнее, на две ночи. Но ведь это единственные две ночи за весь год, которые я проведу вдали от семьи. Будь у меня деньги, я бы тотчас выписалась из этого сарая, добралась до Бостона и устроилась там в каком-нибудь милом отеле близ парка Бостон-коммон. Но это абсолютно мне не по карману, совершенно. Не падай духом… наслаждайся свободой, радуйся, что тебе выпала возможность несколько дней пожить в свое удовольствие.
И конечно, прежде чем принять этот совет (а могла ли я им воспользоваться?), я достала свой мобильный и написала сообщение сыну:
«Жаль, что мы не пообщались вчера вечером. Я уже в Бостоне. Выдастся свободная минутка, пожалуйста, напиши мне о своей жизни, о своем творчестве. Если же захочешь позвонить, знай, что, даже когда я сижу на заседании и слушаю доклад о контрастных веществах для лимфатических сосудов (и такой доклад есть!), мой телефон настроен на бесшумный режим. Кстати, ты окажешь мне огромную услугу, избавив меня от необходимости слушать „Доводы в пользу менее частого использования метода колоноскопии“, хотя этот доклад я так и так пропущу. Скучаю. Люблю. Мама».
Потом я быстро набила сообщение Салли:
«Я знаю, что сейчас у тебя с отцом натянутые отношения. Да, порой мы достаем друг друга (прости за выражение!). Но я хочу, чтобы ты знала: я всегда готова тебя выслушать, всегда готова поддержать. Если понадоблюсь в эти выходные, звони в любое время дня и ночи. Люблю. Мама».
После того как сообщение ушло, у меня осталось еще два важных дела. Во-первых, нужно было позвонить Дэну. Я набрала его номер и услышала автоответчик. Значит, возможно, он в спортзале или на пляже. В понедельник в четыре утра ему на работу. Я была уверена, что он уже со страхом думает о своем новом месте работы, но надеялась, что он все-таки найдет способ расслабиться в эти последние три дня, перед тем как снова влиться в рабочий режим. Я также надеялась, что он окажется дальновидным и будет рассматривать свое возвращение в компанию, которая полтора года назад избавилась от него, будто от старой обуви, как ступеньку на пути к успеху.
А ты ведь и вправду во всем стараешься видеть светлую сторону, да?
И что в этом плохого? Что еще нам остается, как не надеяться на лучшее?
— Привет, милый, — начала наговаривать я сообщение после того, как прозвучал сигнал. — Я в Бостоне. Отель мог бы быть лучше. Жаль, что тебя здесь нет. Надеюсь, завтра удастся выбраться в город. В общем, я просто хотела сказать «привет». Надеюсь, ты чудесно проводишь время. Скучаю…
Повесив трубку, я вдруг подумала, что не сказала ему «люблю». А люблю ли я еще Дэна? А он меня?
Нет. Не сейчас. Не в эти выходные.
Ну, сколько можно себя одергивать?
Я встала. Посмотрела, который час. Глянула на программу конференции, лежащую на кровати. Увидела, что семинар по теме «Обследование методом компьютерной томографии и неоперабельный рак легких третьей степени» начинается через десять минут. Это все-таки лучше, чем торчать здесь, терзаясь тяжелыми мыслями. Подумать только, идти на семинар, как многие из нас ходят в кино, заранее зная, что фильм не очень хороший! Эскапизм в чистом виде. И все же — что угодно, лишь бы не сидеть в этом номере.
Я схватила свой беджик на красной ленточке, повесила его на шею, быстро оглядела себя в зеркало, думая: время всегда идет вперед, и физические результаты этого неумолимого поступательного движения никогда не радуют. Потом направилась вниз, прокручивая в голове тот странный разговор, что состоялся у меня с мужчиной из Бата. Как же мне нравилась и сама эта шутливая беседа, и безобидный флирт, пока он не повел себя как упертый республиканец.
Нет, ты к нему несправедлива. Он образован (кто еще в наши дни читает Готорна?), однозначно эрудирован и, подобно тебе, нервничал, обмениваясь с тобой репликами, хоть это и доставляло ему удовольствие. И ты слишком остро отреагировала на его слова, которые сама просто неправильно поняла.
Я слишком остро отреагировала, потому что флиртовала с ним? Мое раздражение было вызвано недовольством самой собой, ведь я делала то, чего мне не следовало делать… чего я ни разу не делала за все годы замужества?
О, ради бога. Это был просто шутливый обмен мнениями. Мужик этот смущался, как и ты сама, — значит, ему тоже не слишком часто приходилось заигрывать с противоположным полом. Однако интеллект у него гораздо выше, чем у любого из страховых агентов, которых тебе доводилось видеть… правда, не так уж много ты встречала людей, страхующих от всяких ужасов.
И все равно зря я так вспылила.
Я вошла в лифт и стала спускаться в вестибюль. Вместе со мной ехали две женщины. Одна среднего роста — примерно метр шестьдесят три, на вид хрупкая, почти миниатюрная, с поразительно живыми глазами, в простом светло-коричневом брючном костюме, седая, с обыкновенной стрижкой. Ничем не примечательная, она принадлежала к тому типу женщин, мимо которых пройдешь на улице и не заметишь. Если не увидишь ее улыбку. Улыбку, выдававшую в ней одну из тех редких натур, которые с оптимизмом смотрят на мир. Я глянула на ее нагрудную визитку. «Эллен Уилкинсон//Региональная больница//Манси, Индиана». Рядом с ней стояла (спиной ко мне) высокая, худая женщина. Ей я тоже дала лет пятьдесят пять. Едва двери лифта закрылись за мной, я услышала, как Эллен Уилкинсон говорит своей рослой спутнице:
— …что тут скажешь? Целый день смотрю на ужасы в рентген-кабинете, а потом прихожу домой и вижу Дональда. Мы вместе уже тридцать восемь лет, а я смотрю на него и думаю: какая я счастливая. И он всегда мне так улыбается, даже если у него тоже был тяжелый день… Я знаю, он думает то же самое: как мы счастливы.
Мои глаза вдруг наполнились слезами, и я поспешила опустить голову. Отвернулась, не желая, чтобы женщины видели мою душевную боль. Боль, заставшую меня врасплох. Но Эллен Уилкинсон из Манси (штат Индиана) заметила, что я расстроена. Она положила руку мне на плечо и спросила:
— Что с вами, дорогая?
— Вам действительно повезло, — только и сумела ответить я.
Потом двери лифта отворились, и я вошла прямо в конференц-зал, где проходил семинар на тему «Внематочная беременность и ультразвуковое сканирование».
