14
Ужин
Трэвис остановил “шевроле” на улице перед домом Дженни, заглушил мотор и повернулся к Цапу.
– Ты сидишь здесь, понятно? Через некоторое время приду проверю.
– Спасибо, папочка.
– Не включай радио и не жми на клаксон. Сиди и жди.
– Честное слово, я буду хорошо себя вести. – Демон изобразил невинную улыбочку. Получилось неубедительно.
– И присматривай вот за этим. – Трэвис показал на алюминиевый чемодан на заднем сиденье.
– Приятного свидания. За машину не беспокойся.
– Что с тобой такое?
– Ничего. – Цап уже ухмылялся во всю пасть.
– Чего это ты вдруг такой покладистый?
– Хорошо, что ты идешь проветриться.
– Врешь.
– Трэвис, я сокрушен.
– Это было бы славно. Да, и не вздумай никого слопать.
– Я же вчера вечером покушал. Мне и не хочется вовсе. Просто буду сидеть здесь и медитировать.
Трэвис сунул руку во внутренний карман спортивного пиджака и вытащил книжку комиксов.
– Вот что у меня для тебя есть. – Он протянул книжку демону. – Посмотри пока картинки.
Демон выхватил комиксы и развернул их на сиденье.
– Монстр-Печенюшка! Мои любимые! Спасибо, Трэвис.
– До встречи.
Трэвис вылез из машины и захлопнул дверцу. Цап следил, как он идет по двору к дому.
– Я уже такую видел, ишак, – прошипел он. – Когда заведу себе нового хозяина, я вырву тебе руки и сожру их прямо у тебя на глазах.
Трэвис обернулся. Цап помахал ему лапой и выдавил самую приятную свою улыбку.
* * *
В дверь позвонили ровно в семь. Мысли Дженни метнулись следующим маршрутом: не подходить, переодеться, открыть и сказаться больной, сделать уборку, сделать ремонт, записаться на пластическую операцию, перекрасить волосы, принять горсть “валиума”, помолиться Богине и попросить божественного вмешательства, остаться стоять на месте и исследовать характер парализующей паники.
Она открыла дверь и сказала:
– Привет.
Перед нею стоял Трэвис – в джинсах и сером твидовом пиджаке в елочку. Он выглядел слегка обалдевшим.
– Трэвис? – переспросила Дженни.
– Вы прекрасны, – выдавил он.
Они так и стояли в дверях: Дженни заливалась краской, Трэвис не сводил с нее глаз. Дженни все же остановила свой выбор на черном платье, и, судя по всему, выбор оказался верным. Прошла целая минута – никто не вымолвил ни слова.
– Вы не хотите пройти в дом?
– Нет.
– Ладно. – Она захлопнула дверь перед его носом. Все не так страшно. Теперь можно переодеться в тренировочные штаны, вытряхнуть на поднос содержимое холодильника и провести остаток вечера перед телевизором.
В дверь робко постучали. Дженни снова открыла:
– Простите меня, я немного нервничаю.
– Да ничего, – ответил Трэвис. – Едем?
– Конечно. Сейчас, только возьму сумочку. – И она снова закрыла перед ним дверь.
По пути в ресторан между ними висело неловкое молчание. В такое время обычно обмениваются автобиографиями, но Дженни поклялась не рассказывать о своем замужестве ничего, поэтому о большей части взрослой жизни говорить ей было нечего. А Трэвис поклялся ничего не рассказывать о демоне, поэтому большая часть двадцатого века тоже выпадала из разговора.
– Так что, – спросила Дженни, – вам нравится итальянская кухня?
– Ага, – ответил Трэвис. Остаток пути они проехали в таком же молчании.
Вечер стоял теплый, а в “тойоте” не было кондиционера. Дженни боялась открывать окна, чтобы не растрепало прическу. Она целый час укладывала и закалывала волосы так, чтобы длинные локоны спускались сзади до середины спины. Начав потеть, она вспомнила, что подмышками у нее до сих пор заткнуты два комка туалетной бумаги – остановить кровотечение от порезов. Несколько последующих минут она не могла думать ни о чем другом – как бы только улизнуть в уборную и избавиться от окровавленных прокладок. Потом решила не заговаривать об этом вовсе.
Ресторан под названием “Старая Итальянская Макаронная Фабрика” располагался в древней сыроварне, оставшейся еще с тех времен, когда экономика Хвойной Бухты базировалась на животноводстве, а не туризме. Бетонные полы остались нетронутыми, крыша из гофрированного железа – тоже. Владельцы сильно постарались сохранить деревенский дух постройки, но добавили теплоты, установив камин, проведя мягкое освещение и накрыв столики скатертями в красно-белую клетку, что, как известно, отличает все итальянские рестораны. Маленькие столики располагались на удобном расстоянии друг от друга, и каждый украшали живые цветы и свечка. “Макаронная Фабрика”, по общему мнению, была самым романтичным рестораном в округе.
Как только официантка усадила их за стол, Дженни извинилась и ускользнула в дамскую комнату.
– Заказывайте любое вино, какое хотите, – сказала она Трэвису. – Я не очень привередлива.
– Я не пью, но если вы желаете...
– Нет, все в порядке. Будет мило для разнообразия.
К столику подошла официантка – явно знающая свое дело особа лет тридцати:
– Добрый вечер, сэр. Что вы будете пить сегодня? – Быстрым текучим движением она извлекла из кармана блокнотик – точно наемный стрелок выхватил шестизарядник. Профессионалка, отметил Трэвис.
– Я, наверное, подожду даму, – ответил он.
– А-а, Дженни. Она будет травяной чай. А вам принести... сейчас посмотрим... – Официантка оглядела его с ног до головы, проверила и перепроверила внешность, определила вид, приколола ярлык и объявила: – Вам какого-нибудь импортного пива, правильно?
– Вообще-то, не думаю...
– Мне следовало догадаться. – Официантка хлопнула по лбу, точно поймала себя на серьезном промахе – например, подала салат с плутониевой крошкой вместо итальянского сметанного соуса. – У нее муж пьянчуга, поэтому, естественно, она пойдет на свидание с человеком непьющим. Минеральной воды?
– Прекрасно.
Карандаш официантки зачиркал по бумаге, но в блокнотик она не смотрела, чтобы не потерять профессиональной улыбки “мы обслуживаем по высшему разряду”.
– А пока вы ждете, наверное, – чесночный хлеб?
– Конечно, – ответил Трэвис. Официантка удалилась мелкими быстрыми механическими шажками и через мгновение скрылась в кухне.
Трэвис смотрел ей вслед и думал: интересно, почему некоторые ходят быстрее, чем я бегаю? Потому что они профессионалы, решил он.
Чтобы извлечь из подмышек комки туалетной бумаги, Дженни потребовалось пять минут. Спугнула ее женщина, застав перед зеркалом с задранным кверху локтем. И Дженни поспешно вернулась к столику. Трэвис, не отрываясь, смотрел на корзинку с чесночным хлебом. На столе стоял травяной чай.
– Откуда вы знаете? – спросила она.
– Телепатия, наверное. Еще я заказал чесночный хлеб.
– Да, – ответила она и села.
Они оба смотрели на чесночный хлеб, точно корзинка была кипящим котелком цикуты.
– Вам нравится чесночный хлеб? – спросила Дженни.
– Очень. А вам?
– Самый любимый.
Он взял корзинку и предложил ей:
– Возьмите?
– Не сейчас. Сначала вы.
– Нет, спасибо, у меня нет настроения. – Трэвис поставил корзинку на стол.
Чесночный хлеб лежал между ними, исходя ароматом намека. Конечно, съесть его должны оба – или никто. Чесночный хлеб означает запах изо рта. А позже между ними должен случиться поцелуй, может быть – что-то еще. В чесночном хлебе чертовски много интимности.
Они молча читали меню: она выискивала самое недорогое блюдо, которое все равно не собиралась есть; он – то, что можно есть в присутствии другого человека, не опасаясь опозориться.
– Вы что будете? – спросила она.
– Только не спагетти, – отрезал он.
– Ладно. – Дженни уже забыла, как бывает на свиданиях. Хотя наверняка вспомнить не удавалось, она полагала, что и замуж-то вышла только для того, чтобы больше никогда не переживать подобной неловкости. Это как ездить на аварийном тормозе. И Дженни решила отпустить тормоза.
– Я проголодалась. Передайте, пожалуйста, хлеб?
Трэвис улыбнулся:
– Конечно. – Он протянул ей корзинку и взял кусочек сам. Откусив, оба замерли и уставились друг на друга через стол, будто блефующие игроки в покер. Дженни рассмеялась, крошки разлетелись по всей скатерти. Вечер начался.
– Трэвис, так чем же вы занимаетесь?
– Очевидно, хожу на свидания с чужими женами.
– Откуда вы знаете?
– Официантка сказала.
– Мы расходимся.
– Хорошо, – ответил он, и оба снова рассмеялись.
Они заказали еду, и за ужином, в неловкости потихоньку нащупали какие-то точки соприкосновения. Дженни рассказала Трэвису о своем браке и о работе. Трэвис сочинил целую историческую хронику о работе разъездного страхового агента без настоящего дома и семьи.
И в этом искреннем обмене правды на ложь они поняли, что нравятся друг другу – да что там, не на шутку увлечены друг другом.
Из ресторана они выходили под руку, хохоча во все горло.