Глава 22

А время все шло. Девушки упражнялись в танцах и разучивали песни. Мужчины занимались своими делами, и никаких из ряда вон выходящих разговоров не было. У Мариаты, как и всегда, начались, а потом и закончились месячные. В общем, жизнь шла своим чередом. Мариата возражала, но о предстоящей свадьбе дали знать и людям кель-базган. Это на тот случай, если на обратном пути из Бильмы ее отец и братья будут проходить через их селение. Но данная причина была не единственной.

— Уж я-то, как никто другой, понимаю, почему ты не хочешь этого, — устало говорила Рахма. — Но, Мариата, у тебя ведь там родственники. Сообщить им о свадьбе — наш долг. Если этого не сделать, сама можешь представить, как они разозлятся, станут бранить нас, обвинять в том, что мы их опозорили, даже в том, что похитили тебя у них.

— А как же Росси? Он и так злой на нас из-за своих верблюдов.

Рахма сжала челюсти и заявила:

— Каких это верблюдов? Ничего про них не знаю. Ты видела двух дорогущих мехари в бедном стаде народа кель-теггарт? — Она приложила к глазам ладонь козырьком и повертела головой. — Ну вот, и я не видела. Если уж ты хочешь свадьбу, надо сделать все нормально, как положено. Иначе на вас падет дурной глаз, а моему Амастану и так уже выпало на долю много страданий, куда больше, чем он заслужил. На свадьбу они не придут, слишком далеко, да неудобно… И вряд ли рассчитывают на гостеприимство и богатый пир. Ты можешь представить, что твоей тетке Дассин или новым женам Муссы понравятся наши условия?

Это правда. Представить такое Мариата не могла, но все равно не переставала думать о подобной перспективе и нервничала. Ее тревога отнюдь не уменьшилась, когда из селения исчезли Амастан и еще несколько молодых мужчин. Они, очевидно, отправились на базар, который был в трех днях пути, чтобы продать козье молоко и сыр, изделия из кожи, шкуры, а взамен купить для свадьбы рису, специй и меду. Прошла неделя, потом и десять дней, а они все не возвращались. Остальные, похоже, этого и не заметили. Люди чистили песком свое серебро, выбивали пыль из лучших нарядов, чинили украшения, заплетали друг другу волосы в косы и втирали в кожу масло. Хна на руках Мариаты, знак ее помолвки, побледнела, остался только светло-коричневый узор, тоненький, как кружево, и едва заметный на темном загаре.

Потом некоторые мужчины вернулись с припасами и с сахарными головами в подарок для новобрачных, но Амастана среди них не было. Мариата заметила, что не пришли Базу и Азелуан. Базу не был женат, и отец его теперь находился далеко, ушел с караваном за солью. Никого, похоже, не волновало, что молодой человек пропал.

— Он, скорее всего, отправился в племя кидаль. Там у него невеста, — сказала Тадла, и все рассмеялись.

— Бедному да вору всякая одежда впору!

— Но почему не вернулись Амастан с Азелуаном?

Все сразу замолчали. Нура посмотрела на Нофу, а та едва заметно покачала головой. Она была племянницей Азелуана. Мариата заметила, как девушки обменялись взглядами, и ее сердце часто забилось.

— Что такое? — спросила она. — Вы что-то от меня скрываете?

Нофа потянулась к ней, положила ладонь на руку Мариаты и сказала:

— Ничего особенного. Не беспокойся. Азелуан уже не юнец. Они, скорее всего, решили немного развлечься еще денек-другой.

Мариата не стала продолжать этот разговор, но слова Нофы ее не убедили. Азелуан уже не молод, но крепок, как дерево акации. Годы и жизненный опыт сделали из него настоящего мужчину, да и характер такой, что ему все нипочем. Нет, она подозревала, что отсутствие Амастана никак не связано с Азелуаном. Он, наверное, передумал жениться, у него, как говорят, кишка оказалась тонка. А вдруг, того хуже, с ним случилось какое-нибудь несчастье? Упал с верблюда в скалистом ущелье, лежит там и из его ушей и носа сочится кровь? Или на него напали разбойники и убили? Или… Нет, это совсем невыносимо представить: он лежит сейчас в объятиях другой женщины где-нибудь в чужом селении. Мариата понимала, что эти мысли нелепы, но поделать с собой ничего не могла. Она не спала, не справлялась с самой простой работой, все у нее валилось из рук. Девушка пристально глядела в воду, принесенную в ведрах с реки, называла его имя, но не получала никакого ответа. По ночам она мысленно обшаривала все караванные тропы пустыни, но тщетно, в часы бессонницы бродила по селению под молчаливым звездным небом. Козы, почуяв ее присутствие, блеяли, надеясь, что Мариата пораньше выпустит их на пастбище или покормит. Однажды ночью, когда в небе ярко сиял месяц, тонкий, как кривой кинжал, она бросила вызов джиннам, которые могли подстерегать ее повсюду, и поднялась на холм, расположенный к западу от селения. Две его вершины странной формы назывались Орел и Заяц. Девушка стала осматривать окрестности, ища хоть какой-то знак, говорящий о возвращении Амастана. Она не очень-то надеялась увидеть его, но ведь всегда лучше что-то делать, чем сидеть сложа руки. Ее саму бодрил этот смелый поступок. Теперь весь мир погрузился в сон, а Мариата ушла далеко за пределы селения, не обращая внимания на то, что повсюду кишели духи из воинства Кель-Асуфа. Она заметила фигуры двух всадников, молча приближающихся к седловине, и была так поражена, что даже почти не испугалась.

Восседая на спинах верблюдов, всадники вели за собой еще двух животных, нагруженных тюками. Лица их были плотно закрыты, оставались только щелки для глаз, за спинами торчали стволы винтовок. Девушка пристально вглядывалась в эти фигуры. Похожа ли передняя на Амастана? На таком расстоянии определить невозможно. А кто второй, Базу или Азелуан? Или это разбойники, которые собираются напасть и ограбить селение? Но кем бы ни были эти люди, через минуту они окажутся совсем рядом. Надо немедленно спуститься с холма, бежать назад в селение и поднять тревогу. Но тут ее охватило страшное любопытство, кроме того, она поняла, что не сможет вот так просто повернуться и уйти — разве что полететь, как сова. Тогда Мариата потихоньку забралась в холодную, узкую, мрачную расщелину между двумя высокими скалами и притаилась в прохладной темноте. Она так плотно прижалась грудью к скале, что слышала, как ее сердце бьется, словно птичка, угодившая в клетку.

Когда всадники поднялись на самый верх седловины, она сразу узнала первое животное. Это был уродливый пегий мавританский верблюд, принадлежащий Базу аг Акли. За ним вышагивал второй, крупный, бледного окраса. Мариате показалось, что он очень похож на Таорка, верблюда Азелуана. Значит, Базу и Азелуан. Она так была разочарована, что у нее на глаза навернулись слезы. Где же Амастан?

Вот кто-то что-то сказал, и Мариата узнала голос Азелуана, старого хитрого вожака караванов. Всадники остановились, заставили своих верблюдов опуститься на колени и спешились. Потом они начали разгружать животных, и только теперь она поняла, что третий верблюд привез совсем не тюки. На его спине лежал человек. Он был мертв либо тяжело ранен. Из груди девушки вырвался сдавленный вой, но мужчины были заняты разговором и ничего не услышали. Человек, лежащий на спине верблюда, пошевелился и поднял голову. Даже на таком расстоянии, несмотря на ночь, Мариата сразу узнала Амастана. Она уже хотела выскочить из своего укрытия, как вдруг услышала его голос.

— Нет, я еще не помер, — отчетливо произнес он, и спутники его засмеялись. Амастан огляделся и продолжил: — Эта дорога ведет прямо к селению. Вдруг они придут?..

— Нет.

— Откуда такая уверенность?

Азелуан пожал плечами и заявил:

— В селении это хранить нельзя. Людям доверять не стоит. Я сомневаюсь, кому они больше сочувствуют, во всяком случае часть из них. Сами не знают, чего хотят. Время нынче другое, не как прежде.

— Кто его знает, — нервно произнес Базу.

— А что мы скажем насчет моей руки? — с раздражением спросил Амастан.

— Никто не должен видеть твою рану.

— Даже Мариата?

— Особенно Мариата. Она из народа кель-тайток из Хоггара. Это племя сдалось без боя, как и всегда. Они сражались за французов, которые убили Фирхауна, когда тот бежал из тюрьмы в Гао, но это исключение. Мне отец рассказывал.

— Отец Азелуана сражался вместе с Каоценом во время большого восстания, — напомнил Амастану Базу.

Мариата спряталась еще глубже в тень. Ей очень хотелось выскочить и защитить доброе имя своего народа, которое они сейчас пятнали, но нельзя было обнаруживать себя. Она чувствовала, что это опасно. Девушка прекрасно представляла себе, что случилось с Амастаном и что лежит в двух больших тюках, которые они теперь сгружали с четвертого верблюда. Тяжело дыша, Азелуан и Базу стащили первый тюк и положили его на землю. Слышно было, как в нем что-то звякнуло.

Азелуан выпрямился, огляделся, указал на расщелину, в которой пряталась Мариата, и заявил:

— Вон туда. Между Орлом и Зайцем.

Господи!.. Мариата бросила последний взгляд на Амастана, который сейчас уже твердо стоял на ногах, и плотно прижалась спиной к задней части расселины, куда не проникал свет месяца. Ее совсем не было видно. Базу с Азелуаном подтащили первый тюк к расселине, и она услышала, как груз с глухим стуком опустился на песок. Тяжело дыша, Базу запихнул его как можно дальше, и тюк уперся в ноги Мариате. В нем было что-то тяжелое и твердое. Когда Базу еще раз попытался протолкнуть его дальше, девушка чуть не потеряла равновесие и не упала прямо на тюк. Базу, похоже, был доволен тем, как спрятан груз, и шагнул назад. Через пару минут оба вернулись со вторым тюком, который бросили поверх первого. Он уперся Мариате в живот и прижал ее к скале.

— Нормально, — сказал Азелуан. — Теперь поехали домой. Если все будет хорошо, устроим верблюдов и пару часиков поспим до восхода.

Шаркая по песку подошвами, они отошли. Через некоторое время девушка услышала, как недовольно засопели верблюды, заскрипели под седоками деревянные седла. Мужчины отправились дальше, а она осталась одна, в темноте, припертая к скале грузом контрабанды.

Мариата хорошо понимала, что заглядывать в тюки не стоит. Надо только перелезть через них и быстро бежать обратно в селение, сделав крюк, чтобы не столкнуться с всадниками. Не стоит, конечно, но… как тут не заглянуть? У народа покрывала существует множество историй о том, как любопытную женщину, которая открывает чужой сундук, кувшин или короб, неизменно настигает несчастье. Ее проглатывает неизвестно откуда взявшийся джинн, она превращается в ворону или оказывается в безлюдной земле, где воют непрерывные ветра и бушуют песчаные бури. Но Мариата была женщиной и ничего не могла с собой поделать. Она осторожно вскарабкалась на тюки, ощущая, как под ее весом двигаются лежащие в них предметы, и подошла к выходу из расщелины. Уже отсюда, при тусклом свете месяца, падающем ей через плечо, девушка развернула одеяло на нижнем тюке. Перед ней лежала куча тяжелых черных жестяных коробок. Она понятия не имела, что это такое. Когда Мариата взяла в руки одну из них, в ней что-то загремело. Там явно лежало много каких-то маленьких и тяжелых штучек. Девушка нахмурилась, положила коробку обратно, снова накрыла ее, как было прежде, и полезла во второй тюк. В нем лежали твердые предметы из дерева и странного темного металла, который, казалось, поглощал свет месяца. Мариата взяла один из них в руки и отшатнулась. Девушка сразу поняла, что это винтовка, но какая-то странная, непохожая ни на одну из виденных ею прежде. Мужчины брали с собой на охоту совсем другое оружие. Еще меньше эти винтовки напоминали богато украшенные старинные ружья, используемые в ритуалах. Они были намного легче, сложнее устроены и казались куда более опасными. Та, что она сейчас держала в руках, напомнила ей скорпиона. На стволе было что-то написано, буквы оказались схожи со знаками тифинага, но прочесть их Мариата не могла. Уже это одно заставило ее положить винтовку обратно и снова закрыть тюк.

Значит, оружие. Иностранное, ворованное. И целая гора боеприпасов.

Она долго сидела на корточках перед тюками. Восстание. Большое!.. Мысли лихорадочно сменяли одна другую. Так, значит, они мятежники. Участники сопротивления. Выходит, свободный народ больше не свободен. Все это крутилось у нее в голове. Девушка поняла, что война, о которой говорил Амастан, началась. Он больше не сторонний наблюдатель, значит, и она тоже. Ведь Мариата ему почти жена.