Глава 10
Я думала, «Золотой покой» поразит Сьюз гораздо сильнее. По-моему, у нее психологический блок. То есть попросту предубеждение. Она не записалась ни на одну программу и даже футболку не купила. Только твердит, что все это бешеные деньги, причем на ветер.
На ветер? Она разве не заметила, как я изменилась?
А вот Тарки, к счастью, на моей стороне. Ему «Золотой покой» очень понравился, и с Брайсом они подружились.
– Он тоже считает, что нужно бороться с чрезмерным потреблением электроэнергии, – говорит Тарки, когда мы сидим на следующий день в кухне за завтраком. – Это бич современных городов, но правительству нет до проблемы никакого дела.
Сьюз закатывает глаза, и я улыбаюсь ей уголком губ. У Тарки пунктик насчет экономии электричества – он ходит по Летерби-Холлу и везде выключает свет, а Сьюз потом украдкой включает обратно.
Я победоносно ставлю на стол блюдо.
– А вот и наш полезный голливудский завтрак. Паровой омлет из яичных белков с браунколем.
За столом воцаряется гробовая тишина. Все с ужасом смотрят на блюдо.
Ну да, на омлет не очень похоже. Белая бесформенная масса с вкраплениями побуревшей зелени. Но польза несомненна.
– Паровой омлет? – наконец выдавливает Сьюз.
– Готовила в микроволновке, в запаивающемся пакете. Ни грамма жира. Кому положить?
Молчание затягивается.
– Гхм… Аппетитно выглядит, надо сказать, – решается Таркин. – А копченого лосося нет, случайно?
– Нет, конечно! – оскорбляюсь я. – Здесь не Шотландия, здесь Лос-Анджелес, и все едят паровые омлеты.
Люк наконец отрывается от письма, которое все это время читал.
– Что это? – в ужасе ляпает он, потом видит выражение моего лица и берет себя в руки. – В смысле… Что у нас тут?
– Паровой омлет. – Я без особого воодушевления тыкаю белую массу вилкой.
Они правы, выглядит отвратительно. А сколько времени я потратила, чтобы отделить белки от желтков и нашинковать браунколь… Рецепт вычитала в книге под названием «Энергетический бранч», думала всех поразить. Про грибной белковый коктейль, который дожидается в блендере, я даже заикнуться не решаюсь.
– Бекс, а где оставшиеся желтки? – осеняет вдруг Сьюз.
– В миске.
– Так давай сделаем из них обычный омлет.
Не дожидаясь ответа, Сьюз разогревает сковороду, растапливает масло и поджаривает самый восхитительный на свете солнечно-желтый омлет с хрустящей корочкой и полосками прихваченного из холодильника бекона.
– Вот.
Все разом накидываются на омлет, едва Сьюз успевает поставить блюдо на стол. М-м, вкуснотища, язык проглотишь!
– Омлеты из желтков надо ввести в ресторанное меню, – блаженно мурлычет Сьюз с набитым ртом. – И почему все так помешались на белках? Они же безвкусные.
– Они полезные.
– Ерунда, – со знанием дела заявляет Сьюз. – Мы желтками ягнят кормим, растут здоровехонькие.
Люк наливает всем кофе, Сьюз намазывает тост апельсиновым джемом – настроение за столом заметно повышается.
– Мне тут прислали приглашение… – Люк обводит нас взглядом. – Кто хочет на благотворительный вечер в «Беверли-Хилтон»?
– Я! – Мы со Сьюз одновременно подскакиваем на стульях.
– В честь… – Он отыскивает глазами нужную строчку. – Жертв дискриминации. Какое-то новое направление в благотворительности.
– Я об этом читала! – ликует Сьюз. – Там будет Сальма Хайек. Нас там правда ждут?
– Сейдж приглашает всех, включая гостей дома, за свой стол, – с улыбкой отвечает Люк. – Так что да, ждут.
– Тарки, ты слышал? – Сьюз, перегнувшись через стол, размахивает тостом. – Нас пригласили на настоящий голливудский прием!
– Прием… – У Таркина такой вид, словно его записали к зубному. – Чудесно.
– Будет весело, – уверяет Сьюз. – Может, Сальма Хайек придет.
– А, – неуверенно кивает Таркин. – Превосходно.
– Ну Сальма Хайек! Ты же знаешь, кто это? – поддевает Сьюз.
– Конечно, – затравленно моргает Таркин. – Это… актер. Очень талантливый.
– Талантливая! Это женщина, – вздыхает Сьюз. – Нужно будет тебя натаскать перед выходом. Вот, почитай пока. – Она передает ему «Ю-Эс уикли», и тут в кухню вбегают Минни и Уилфрид.
Минни повезло с гостями несказанно. По-моему, она еще никогда в жизни так не веселилась. Нахлобучив на голову сразу две бейсболки и зажав в руке обувной рожок вместо хлыстика, она погоняет Уилфрида, как пони.
– Н-но, лошадка! – кричит она, натягивая «поводья» из сцепленных вместе шести ремней Люка. Следом за ней на Эрнесте въезжает Клементина.
– Давай прыгать, Минни! – визжит она. – Давай прыгать по диванам!
– Нет! – одергивает их Сьюз. – Хватит носиться, садитесь завтракать. Кто хочет тост?
О белковом омлете она деликатно умалчивает. Наверное, мы все сделаем вид, что его просто не было.
Пока дети рассаживаются, Минни тянется к моему телефону.
– Можно телефон! – тут же выпаливает она, перехватив мой взгляд. – Мо-о-о-жно! Мо-о-ожно! – Минни баюкает трубку около уха, словно новорожденного младенца, на которого покушается Ирод.
Пластиковых игрушечных телефонов я покупала ей штуки три, но ее такими вещами не обманешь. Способности распознавать подделку у нее просто восхитительные. В итоге я все равно даю ей иногда подержать свой настоящий – хоть и боюсь, как бы он не искупался в кружке с молоком.
– Ладно, – сдаюсь я. – Только на минутку.
– Алло! – тут же расплывается в улыбке Минни. – Алло, О-о-ола!
Ора? Ора – дочка длинноногой стервы?
– Не звони Оре, солнышко, – мягко отговариваю я. – Позвони еще кому-нибудь. Пейдж позвони, она хорошая девочка.
– Я звоню Оле, – упрямится Минни. – Люблю Олу.
– Не любишь ты Ору! – не удержавшись, рявкаю я.
– Что еще за Ора? – любопытствует Сьюз.
– Дочка Алисии. Как будто других детей в садике нет! Обязательно надо дружить с этой!
– Ну брось, Бекс! – урезонивает Сьюз. – Это же глупо. Зачем устраивать тут «Ромео и Джульетту»?
Минни смотрит на меня, на Сьюз, снова на меня. Потом, сморщившись, вопит во все горло: «Люблю О-о-олу!»
Люк все это время что-то увлеченно печатает в «Блэкберри». У него почти мистическая способность отключаться от окружающей действительности, заполненной воплями Минни. Но тут и он поднял голову.
– Кто такая Ора?
Поверить не могу. Мы теперь до конца завтрака будем обсуждать дочку длинноногой стервы?
– Никто. Минни, иди сюда, помоги мне намазать тост.
– Тост! – Глаза Минни загораются от восторга, и я умиленно чмокаю ее в макушку.
Намазывать тосты она любит больше всего на свете – главное, вовремя ее остановить, чтобы вслед за сливочным маслом не пошло сразу и арахисовое, и апельсиновый джем, и шоколадная паста. (Люк в таких случаях всегда говорит: «Мамина копия». Не понимаю, о чем он.)
Я отпиваю кофе и слежу, чтобы Минни заодно с тостом не перемазала маслом собственную пятерню, но куда больше меня сейчас беспокоит Люк. Он сверлит взглядом экран «Блэкберри», на шее пульсирует жилка. Что-то его гложет. Что?
– Люк? – осторожно окликаю я. – Какие-то неприятности?
– Нет. Ничего. Все в порядке.
Ясно. Значит, что-то случилось.
– Люк?
Он встречается со мной взглядом и шумно выдыхает.
– Письмо от юриста матери. Ей предстоит какая-то операция. Юрист счел необходимым поставить меня в известность.
– Понятно, – сдержанно киваю я.
Люк, нахмурившись, снова утыкается в экран. На посторонний взгляд – просто сердится человек. Но я-то вижу эту мрачную тень, накрывающую Люка при мыслях о матери, и у меня щемит сердце. Люк никак не научится воспринимать Элинор адекватно. То он ее боготворил без меры, теперь вот ненавидит на ровном месте. Элинор бросила его и укатила в Штаты, когда он был совсем маленьким, и Люк никак не может ей этого простить. Особенно теперь, когда появилась Минни и он сам стал родителем.
– Чего она хочет? – вырывается у него вдруг. – Чего она от меня ждет?
– Может, ничего, – отваживаюсь я.
Люк молча отпивает кофе. С убийственной гримасой.
– Что там за операция? Серьезная?
– Давай не будем об этом, – комкает разговор Люк, поднимаясь из-за стола. – Значит, я сообщу Арану, что гостей будет четверо. Форма одежды – вечерняя. – Он целует меня на прощание. – Увидимся.
– Люк… – Когда он поворачивается, я не знаю, что сказать. Разве что: «Пожалуйста, помирись с матерью», – но такое нельзя ляпнуть с бухты-барахты. – Удачного дня, – бормочу я, и он кивает.
– Вечерняя? – Таркин в ужасе поворачивается к Сьюз. – Милая, что же мне надевать? Я ведь не взял килт.
Килт? Боже. Я едва не валюсь на пол от смеха, представив Таркина в килте со спорраном и шерстяными гольфами на лос-анджелесском приеме.
– Никаких килтов! – делает страшные глаза Сьюз. – Пойдешь… в смокинге «Армани», – решает она после секундного раздумья. – И черной рубашке с черным галстуком. Все голливудские знаменитости так ходят.
– Черную рубашку? – Теперь очередь Таркина делать страшные глаза. – Как у мафиози? Сьюз, милая…
– Хорошо, белую, – уступает Сьюз. – Только с нормальным воротником, не под бабочку. Ты должен выглядеть сногсшибательно. А по знаменитостям я тебя еще погоняю.
Бедняга Тарки из кухни выходит с видом приговоренного к тюремному сроку, а не приглашенного на вечер мечты.
– Безнадежно, – вздыхает Сьюз. – Он может перечислить под сотню овечьих пород, но не помнит ни одного из мужей Мадонны.
– Первый раз вижу человека настолько не от мира сего. – Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. – Боюсь, Тарки и Лос-Анджелес несовместимы.
– Ничего, по куропаточьим пустошам я уже в отпуск наездилась. Теперь моя очередь развлекаться. И мне здесь хорошо. – Сьюз подливает себе апельсинового сока и переходит на полушепот. – Что же там такое с Элинор?
– Не знаю, – шепчу я еще тише. – А если она и вправду больна?
Мы переглядываемся встревоженно. Наши мысли явно текут в одном направлении, но потом резко расходятся.
– Он должен узнать правду насчет вечеринки, – наконец говорит Сьюз. – Об участии Элинор. Потому что вдруг… что-нибудь случится.
– Как же ему сказать? Он сразу психанет. Даже слушать не станет.
– Может, письменно?
Я задумываюсь. Письма писать я люблю, а с Люка можно взять обещание не кричать, пока не дочитает до конца… Но взвесить мысль со всех сторон я не успеваю, поняв вдруг, чего мне хочется на самом деле.
– Я приглашу ее сюда! Либо до операции, либо после – как пойдет.
– Сюда? В дом? – Сьюз округляет глаза. – Бекс, ты уверена?
– Письмо он может просто проигнорировать. Нужно устроить им очную ставку. Вмешательство! – поясняю я со знанием дела.
О вмешательствах мы как раз недавно говорили в «Золотом покое», и, как выясняется, я единственная никогда в таком не участвовала. Ощущала себя лишней.
В глазах Сьюз сомнение.
– Это вроде к наркоманам применяется?
– И в семейных раздорах, – авторитетно киваю я.
На самом деле, может быть, и нет. Но что мешает мне положить новое начало? Вот я, одевшись в струящееся белое платье, мягким мелодичным голосом лью бальзам на искалеченные души Люка и Элинор…
Пожалуй, нужно будет запасти для такого случая целебных кристаллов. И ароматических свечей, и дисков с расслабляющими песнопениями. Составлю собственный терапевтический комплекс и не отпущу Люк с Элинор, пока они не придут хоть к какому-то согласию.
– Разве можно соваться вот так, без подготовки? – В глазах Сьюз по-прежнему сомнение. – Ты ведь не специалист. Что ты знаешь о терапии?
– Достаточно. – Ее недоверчивость меня задевает. – В «Золотом покое» много полезного можно почерпнуть. Я ходила на «улаживание конфликтов». «Все понять значит все простить», – не удерживаюсь я от цитаты. – Будда.
– Хорошо, если ты такой спец, уладь вот этот конфликт! – Сьюз кивает на Уилфи и Клемми, вырывающих друг у друга какую-то пластмассовую зверушку.
– Э-э… Эй, Уилфи! Клемми! – окликаю я. – Кому конфетку?
Оба тут же прекращают возню и протягивают ладошки.
– Пожалуйста! – самодовольно пожимаю я плечами.
– С Люком и Элинор так же разделаешься? – фыркает Сьюз. – Конфеткой?
– Нет, конечно, – с достоинством отвечаю я. – Использую комплексный подход.
– И все равно, по-моему, это рискованно, – качает головой Сьюз. – Очень рискованно.
– Нельзя отказываться от еды из боязни подавиться, – изрекаю я. – Китайская пословица.
– Бекс, прекрати строить из себя сувенирную футболку! – взрывается вдруг Сьюз. – Ненавижу этот дурацкий «Золотой покой». Давай поговорим о чем-нибудь нормальном. Что ты наденешь на вечер? Только не бомби меня цитатами типа «одежда – метафора души», хорошо?
– Я и не собиралась!
А вообще, хороший афоризм. Надо будет ввернуть на занятии при случае. Одежда – метафора души…
Можно даже распечатать на холсте и подарить Сьюз на Рождество.
– Ты что улыбаешься? – с подозрением спрашивает она.
– Просто так! – Я принимаю серьезный вид. – А ты в чем пойдешь на прием?
