Глава 43

Чуть позже я поняла, что мой рот накрывают губы Энгуса, а потом меня стало рвать водой. Энгус перевернул меня на бок, и спазм разодрал мою грудную клетку, вытолкнув новый поток воды из носа и рта. Я хрипло, с клокотанием, вдохнула – впервые с тех пор, как ушла под воду.

Энгус посадил меня и укутал пальто.

– Какого черта? – спросил Хэнк, выныривая из-под плаща. – Господи, что случилось? Мэдди, все хорошо?

– Нет, не хорошо, – огрызнулся Энгус. – Она едва не утонула и замерзает. Давай сюда одежду.

Хэнк выпутался из пальто и бросил его Энгусу.

– Что случилось? Я даже не видел, как она упала.

Он снова взглянул на меня.

– Господи, у нее руки синие. И лицо.

– Я ее отнесу в печь для сушки зерна, – сказал Энгус. – Нетронутая комната у дальней стены. Беги со всех ног в первый белый дом к северу. Это хутор Маккензи. Скажи им, что стряслось, и пусть пошлют за Бобби. Он приедет на машине.

Пока Энгус нес меня через Водные ворота, прижав мою голову к своему плечу, я оглянулась на озеро.

Эллис все еще сидел в лодке и как безумный греб одним веслом. Второе уплывало от него прочь.

Хэнк вернулся с Mhàthair, они влетели в комнату с кучей одеял и покрывал. Я понять ничего не успела, как женщина сняла с меня пальто и запеленала как младенца, уложив на край древней печи, а потом уселась рядом, укрывая полами своего пальто, насколько его хватало. Я прижалась к ней, дрожа от холода, то коротко вдыхая, то заходясь кашлем.

Энгус повязал одеяло вокруг своей промокшей одежды, как килт, и стал ходить взад-вперед. Каждый раз, как меня сотрясал кашель, он бросался меня подержать, чтобы Mhàthair могла постучать по моей спине.

Хэнк сидел на корточках у стены, очень бледный. Потом поднялся на ноги.

– Наверное, надо пойти посмотреть, можно ли этого недоумка доставить обратно на сушу, – сказал он.

– На твоем месте, – сказал Энгус, – я бы забрал камеру, а этого amadain оставил, где он есть.

– Я понимаю, он с вами попытался очень гадко поступить, но вы же не хотите, чтобы он утонул, – сказал Хэнк.

– Я бы ничего на свете так не хотел, – ответил Энгус, – хотя, думаю, он найдет дорогу обратно, хотя бы, чтобы позаботиться о доказательствах.

– Если вы о камере, то, думаю, она надежно защищена плащом.

– Я о камере, да. Но ее не от дождя защищать надо. Помимо всего прочего, ты мог снять на пленку, как твой друг пытался жену убить.

– Что? Нет. Это чушь.

Помолчав, Хэнк рывком повернулся ко мне:

– Мэдди, это правда?

У меня получилось кивнуть.

Хэнк смотрел на меня несколько секунд, потом на его лице отразилось понимание. Он повернулся и направился к двери.

С насеста на печи были прекрасно видны Водные ворота. Хэнк продрался сквозь траву, остановился под аркой и посмотрел вниз, на берег. Потом взвыл, как дикий зверь, и рванулся вниз по склону. Несколько минут слышался злой крик, усиленный шумом воды, но ничего было нельзя разобрать.

Когда Хэнк вернулся, вид у него был совсем другой. Он тяжело вошел в сушильню, глядя себе под ноги и опустив плечи. Даже руки его висели неподвижно. Он походил на ходячий труп.

Он соскользнул по стене и сел на корточки. Смотрел он в пол между собственными ногами, упершись локтями в колени и свесив руки. Руки Хэнка были ободраны в кровь.

– Он успел, прежде чем я вернулся, – наконец произнес он. – Бросил камеру в озеро.

Мы молчали.

Хэнк посмотрел на меня пустыми глазами.

– Ты пыталась сказать, а я не слушал. Я думал, я его знаю. Ты меня сможешь простить?

Я по-прежнему прижималась к Mhàthair и даже не попыталась ответить.

– Нет, конечно, не сможешь, – продолжал Хэнк. – Я не смогу загладить вину перед тобой, это я понимаю. Но я правда не знал – я не понимаю, когда он успел сбегать к телефонной будке. Мы почти все время были вместе. Клянусь, если бы он позвонил в больницу, а не только в суд, я бы не позволил тебя никуда увезти.

– Ты! – рявкнул Энгус. – Ты ничего не попытался сделать с этим идиотом, у которого хватило наглости явиться, чтобы увезти Мэдди. Кому-то тут мозги порастрясут, это я тебе обещаю. А не то я этого труса размажу по склону, вместе с мозгами. Пусть лучше молится, чтобы Бобби Боб его запер побыстрее, пока я до него не добрался.

Хэнк, смотревший на Энгуса, пока тот говорил, снова уронил голову.

Когда появился Боб, Энгус отнес меня в машину, а Mhàthair и Хэнк забрались следом. Никто не предложил сходить за Эллисом.

По дороге в гостиницу Боб сказал:

– Так вы говорите, попытку убийства сняли на пленку, но она пропала?

– Да, – ответил Энгус.

Боб повернулся к Хэнку, сидевшему на пассажирском сиденье и смотревшему в окно.

– А вы говорите, что ничего не видели?

– Только чудовище, – уныло отозвался Хэнк.

– Но вы же прямо там были! – Боб дважды хлопнул по рулю для выразительности.

– Я был сосредоточен на съемке.

Боб пару раз раздраженно взглянул на него, потом вздохнул.

– Ладно, есть свидетель, и, по счастью, несостоявшаяся жертва может дать показания. На этом основании я его точно могу арестовать.

Мы добрались до гостиницы и остановились перед ней; под твердой холодной резиной покрышек захрустел гравий.

Боб обернулся на сиденье, глядя, как Энгус выносит меня из машины.

– Привезу доктора Маклина, – сказал он. – А потом надо забрать это жалкое существо. Уж и не помню, когда в последний раз кого-то в камеру сажал.

Он снова вздохнул:

– Надо думать, его и кормить положено.

Как только Энгус занес меня наверх, Анна, Мэг и Mhàthair отняли меня у него и прогнали его вниз, велев хорошенько обсушиться.

Вскоре в камине ревел огонь, меня переодели в толстую ночную рубашку и укутали в столько одеял, что я не могла пошевелиться. К ногам положили несколько горячих «хрюшек», а Mhàthair, приложив сперва ухо к моей груди и покачав головой, – ненадолго исчезла и вернулась с дымящейся пахучей припаркой, которую сунула за ворот моей ночной рубашки. Между пальцами ног Mhàthair насовала толченого чеснока и закутала их еще плотнее. Укладывая на место одеяла, она добавила еще одно, сложенное, в ногах, отчего меня совсем придавило.

Я вытерпела все без возражений. Если я не заходилась кашлем, у меня трещали легкие. Я была слишком слаба, чтобы двигаться, и лежала, уставившись затуманенными глазами в огонь, и то приходила в себя, то уплывала в судорожное забытье, переживая то, что казалось мне моими последними мгновениями: невесомое, почти ленивое кружение в воде, оглушительный звук пузырьков, летящих от меня вверх, стук весел в уключинах. Первые секунды, когда я пыталась понять, как выжить, и последние, когда приняла, что у меня это не получится.

Эллис увидел возможность избавиться от меня и ухватился за нее без колебаний. Мое наследство, его наследство, грязная маленькая тайна – все можно было сохранить в секрете, приложив лишь крошечное усилие.

Эллис, конечно, станет отрицать, что он это сделал. Он сошлется на мое психическое заболевание, из-за которого моим показаниям нельзя верить, и скажет, что Энгус все не так понял. Возможно, он даже выставит себя несостоявшимся героем, заявит, что втащил бы меня в лодку через секунду и что из-за вмешательства Энгуса я пробыла в воде даже дольше.

Я гадала, как он объяснит отсутствие камеры или версию событий, которую предложит Хэнк, потому что, сколько бы он ни подвергал сомнению мои показания, я очень сомневалась, что ему удастся запросто утихомирить Хэнка.

На самом ли деле мы встретились с чудовищем? Мы никогда не узнаем. По вине Эллиса никто никогда не узнает.