Глава 30

Энгус вынул Мэг из моих объятий, словно она ничего не весила.

– Откиньте одеяло, – велел он мне, и я метнулась на четвереньках.

– А ты, – обратился он к Хэнку, возникшему в дверях со свечой, – занеси эту и зажги еще.

Энгус уложил Мэг на кровать и накинул одеяло на ее бледное нагое тело. Она перекатилась на правый бок с тихим плачем. Левая щека Мэг была в крови, веко стремительно надувалось. Из носа текла кровь, губа была разбита.

– Что еще он с тобой сделал, m’eudail? – тихо спросил Энгус, присев на край кровати.

Он гладил Мэг по голове, как маленькую. Она в ответ только плакала.

– Он ногой ее по ребрам ударил, – сказала я. – Сильно.

Энгус обернулся:

– А вы что там делали? Он бы и вас задеть мог.

– Я его убить собиралась.

Энгус пару мгновений не сводил с меня глаз.

– Схожу за доктором Маклином, – сказал он наконец, поднимаясь. – В кухне есть аптечка. Она за…

– Я знаю где, – ответила я. – Я принесу.

Энгус кивнул и повернулся к Хэнку, который уже зажег все свечи.

– А ты принеси брикетов из торфяной поленницы внизу и разведи огонь. И зажги лампы в коридоре. Ночь нам предстоит длинная.

Я побежала вниз, на ощупь пробралась туда, где, как я знала, лежал фонарик. Нашла белую жестяную коробку с красным крестом, впопыхах сшибла мыльную крошку. Рванулась наверх и встретила на лестнице Хэнка.

Я присела на кровать Мэг, открыла аптечку и намочила клочок ваты йодом.

– Ох, Мэг, ты меня прости. Сейчас будет щипать, – сказала я, прежде чем промокнуть рану на ее щеке.

Она даже не вздрогнула.

За время моего недолгого отсутствия ее левый глаз полностью закрылся; плоть над глазницей распухла и свесилась, образовав пугающее новое веко. Струйка крови текла из угла рта на подушку, и я с новой волной ужаса подумала о том, все ли зубы у нее на месте.

Вернулся Хэнк с охапкой поленьев.

– Нужно компресс сделать, – сказала я. – Отек очень сильный.

В кухне я нашла две большие металлические миски и вынесла их во двор, оставив дверь открытой настежь. Упав на колени на мерзлую землю, я стала сгребать снег и кидать его в миску, а потом утрамбовывала его кулаком, пока он не стал превращаться в лед, а я не сбила костяшки. Когда снег в миске перестал проминаться, я побежала внутрь, остановившись лишь для того, чтобы босой ногой захлопнуть дверь. Я задержалась у раковины, чтобы наполнить вторую миску водой, поставила ее поверх первой и бросила в нее охапку чистых тряпок.

Когда я появилась в дверях со стопкой мисок, Хэнк повернул голову в мою сторону, но не двинулся с места. Ему удалось развести небольшое пламя, и теперь он неловко стоял перед камином.

– Хэнк, лампы в коридоре, – напомнила я.

Он ринулся исполнять.

Я поставила миски на прикроватный столик, выжала тряпку и расправила ее на лбу Мэг. Свернула другую, приложила к щеке, прямо под глазом.

Потом просто села рядом и стала гладить Мэг по спутанным волосам и тихонько повторять: «Шшш… Шшш…», пока не осознала, что пальцы у меня слипаются от крови. Осмотрев Мэг, я обнаружила, что у нее не хватает клока волос; он был вырван с мясом.

Эту рану я тоже промыла, прежде чем приложить к ней холодный компресс. Мэг ни на что не реагировала.

Дожидаясь Энгуса с врачом, я ничего не могла сделать, только сидеть с ней, менять компрессы, когда они нагревались, и смотреть, как розовеет вода. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной.

Доктор Маклин выгнал всех, пока осматривал Мэг, так что мы спустились в зал и стали ждать. Насколько я понимала, Эллис все проспал. Или умер, но я не видела смысла проверять. Если это так, то утром он будет так же мертв.

Мы с Хэнком сидели у подернутого пеплом огня. Энгус зажег лампу и стал ходить по залу. Он натянул свитер, прежде чем выйти в ночь, но я знала, что Хэнк уже видел его шрамы. Их невозможно было не заметить.

Когда доктор Маклин наконец появился на лестнице, я вскочила на ноги.

– Как она?

Доктор поставил саквояж на пол и поправил очки.

– Я дал ей обезболивающее, так что сейчас ей не больно, но ее очень жестоко избили. Вы не знаете, что за зверь это сделал?

– Знаю, – ответил Энгус. – И его тоже слегка побили.

– Она поправится? – спросила я.

– У нее сотрясение мозга, множественные контузии, ушиб селезенки и почки, и сломаны по крайней мере три ребра. Она лишилась верхних моляров слева, два премоляра качаются, но, возможно, еще схватятся.

– Надо вызвать скорою помощь, – сказала я. – Ей же наверняка нужно в больницу.

– В обычной ситуации я бы согласился, – ответил доктор Маклин. – Но с учетом обстоятельств, если здесь за ней можно организовать уход, я счел бы, что так будет лучше.

– Что за обстоятельства? – спросил Энгус.

– Ближайшая больница в Инвернессе, – пояснил доктор. – Там остро не хватает топлива, к тому же сейчас там вспышка респираторной инфекции. Застой в легких – последнее, что нужно бедной девушке, при ее-то сломанных ребрах, так что я настоятельно рекомендовал бы не подвергать ее риску. Но если вы оставите ее здесь, за ней нужно будет очень пристально наблюдать.

– Что нам делать? – спросила я.

Повисло молчание, и я поняла, что все на меня смотрят. Я повернулась к Энгусу:

– Я знаю, вы днем заняты в другом месте, но мы с Анной вдвоем должны справиться. Может быть, Рона сможет на какое-то время вернуться.

– Мэдди, – медленно произнес Хэнк. – Ты точно понимаешь, о чем говоришь?

– Я прекрасно понимаю, о чем говорю… Энгус?

Я впервые обратилась к нему по имени при людях. Он твердо взглянул мне в глаза.

– Мэдди… – повторил Хэнк.

– Пожалуйста, – сказала я Энгусу. – Доктор говорит, что ей будет лучше здесь, а я сделаю все, что смогу. Обещаю.

Энгус повернулся к доктору Маклину и кивнул.

– Она остается.

Пока доктор давал распоряжения относительно ухода за Мэг, Хэнк сидел тихо.

Нам нужно было следить, не появятся ли признаки шока: бледность, падение температуры, слабый или учащенный пульс. Если это случится, необходимо немедленно вызвать врачей, потому что это означало бы, что у Мэг внутреннее кровотечение. Еще, из-за сотрясения, нам нужно было будить ее раз в час ближайшие двенадцать часов – и проверять, не мутится ли у нее разум.

– В обычных обстоятельствах я бы велел вам сравнивать ее зрачки, но, боюсь, это невозможно из-за отека. Тем не менее каждый раз, когда вы будете ее будить, она должна будет пять-шесть раз глубоко вдохнуть, чтобы не развилась пневмония. Если у нее получится покашлять, тем лучше. Она не захочет, но это не критично. Обезболивающее я оставил на комоде. С вашим боевым опытом, полагаю, вас не затруднит его дать?

– Не затруднит, – мрачно ответил Энгус.

– Хорошо. Что ж, если больше вопросов нет, я пойду.

Он взял саквояж и направился к двери. Энгус пошел его проводить.

– А животное, которое за это в ответе… вы сказали, с ним разобрались?

– Пока да, – сказал Энгус. – Но если вас вдруг сегодня ночью вызовут в лагерь к лесорубам, могу я вам посоветовать не спешить, а то и не туда свернуть?

– Конечно, – ответил доктор. – С этим затемнением так трудно отыскать дорогу. Можно даже сказать, невозможно – в такую-то ночь. Я полагаю, завтра вы посетите командира?

– Это да, – ответил Энгус. – А могу и самого бойца посетить.

Доктор кивнул:

– С учетом обстоятельств не вижу ни единой причины пытаться вас отговаривать. Доброй ночи, капитан Грант.

Хэнк вскинул глаза, а у меня заколотилось сердце.

Я была права. Это был он – он был Энгусом с надгробия.