18. Флисс

Нет. Не-ет!.. Не может быть! Это просто бред. Бессмыслица. Чушь собачья!

«Бен и я оч. хор. понимаем друг друга. Он считает – это Судьба, и я с ним согласна. Еще мы строили планы на будущее, и оказывается, он мечтает о том же, что и я. Возможно, мы, в конце концов переедем жить во Францию на ферму…»

Я быстро нажимаю на клавиши, чтобы просмотреть следующие эсэмэски, но моя тревога только растет.

«…замечательное место, огороженное ширмами прямо на берегу. Правда, нам опять не удалось совершить задуманное, но это неважно…»

«…Мы не прикасались друг к другу – то есть физически не прикасались, но я все равно его ЧУВСТВОВАЛА. Это значит, что между нами существует глубокая душевная связь…»

«…Еще никогда я не чувствовала себя такой счастливой!..»

Так, интересно. Они так и не трахнулись, но Лотти «еще никогда не чувствовала себя такой счастливой»! Что же получается – я так старалась их развести, но вышло наоборот, они только еще больше сблизились? Молодец, Флисс. Отличная работа.

– Все в порядке? – озабоченно спрашивает Лоркан. Должно быть, он увидел, какое у меня лицо.

– Все отлично, – довольно злобно откликаюсь я, яростно листая переплетенное в дерматин коктейльное меню. С тех пор как мы приземлились в Софии, я пребываю не в самом лучшем настроении, а теперь еще и это… Все мои усилия не просто пошли прахом – они дали совершенно обратный результат, к тому же я зверски устала, а в мини-баре гостиничного номера не оказалось тоника. Пришлось подняться в бар на крыше, где я сразу оказалась посреди толпы болгарских проституток.

О’кей, быть может, не все эти женщины – проститутки, думаю я, еще раз обводя взглядом интерьер бара. Быть может, некоторые из этих женщин – гламурные болгарские супермодели или преуспевающие бизнесменши. Свет в баре, как и полагается, не слишком яркий, однако его хватает, чтобы рассмотреть в полутьме россыпи сверкающих бриллиантов, блеск подозрительно белых зубов и бликующие стразы на пряжках дамских сумочек от Луи Вуиттона. Похоже, этот отель – довольно модное местечко, даже несмотря на свои четыре звезды. К счастью, мое имя здесь неплохо знают – мне даже не пришлось просить, чтобы меня перевели из предоставленного авиакомпанией номера в один из люксов. В результате я оказалась в роскошном номере с двумя спальнями, гостиной с телеэкраном во всю стену и отделанной в стиле ар-деко ванной комнатой. Быть может, несколько позднее я даже похвастаюсь перед Лорканом тем, как я устроилась, но пока…

При мысли о Лоркане я чувствую, как внутри у меня что-то сжимается в предвкушении, хотя спроси у меня кто, каковы наши отношения, и я бы затруднилась ответить. Впрочем, сдается, что после пары коктейлей я это очень скоро выясню…

Бар на крыше тоже выглядит довольно роскошно или, лучше сказать, стильно. Особенный шик придают ему высокие – от пола до потолка – зеркальные окна и узкий, изогнутый змейкой плавательный бассейн, выложенный черной плиткой. Впрочем, проститутки, модели и бизнесменши высокомерно им пренебрегают, чего не скажешь о Ное, который сразу же начинает подскакивать на месте и требовать, чтобы ему разрешили искупаться.

– Твой купальный костюм остался в чемодане, – в пятый раз говорю я ему, но Ной не сдается.

– Пусть поплавает в трусиках, – встает на его сторону Лоркан. – Что тут такого?

– Да! – вопит Ной, которому эта идея приходится по вкусу. – В трусиках, в трусиках!

Он продолжает возбужденно подпрыгивать, и я сдаюсь. Быть может, купание поможет ему немного успокоиться после перелета.

– О’кей, – говорю я, – можешь купаться в трусах, только осторожнее, смотри, никого не забрызгай.

Ной начинает быстро раздеваться, разбрасывая свою одежду во все стороны.

– Присмотри, пожалуйста, за моим кошелечком, – говорит он со взрослой серьезностью и протягивает мне бумажник с эмблемой авиакомпании, который ему подарили в самолете. – Кстати, ты не забыла, что мне нужны кредитные карточки? Я буду хранить их в моем кошелечке.

– Ты еще слишком мал для кредитных карточек, – отвечаю я и, подняв с пола его штанишки, аккуратно укладываю их на обтянутую бархатом скамью.

– Вот тебе карточка, – неожиданно говорит Лоркан и протягивает ему карточку постоянного клиента «Старбакса». – Срок действия закончился, – объясняет он мне.

– Ух, ты! Здорово! – восклицает Ной и запихивает карточку в специальное отделение бумажника. – Я хочу, чтобы мой кошелечек был битком набит всякими карточками, как у папы!

Я как раз собираюсь отпустить едкое замечание по поводу набитого всякой дрянью бумажника Дэниела, но бросаю взгляд на Лоркана и сдерживаюсь. Не стоит демонстрировать озлобленность и обиду, вспоминаю я наставления своего адвоката. Придется и дальше разыгрывать из себя фею добра и света.

– Папе приходится много трудиться, чтобы заработать побольше денег, – говорю я с фальшивой улыбкой. – Мы должны гордиться им, Ной.

Но сын меня уже не слышит. С пронзительным «Джеронимо!!!!» он со всех ног несется к бассейну и солдатиком прыгает в воду. Брызги, естественно, летят во все стороны и попадают на стоящую чересчур близко к краю бассейна блондинку в мини-платье. Блондинка с негодованием отшатывается, стряхивая с ног капли.

– Прошу прощения! – дружелюбно кричу я ей. – Впредь будьте осторожнее, не стойте у воды, иначе вас непременно кто-нибудь обрызгает.

Ной тем временем плывет кролем (как он его себе представляет). Брызгается он ужасно, поэтому и посетители, и официанты недовольно на него косятся.

– Готов спорить на что угодно: Ной – первый человек, который когда-либо купался в этом бассейне, – с усмешкой замечает Лоркан.

Пока мы наблюдаем за Ноем, в бар заходят Ричард и еще несколько человек, которые летели с нами на Иконос. Выглядит Ричард не лучшим образом – он побледнел, осунулся, щеки ввалились, и мне становится его жалко.

– А-а, вы здесь, – говорит он и тяжело опускается на скамью. – От Лотти есть что-нибудь?

– Да. И хорошая новость заключается в том, что их брак все еще может быть аннулирован без всяких проблем, – говорю я, чтобы немного его подбодрить.

– Ка-ак?! – удивляется Лоркан, со стуком опуская свой бокал на столешницу. – Они до сих пор не… Да что с ними такое?!

– У Лотти был приступ аллергии, – я с беззаботным видом пожимаю плечами. – Какой-то бестолковый массажист использовал арахисовое масло или что-то в этом роде, и Лотти вся распухла.

– Арахисовое масло? – Ричард в тревоге вскидывает на меня глаза. – Надеюсь, все обошлось? Она хотя бы показалась врачу?

– Думаю, с ней все в порядке, не волнуйся, – говорю я, но Ричард не успокаивается.

– Аллергические реакции могут быть очень опасны, – говорит он. – И Лотти отлично это знает. Почему она не предупредила персонал, что ей нельзя употреблять арахисовое масло ни в каком виде?

– Не знаю, – уклончиво отвечаю я. – А что это у тебя? – добавляю я, спеша переменить тему и показываю на листок бумаги, который Ричард держит в руках.

– Ничего, – так же уклончиво отвечает он и пытается спрятать бумагу за спиной. – Так… ничего особенного.

– А все-таки? – к нам вприпрыжку подбегает Ной, закутанный в шикарное черное полотенце, и я опускаю руки ему на плечи.

– Вообще-то… – Ричард свирепо смотрит сначала на меня, потом на Лоркана – мол, только попробуйте засмеяться. – Я начал сочинять для Лотти поэму. На французском.

– Ну и молодец, – говорю я и одобрительно киваю. – А можно посмотреть?

– Я, собственно, еще не закончил. – Ричард нехотя протягивает мне свое творение.

– «Je t’aime, Lottie, Plus qu’un zloty»… – читаю я и растерянно смотрю на Ричарда, не зная, что сказать. – Что ж, начало неплохое…

– «Я люблю тебя, Лотти, люблю больше чем зло́тые», – переводит Лоркан. – Ты это серьезно?

– К «Лотти» очень трудно подобрать рифму, – обиженно говорит Ричард. – Сам попробуй.

– Бегемотти, – тут же предлагает Ной. – Это же так просто, дядя Ричард!.. Я люблю тебя, Лотти, ты моя бегемотти… Или – обормотти.

– Спасибо, Ной, – ворчит Ричард. – Неплохо, но… Лучше я все-таки подумаю еще немного.

– Нет, правда, у тебя получились очень хорошие стихи, – поспешно говорю я. – И вообще, главное – намерение…

Ричард одной рукой выхватывает у меня свое творение, а другой тянется к барному меню. На титульном листе крупным шрифтом напечатано «Изысканные болгарские блюда», внутри на отдельных листках помещены списки легких блюд и закусок.

– Это ты правильно придумал – нам всем не помешает немного подкрепиться, – говорю я. – А там, глядишь, и рифма подходящая найдется!

Ричард быстро пробегает глазами меню, потом знаком подзывает официантку.

– Что будете заказывать, сэр? – спрашивает она с улыбкой.

– У меня к вам несколько вопросов относительно «изысканных болгарских блюд», – говорит Ричард, строго глядя на девушку снизу вверх. – Вот у вас тут значится «Салат Триколор». Разве это болгарское блюдо?

– Сейчас узнаю, сэр, – улыбка официантки становится еще шире.

– А «Шаурма из курицы» – разве это национальная болгарская еда?

– Я уточню, сэр. – Официантка что-то быстро черкает в своем блокнотике.

– Ричард! – я незаметно пинаю его в лодыжку. – Перестань.

– А вот еще – клубный сэндвич. Это что, тоже традиционное блюдо местной кухни?

– Но, сэр…

– «Картофель фри фигурный»… В какой части страны его выращивают?

Официантка перестает писать и озадаченно глядит на него.

– Перестань, пожалуйста! – шепчу я ему и улыбаюсь официантке. – Извините, пожалуйста, нам нужно еще немного посовещаться.

– Я же просто спросил! – возмущается Ричард, когда официантка уходит. – Хотел прояснить ситуацию. Есть у меня право знать, что́ я ем?

– То, что ты не можешь писать стихи по-французски, вовсе не повод вымещать свою досаду на ни в чем не повинной официантке, – строго говорю я. – Что касается болгарских блюд, вот, пожалуйста, – «сырная тарелка».

Я указываю ему на соответствующую строчку в меню.

– Это интернациональное блюдо, – хмуро возражает Ричард.

– Но сыр-то все равно болгарский!

– Ты, конечно, лучше всех все знаешь. – Он еще некоторое время разглядывает список блюд, потом захлопывает меню. – Пойду-ка я лучше спать.

– Ты так и не поешь?

– Если проголодаюсь, закажу что-нибудь в коридорной службе. До завтра.

– Спокойной ночи! – кричу я ему вслед, и Ричард, полуобернувшись, мрачно кивает.

– Бедный парень, – говорит Лоркан, как только Ричард скрывается из вида. – Он действительно ее любит!

– Думаю, да.

– Только человек, влюбленный настолько, что его умственные способности оказываются временно парализованными, способен написать подобное стихотворение, да еще по-французски…

– «Больше, чем зло́тые…» – цитирую я с улыбкой.

– «Ты моя бегемотти» звучит гораздо лучше. По крайней мере, рифма не хромает. – Лоркан слегка приподнимает брови. – Знаешь, Ной, быть может, со временем из тебя выйдет знаменитый поэт!

Ной кивает. Через минуту он снова бросается в бассейн, а мы молча наблюдаем за тем, как он шумно барахтается в воде.

– Славный мальчуган, – замечает Лоркан. – Развитый. Уравновешенный.

– Спасибо. – Мне приятно слышать эти слова, и я улыбаюсь. – Ной действительно умница, но… насколько он уравновешен? Разве уравновешенные дети рассказывают каждому встречному, что им якобы сделали пересадку сердца?..

– Не знаю. Мне он кажется вполне счастливым ребенком, – Лоркан отправляет в рот гость орешков. – Кстати, как у вас с правом опеки? Вы с бывшим мужем сумели договориться или?..

При слове «опека» я мгновенно напрягаюсь: в кровь вбрасывается адреналин, сердце начинает биться в учащенном ритме, как у солдата перед сражением, а руки сами собой тянутся к флеш-карте на шее. В голове один за другим всплывают варианты давно заготовленных речей – продолжительных, напичканных неопровержимыми аргументами и напоенных ядом убийственного сарказма. Кроме того, мне хочется что-нибудь сломать…

– Кое-кому из моих друзей пришлось судиться за право опеки над собственными детьми, – говорит Лоркан. – И должен сказать, это было очень нелегко.

– Да, – я стараюсь сохранить душевное равновесие. – Так часто бывает. Наверное.

Нелегко? Я могла бы кое-что порассказать о том, что такое «нелегко» на самом деле, но у меня в ушах снова начинает звучать голос Барнаби: «Говори, что хочешь, только не позволяй себе озлобляться».

– Но у тебя было не так? – уточняет Лоркан.

– Не так.

Эти слова даются мне с невероятным трудом, но я все же ухитряюсь их произнести, да еще и улыбнуться, чтобы замаскировать собственную ложь.

– У нас было не так. Мы договорились обо всем практически сразу. Были кое-какие нюансы, но их тоже удалось достаточно быстро урегулировать, – добавляю я для пущего правдоподобия. – В общем, все прошло достаточно быстро.

– Тебе повезло.

– Очень повезло.

– То есть ты и твой бывший… У вас нормальные отношения?

– Вот такие! – Я показываю ему оттопыренный большой палец.

– Невероятно! – говорит Лоркан с искренним восхищением и, кажется, даже с завистью. – А ты… ты уверена, что правильно поступила, когда с ним развелась?

– Я просто очень рада, что он нашел свое счастье с другой женщиной. – Я улыбаюсь во весь рот, хотя моя способность лгать начинает пугать меня самое. В моих словах нет ни слова правды, но, возможно, именно это и облегчает мою задачу, делая все происходящее похожим на игру или на театральную постановку.

– И ты ладишь с его новой… спутницей жизни?

– Еще как! Она отличная девчонка, я ее просто обожаю.

– А Ной?

– Мы все – как одна большая, дружная и счастливая семья.

Лоркан пристально глядит на меня.

– Хочешь еще выпить? – спрашивает он.

– Нет, не хочу. – До меня вдруг доходит, что Лоркан даже не подозревает о роли, которую я блестяще играю у него на глазах. – То есть – да, хочу, – быстро поправляюсь я.

Пока он подзывает официанта, я съедаю пару орешков и пытаюсь придумать еще какую-нибудь убедительную ложь о своем разводе. Но пока я мысленно перебираю варианты («Мы вместе играем в теннис!», «Дэниел хочет назвать своего будущего ребенка в мою честь!»), перед глазами у меня встают совсем другие картины, а пальцы все активнее теребят висящую на шее флеш-карту. Спектакль, который я разыгрываю, почему-то перестает мне нравиться, да и Добрая фея внутри меня уже исчерпала последние аргументы и окончательно стушевалась. Зато у Злой феи, которая приходит на ее место, явно есть что сказать.

– Похоже, твой бывший муж – отличный парень, – говорит Лоркан, отдав официантке последние указания. – Такие отношения, как у вас, большая редкость.

– Да, – цежу я сквозь стиснутые зубы, – Дэниел – очень хороший человек.

– Не сомневаюсь.

– Он очень заботливый и внимательный, – добавляю я, сжимая кулаки. – Добрый. И умный. В нем нет ни капли эгоизма. Дэниел всегда думает о том, как будет лучше для других. Ради нас с Ноем он даже готов жертвовать своими интересами. А еще он… – Я замолкаю, потому что мне просто не хватает воздуха. Я задыхаюсь, в ушах шумит, а перед глазами вспыхивают яркие огни. Нет, хвалить Дэниела перед посторонними просто вредно для моего здоровья. Я больше не могу!..

– А еще он… он… он… – Я хватаю воздух широко открытым ртом, как человек, который собрался чихнуть. – А еще он сволочь! – выпаливаю я.

Должно быть, я сказала это слишком громко. Во всяком случае, несколько мужчин за соседним столиком с любопытством косятся в мою сторону.

Лоркан некоторое время озадаченно молчит, потом все-таки решается:

– Я что-то не понял, он хороший человек или?.. – Он видит выражение моего лица. – Ага, понятно.

– Ничего тебе не понятно! – огрызаюсь я. – Просто… просто Дэниел эгоист до мозга костей и думает только о себе. Он из тех мужчин, развод с которыми превращается в кошмар наяву! Вот тебе вся правда, и можешь считать меня озлобленной стервой, – заканчиваю я, чувствуя невероятное облегчение от того, что я произнесла все это вслух. Потом мне в голову приходит кое-что еще.

– Постой-ка!.. – говорю я. – Ты же спал со мной и должен знать, какая я стерва!

Лоркан просто обязан был это понять: все время, что мы провели вдвоем, я была очень напряжена и постоянно бранилась.

– Да, – кивает Лоркан. – Что-то такое я действительно подумал.

– А скажи, разве я не вопила: «Вот тебе, Дэниел, подавись!», когда кончала? – не удерживаюсь я, но тут же поднимаю руку в примирительном жесте: – Извини, я просто неудачно пошутила.

– Можешь не извиняться, – невозмутимо отвечает Лоркан. – Потому что единственный способ пережить развод – это шутить. Удачно, неудачно – неважно. «Скажите, что вы будете делать, если вам будет не хватать вашей бывшей жены? Буду хватать какую-нибудь другую женщину».

– «Почему развод так дорого обходится? Потому что дело того сто́ит», – я отвечаю прибауткой, которую, кстати, впервые услышала от Барнаби.

– «Почему разведенные мужчины снова женятся? Потому что у них короткая память».

Он ждет, чтобы я рассмеялась, но я неожиданно задумываюсь. Прилив адреналина пошел на спад, и я невольно возвращаюсь к привычным, не раз передуманным мыслям.

– Дело в том, что… – Я с силой тру переносицу. – Говорят, развод надо пережить, но я не могу сказать этого о себе. Ведь «пережить» – означает остаться таким же, как раньше. Разве не так?

– Какой же ты стала после развода? – спрашивает он мягко.

– Не знаю, – отвечаю я после долгой паузы. – Я… Просто я чувствую себя так, будто у меня внутри ожог третьей степени, но этого, естественно, никто не видит.

Лоркан страдальчески морщится, но ничего не говорит. Я уже заметила: он – из тех редких мужчин, которые умеют слушать и умеют ждать.

– Одно время мне даже казалось, что я схожу с ума, – продолжаю я, пристально глядя в свой бокал. – Неужели, думала я, Дэниел и в самом деле видит мир именно таким образом? Как он может на самом деле произносить все эти ужасные слова, и как окружающие могут ему верить? Но самое страшное, это ощущение полного одиночества и бессилия. Кажется, будто ты осталась совершенно одна в эпицентре взрыва, а все люди лишь наблюдают со стороны, как тебя выворачивает наизнанку и разрывает на куски. Им ничего не делается, и только ты страдаешь.

– Да, да, именно так! – Лоркан яростно кивает. – Ты страдаешь, а окружающие с любопытством следят за твоими мучениями, да еще уговаривают: мол, постарайся не думать о том, что происходит. Ну, скажи, как не ненавидеть этих равнодушных ублюдков?

– Мне это знакомо, – подхватываю я. – Но еще хуже, когда тебе советуют искать в случившемся «положительные моменты». Типа, пусть ты потеряла семью, но ведь ты жива и здорова – ты не погибла и не стала калекой в результате какого-нибудь стихийного бедствия или аварии на производстве.

Лоркан смеется:

– Да мы с тобой, похоже, говорим об одних и тех же людях!

– Я хочу только одного: чтобы Дэниел исчез из моей жизни бесследно и навсегда! – устало выдыхаю я, на мгновение пряча лицо в ладонях. – Как жаль, что современная наука еще не знает методов безболезненного удаления воспоминаний о бывшем муже.

Лоркан одобрительно кивает, и я залпом допиваю все, что остается в моем бокале.

– А у тебя как все прошло?

– Крайне неприятно. Почти так же, как у тебя. Правда, мы долго не могли разобраться с дележом имущества, зато у нас, по счастью, не было детей. Это сделало всю процедуру намного проще.

– Да, тебе повезло, что у тебя не было детей, – говорю я.

– Это как сказать…

– Повезло, повезло! – не уступаю я. – Когда добиваешься права опеки над собственным ребенком и при этом оспариваешь это право у его отца…

– Нет, мне не повезло! – В голосе Лоркана звучат горькие нотки, каких я у него никогда прежде не слышала, и я внезапно вспоминаю, что ничего толком о нем не знаю. – Мы не могли иметь детей, – добавляет он после коротенькой паузы. – Из-за меня. И, надо сказать честно, это и послужило основной причиной нашего развода. Может быть, даже – единственной причиной, – он делает большой глоток виски.

Я настолько потрясена, что даже не сразу нахожу, что́ сказать. Лоркан не посвятил меня в подробности, но за его скупыми словами стоит такая трагедия, что мне становится неловко. Кому из нас больше пристало ныть и жаловаться? У меня, по крайней мере, есть Ной, а у него?..

– Извини, – бормочу я. – Мне очень жаль…

– Мне тоже, – он улыбается явно через силу, но по-доброму, и я понимаю: он угадал, что́ я чувствую. – Хотя, как я уже сказал, это могло серьезно осложнить всю ситуацию.

– Я… я не думала… – начинаю я.

– Не переживай. – Он поднимает ладонь. – Все нормально.

Мне знаком этот тон. Я и сама нередко к нему прибегаю. Ничего нормального тут нет, просто так сложилось – вот, что означают его слова.

И снова мы довольно долго молчим. В моей голове роятся самые разные мысли, но я не осмеливаюсь произнести их вслух. Для этого я недостаточно хорошо его знаю и боюсь ненароком сделать ему больно.

В конце концов я решаю вернуться к исхоженной теме Бена и Лотти.

– Понимаешь… – Я набираю в грудь побольше воздуха. – Я хотела бы избавить сестру от того кошмара, через который довелось пройти мне и тебе. Вот и все, никаких других мотивов у меня нет. Именно поэтому я сейчас здесь.

– У меня только одно «но», – возражает Лоркан, и я вижу, как слегка приподнимаются уголки его губ. Я знаю, что́ это означает: он хочет произнести какие-то легкие слова, быть может, даже пошутить, чтобы слегка разрядить атмосферу, сделать ее чуть менее гнетущей. – Ты ничего не знаешь о Бене. Ты даже ни разу его не видела! Почему ты так уверена, что их обязательно ждет развод?

– Я не видела Бена, зато я знаю свою сестру, – тотчас возражаю я. – Ты просто не в курсе, но с Лотти уже не раз такое бывало. Каждый раз, когда она расстается с бойфрендом, ее так и тянет совершить какую-нибудь… какое-нибудь безрассудство, о котором она впоследствии горько жалеет. Неудачный Выбор – вот как я обычно называю эти ее поступки, хотя порой, не скрою, меня так и тянет выразиться покрепче.

– Неудачный Выбор?.. – медленно повторяет Лоркан, словно пробуя эти слова на вкус. – А что, мне нравится… – Он слегка приподнимает бровь. – Значит, Бена ты считаешь ее Неудачным Выбором?

– А ты разве думаешь иначе? – бросаюсь я в атаку. – Нет, скажи честно – считаешь? Пожениться через пять минут после того, как они фактически заново познакомились – это что, разумно? А их решение перебраться во Францию и купить ферму?..

– Ферму? – перебивает меня Лоркан. – Это что еще за новости? Кто это придумал?

– Лотти, кто же еще. У нее голова просто набита разными фантастическими идеями. Они будут жить во французской провинции, разводить коз и цыплят, а мы будем навещать их раз в году и есть багет с козьим сыром и куриные рулеты…

– Коз?.. Цыплят?.. – недоуменно переспрашивает Лоркан. – Ты уверена? Вряд ли Бен на это согласится. На него это совершенно не похоже!

– Да, я уверена. К сожалению, подобный романтический бред вполне в духе моей сестрицы. Она обожает строить воздушные замки, но кончится это вполне реальным разводом, переживаниями, озлобленностью… как у меня, в общем, – я слишком поздно замечаю, что снова говорю во весь голос, привлекая к себе всеобщее внимание. – Как у меня, – повторяю я гораздо тише. – И это будет катастрофа.

– Ну, быть может, все не так плохо, – говорит Лоркан, но я знаю – он просто хочет быть вежливым.

– Не надо меня утешать! – говорю я резко. – И потом, откуда ты знаешь, как все будет? Может быть, все кончится еще хуже. Если у Лотти будет ребенок от Бена, тогда… Я люблю свою сестру, и не хочу, чтобы ей, как мне, пришлось пройти через ад развода. Думаю, ты на моем месте чувствовал бы то же самое и сделал бы все, чтобы предотвратить подобный вариант.

– То есть ты собираешься поговорить с сестрой и убедить ее немедленно аннулировать брак с Беном, чтобы выйти замуж за Ричарда? Для этого ты летишь на Иконос? И ты думаешь, она тебя послушает?

Я отрицательно трясу головой:

– Нет, конечно. Ричард – отличный парень и, на мой взгляд, прекрасно подходит для Лотти, но на Иконосе я не собираюсь выступать на его стороне. У Ричарда своя цель, а у меня своя, и заключается она в том, чтобы не дать Лотти самой исковеркать себе жизнь.

– В этом смысле тебе очень повезло, что их медовый месяц с самого начала превратился в сущий кошмар, – с делано невинным видом замечает Лоркан, и я мгновенно настораживаюсь. Неужели он что-то почувствовал? О чем-то догадался? Не рассказать ли ему о моих секретных операциях, думаю я, но потом решаю промолчать. Черт его знает, как он ко всему этому отнесется?!

– Да, – говорю я как можно небрежнее. – Повезло.

Оставляя на сером ковролине мокрые, темные следы, к нам снова подходит Ной. Он взбирается ко мне на колени, и я тотчас начинаю чувствовать себя намного лучше. От моего сына как будто исходит аура надежды, и каждый раз, стоит мне только к нему прикоснуться, ее частичка передается и мне.

– Эй, сюда! – внезапно кричит мальчуган и машет кому-то рукой. – Я здесь!

– А вот и я, малыш! – К нашему столику подходит официантка, на подносе она несет большой сандей – праздничный пломбир с фруктами, вареньем, орехами и сиропом. – Это для нашего храброго маленького солдата, – говорит она, ставя поднос на стол. – Вы, должно быть, очень гордитесь сыном, правда? Я бы на вашем месте тоже гордилась.

О господи!.. Опять! Я машинально улыбаюсь, стараясь скрыть свое замешательство. К чему все это может привести, я понятия не имею. Ясно только, что добром дело вряд ли закончится. Интересно, какую выдумку Ной пустил в ход на этот раз? Опять пересадка сердца? Или костного мозга? А может, речь шла о суррогатной сестренке?

– Тренироваться три раза в день, на это не каждый способен! – говорит официантка и гладит Ноя по голове. – Как не восхищаться подобной целеустремленностью, да еще в столь раннем возрасте! Ваш сын рассказывал мне о своих спортивных занятиях, – поясняет она. – Он сказал – вы рассчитываете попасть на Олимпиаду 2024 года. Это действительно так?

Улыбка застывает у меня на губах. На Олимпиаду? Три тренировки в день? О, нет, подобное нельзя оставлять без последствий. Мне придется Очень Серьезно Поговорить с Ноем, причем здесь и сейчас.

– Большое спасибо, вы очень любезны, – кое-как выдавливаю я. – Такой чудесный торт! Спасибо!

Официантка уходит, а я поворачиваюсь к Ною.

– Вот что, дорогой мой, – начинаю я, – это уже не шуточки, это серьезно. Ответь мне на один вопрос, Ной: ты ведь знаешь разницу между правдой и ложью?

– Конечно, знаю. – Мой сын уверенно кивает.

– И тебе известно, что люди не должны лгать друг другу?

– Не должны, если только этого не требует вежливость. Например, нужно всегда говорить: «Мне очень нравится твое новое платье» и всякие другие подобные вещи.

Этот урок Ной вынес из нашей предыдущей Очень Серьезной Беседы, которую мне пришлось провести с ним после того, как он абсолютно честно высказался по поводу умения своей крестной матери готовить.

– Правильно. Но в целом…

– И еще надо говорить: «Какой вкусный яблочный пирог!» – добавляет Ной. – А еще: «Я бы съел еще кусочек, но в меня больше не лезет».

– Ты совершенно прав, дорогой, – перебиваю я. – Но в большинстве случаев мы должны говорить только правду. Например, нельзя рассказывать, будто тебе сделали пересадку сердца, потому что это будет неправдой.

Говоря это, я пристально слежу за реакцией сына, но он совершенно спокоен.

– Тебе ведь не пересаживали донорское сердце, дорогой, не так ли? – спрашиваю я как можно мягче.

– Нет, – соглашается Ной.

– Но стюардессе в Хитроу ты сказал, что тебе сделали эту операцию. Почему ты так поступил?

Он ненадолго задумывается.

– Потому что людям нравится, когда им рассказывают что-нибудь интересное.

– Согласна, но… В общем, постарайся впредь рассказывать людям об интересных вещах и быть правдивым, хорошо? Я хочу, чтобы, начиная с этой минуты, ты говорил только правду, договорились?

– Договорились, мама. А теперь можно мне съесть мой сандей? – Он хватает ложку и с таким азартом атакует десерт, что орехи и шоколадная крошка разлетаются во все стороны.

– Отличная работа, Флисс, – вполголоса говорит Лоркан.

– Не знаю… – Я пожимаю плечами. – Просто не понимаю, что с ним творится. Почему он все это выдумывает?

– Просто у него развитое воображение, – теперь уже Лоркан пожимает плечами. – Я бы на твоем месте не особенно беспокоился, со временем это пройдет. К тому же ты прекрасная мать, – добавляет он таким сухим спокойным тоном, что в первое мгновение мне кажется, что я ослышалась.

– Ох… – как на это реагировать, я понятия не имею. – Спасибо.

– Насколько я успел заметить, ты и к Лотти относишься скорее как мать, а не как старшая сестра. Я прав?

Я киваю. Лоркан чертовски наблюдателен, и меня это немного нервирует.

– Наша родная мать не слишком за нас переживала. Мне часто приходилось брать часть ее работы на себя и присматривать за сестрой… особенно когда в силу тех или иных причин Лотти не могла сама о себе позаботиться.

– Или делала Неудачный Выбор…

– Или так… – Я внимательно смотрю на него. Неужели он догадался? – А как ты… относишься к тому, что́ я сейчас делаю?

– Что конкретно ты имеешь в виду?

– Да все… – Я слегка развожу руками. – Все это… Моя сестра вот-вот совершит самую серьезную в своей жизни ошибку, а я стараюсь ее от этого уберечь. Я правильно поступаю, или… или я просто дура набитая и ничего не понимаю в жизни?

Лоркан некоторое время задумчиво молчит.

– Ты очень внимательная и заботливая сестра, и ты верный друг, и я уважаю тебя за это. Но, с другой стороны ты, похоже, действительно свихнулась.

– Заткнись! – Я шутливо пихаю его в плечо.

– Ты спросила, я ответил. – Он толкает меня в ответ, и я чувствую как будто легкий удар тока. Одновременно я вспоминаю нашу ночь вдвоем. Картины, которые проносятся перед моим мысленным взором, настолько подробны и отчетливы, что я невольно краснею.

Судя по тому, как сжимаются губы Лоркана, он тоже вспомнил кое-какие из наших совместных упражнений.

Я продолжаю смотреть на него и чувствую, как по коже бегут приятные мурашки, а сердце начинает биться чаще. Вот Лоркан, вот я, мы вдвоем в отеле в чужой стране… Что произойдет дальше, совершенно очевидно. Кроме того, я считаю, что хороший секс – это божий дар, пренебрегать которым просто преступно. Такова моя теория, а кто не согласен, тот просто зануда и ханжа.

– У тебя большой номер? – Лоркан как будто читает мои мысли.

– В нем две спальни, – отвечаю я небрежно. – Одна для меня, другая – для Ноя.

– Ага…

– Места полно…

– Понимаю.

Теперь он глядит мне прямо в глаза. В его взгляде я вижу обещание и невольно вздрагиваю. Нет, мы, конечно, далеки от того, чтобы сорваться с места и бегом броситься в мой номер, на ходу срывая одежды друг с друга. Мы – люди цивилизованные и умеем контролировать свои желания, какими бы сильными они ни были. Кроме того, есть небольшая проблема: нужно что-то делать с Ноем.

– Может… поедим? – предлагаю я.

– Да! – Ной уже расправился со своим сливочным сандеем и немедленно вступает в разговор. – Я хочу большой гамбургер и картофельные чипсы.

Примерно за час мы втроем съедаем один клубный сэндвич, один большой гамбургер, порцию обычного картофеля фри, порцию сладкого картофеля фри, порцию обжаренных в тесте креветок, три шоколадных пирожных с орехами и целую корзинку хлеба. К концу ужина Ной уже практически спит за столом. Следует, однако, заметить, что этот час он потратил с большим толком. Ной не только съел все, что я для него заказала, но и успел несколько раз обежать бар, перезнакомиться со всеми болгарскими проститутками и получить в подарок несколько банок колы, с десяток пакетиков хрустящего картофеля и даже несколько мелких болгарских купюр и монеток, которые – к его огромному неудовольствию – я велю немедленно отдать назад.

Сейчас на эстраде играет небольшой оркестр. Свет, и без того неяркий, почти совсем погас, и я блаженствую, сидя в темноте и прислушиваясь к игре музыкантов. После трех бокалов вина я немного опьянела. Рука Лоркана то и дело касается моей, и я думаю о долгой, приятной ночи, которая ждет нас впереди. Потом я наклоняюсь к столу, чтобы взять с блюда последний ломтик сладкого картофеля, и вдруг замечаю на скамье рядом с Ноем его драгоценный «кошелечек», который битком набит чем-то весьма похожим на кредитные карточки. Откуда, черт побери, он их взял?

– Ной? – Я легонько толкаю сына, чтобы разбудить. – Что у тебя в бумажнике?

– Кредитные карточки, – сонно отвечает он. – Я их нашел.

– Ты нашел кредитные карточки?! – Я буквально холодею от ужаса. О господи, неужели Ной стащил у кого-то кредитки? Я хватаю кошелек и вытаскиваю оттуда… Нет, это не кредитные карточки. Это…

– Это ключи от номеров, – говорит Лоркан, когда я вытаскиваю из бумажника сразу семь пластиковых карт, но это еще не все. В бумажнике их по меньшей мере два десятка.

– Ной! – Я снова трясу сына. – Где ты это взял, дорогой?

– Я же сказал – я их нашел! – возмущается Ной. – Они валялись на столах и в других местах тоже, а мне нужны были кредитные карточки для моего кошелечка… – Он широко зевает, и я вижу, что глаза у него закрываются сами собой.

Я поворачиваюсь к Лоркану. Ключи я по-прежнему держу в руке, расположив их веером, словно игральные карты.

– Ну и что мне теперь делать? Я должна их вернуть!

– Выглядят они совершенно одинаково… – Лоркан качает головой и фыркает. – Могу только пожелать тебе удачи.

– Не смешно! – резко говорю я. – Ты не представляешь, что будет, когда все эти люди поймут, что не могут попасть в свои комнаты… Столпотворение. Катастрофа.

Я снова смотрю на электронные ключи и вдруг сама начинаю смеяться.

– Просто положи их на прежнее место, – советует Лоркан.

– Я же не знаю, где чей ключ! – Я оглядываюсь на посетителей, которые продолжают наслаждаться игрой оркестра. На меня пока никто не обращает внимания, никто не замечает, насколько я взволнована и растеряна.

– А выяснить это я могу только внизу, у портье, – добавляю я уныло.

– Вот что мы сделаем, – решительно говорит Лоркан. – Разложим их в произвольном порядке, как пасхальные яйца. Не бойся, никто не заметит, все слушают оркестр.

– Но как мы узнаем, где чей ключ? – повторяю я. – Они же совершенно одинаковые!

– А мы догадаемся. Используем наши экстрасенсорные способности, – Лоркан откровенно веселится. – Хочешь, я тебе помогу? Давай сюда половину.

И он принимается выгребать из бумажника оставшиеся ключи.

Потом мы оба медленно, осторожно встаем из-за стола. Свет в баре по-прежнему пригашен, оркестр продолжает играть, и на нас никто не обращает внимания. Я вижу, как Лоркан уверенно шагает к барной стойке, потом вдруг наклоняется в сторону и кладет один ключ на барный табурет.

– Прошу прощения, – доносится до меня его бас. – Кажется, я оступился.

Следуя его примеру, я подхожу к ближайшему столику и, притворившись, будто меня вдруг заинтересовал затейливый светильник на стене, роняю на него три карточки. Падая на зеркальную столешницу, они довольно громко стучат, но музыка почти полностью заглушает этот звук.

Лоркан тем временем движется вдоль главной стойки, ловко раскладывая карточки рядом с клиентами.

– Мне кажется, вы уронили… – говорит он, когда какая-то девушка удивленно поворачивается в его сторону.

– О, большое спасибо! – Она берет у него ключ и прячет в сумочку, а я вытираю со лба выступившую испарину. Мне и страшно, что мы можем попасться, и немного смешно – я уверена почти на сто процентов, что этот ключ не подойдет к электронному замку в ее номере. Да, все это напоминает розыгрыш, но розыгрыш довольно жестокий: примерно через час или полтора в отеле вдруг появится очень много рассерженных постояльцев.

Лоркан тем временем успевает добраться до са́мой сцены. Там за вип-столиком сидит какая-то очень красивая блондинка. Перегнувшись через ее плечо, Лоркан почти в открытую бросает карточку-ключ на столик перед самым ее носом и, перехватив мой взгляд, залихватски подмигивает, и мне снова хочется расхохотаться.

Избавившись от своих карточек, я возвращаюсь на наше место. Ной крепко спит, и я подзываю официантку. Подписав счет, я беру сына на руки и жду, пока вернется Лоркан.

– Если кто-то узнает, что́ я сделала, мое имя смешают с грязью, – говорю я. – Меня просто проклянут!

– В Болгарии живет всего семь с половиной миллионов человек, – говорит Лоркан. – И если все они тебя проклянут… Это будет примерно то же самое, как если бы тебя прокляли жители такого города, как… как Богота, к примеру.

– Ну, мне бы вообще не хотелось, чтобы меня проклинали, а кто и где – не так уж важно.

– Может быть, в Боготе ты уже известна как коварная похитительница ключей, – улыбается Лоркан. – Кстати, ты там была?

– Представь себе, была! – говорю я. – И никто меня не проклял.

– Просто в Боготе живут очень вежливые люди.

Этот разговор выглядит настолько нелепым, что я невольно улыбаюсь.

– Пойдем скорее, пока на нас не налетели разозленные владельцы ключей.

Когда мы выходим из бара, Лоркан неожиданно протягивает ко мне руки.

– Давай я его понесу. Он, по-моему, довольно тяжел.

– Не беспокойся, – машинально отвечаю я. – Я привыкла.

– Но это не значит, что он легкий.

– Ну… ладно.

Я чувствую себя немного странно, передавая Ноя Лоркану; все-таки мы с ним едва знакомы, однако, если говорить откровенно, я рада, что он предложил свою помощь. Ной и вправду весит порядочно, к тому же у меня в последнее время слегка побаливает растянутое на теннисе плечо.

Мы поднимаемся на лифте в мой номер, и Лоркан сразу укладывает Ноя в постель. Мальчик спит так крепко, что даже не шевелится, когда я стаскиваю с него ботинки. Остальную одежду я, впрочем, трогать не решаюсь. Почистить зубы и переодеться в пижаму он может и завтра, а сегодня пусть спит так…

Потом я выключаю свет и иду к дверям спальни. Несколько мгновений мы с Лорканом стоим на пороге, словно двое счастливых родителей, но вот дверь плотно закрыта, и мы поворачиваемся друг к другу.

– Итак… – говорит Лоркан, и я снова чувствую, что, несмотря на усталость от длинного перелета и раздражение от того, что мы так и не добрались до цели, во мне снова нарастает сладостное желание. Я даже ощущаю, как вибрируют в предвкушении все мои мускулы – точь-в-точь как у спортсмена перед стартом. «Похоже, в области секса мне везет куда больше, чем Лотти», – невольно думаю я, и сразу же ощущаю укол совести, впрочем – совсем легкий укол. Пока все складывается удачно. Что касается медового месяца, то он у нее еще будет – не сейчас, так потом, не с Беном, так с кем-нибудь еще.

– Как насчет пропустить по стаканчику? – предлагаю я. Мне не столько хочется выпить, сколько продлить приятные минуты. Мой люкс представляет собой идеальное место для секс-фестиваля – особенно хороши слегка тонированные зеркала, мягкие ковры и создающий ощущение уюта камин, за решеткой которого мерцает и колышется фальшивое пламя. Мебель здесь тоже очень удобная и мягкая (я уже присмотрела диван и пару кресел, которые сгодятся для наших целей). Не хватает только сверчка. Впрочем, если гостиничная индустрия и дошла до фальшивых (а кое-где и настоящих) каминов, то электронные сверчки в моду пока не вошли.

Я наливаю Лоркану виски и сажусь со своим бокалом вина в роскошное кресло у камина. Кресло действительно шикарное – настоящий шедевр, а вовсе не прозаический, чисто функциональный предмет обстановки, предназначенный для того, чтобы сидеть. Оно обито темно-красным бархатом, мягкие подлокотники изогнуты в виде широких валиков, сиденье в меру глубокое, а спинка может похвастаться весьма эротичным изгибом как раз в районе моей поясницы. Откидываясь на эту спинку, я слегка опираюсь на один из подлокотников и закидываю ногу на ногу, чтобы подол платья приподнялся повыше. Надеюсь, в этой позе я представляю собой весьма лакомый кусочек, на который Лоркан не сможет не отреагировать должным образом. Сама я, впрочем, с каждой минутой возбуждаюсь все сильнее, однако торопить события мне не хочется. Сначала можно немного поговорить – или просто посидеть молча, глядя друг на друга с неутоленной страстью во взоре (а что, тоже неплохо и даже романтично!).

– Интересно, что поделывают Бен и твоя сестра… – Лоркан первым нарушает молчание. – Надеюсь, они не… – Он многозначительно поводит плечами.

– Нет, – твердо отвечаю я.

– Бедняги! – Он вздыхает, похоже – совершенно искренне. – Что бы ты ни думала, подобного невезения и врагу не пожелаешь.

– Наверное, – говорю я как можно индифферентнее.

– Оказаться без секса в медовый месяц!.. – продолжает Лоркан.

– Да, уж… Действительно, ужасно.

– А как они этого ждали! – Он слегка морщится, вспоминая. – Как хотели! Можно было подумать – они готовы трахаться где угодно, даже в общественном туалете, лишь бы это поскорее произошло!

– Они и пытались трахаться в туалете, – говорю я. – Но ничего не вышло – их застукали.

– Да не может быть! – Лоркан удивленно глядит на меня. – Ты это серьезно?

– Серьезно. В Хитроу, в туалете зала ожидания…

Лоркан запрокидывает голову и начинает хохотать.

– Вот это да! – басит он. – Бену я это еще припомню – грех не пошутить над подобным приключением! А твоя сестрица, значит, действительно тебе все рассказывает? Включая подробности своей сексуальной жизни?

– Мы довольно близки, – говорю я скромно.

– Бедная, бедная Лотти! Такой облом!.. А она-то небось думала, что ее медовый месяц начнется еще на английской земле – пусть это и будет общественный туалет в Хитроу!

Я отвечаю не сразу. Вино, которое я себе налила, намного крепче того, что я пила в баре. Я сделала всего пару глотков, но оно уже ударило мне в голову. Во всяком случае, мои мысли начинают путаться, внимание ослабевает, и я начинаю ощущать не вполне свойственную мне тягу к непродуманным поступкам. Лоркан продолжает талдычить о «невезении», но он ошибается. «Везение» или «невезение» здесь совершенно ни при чем. Брак Бена и Лотти до сих пор не вступил в законную силу благодаря мне, моему уму и влиянию! И внезапно мне ужасно хочется похвастаться перед ним своим гениальным планом. В глубине души я по-прежнему понимаю, что это будет не самый разумный шаг, но тщеславие, обильно сдобренное вином, берет верх, и я говорю:

– Везение, дорогой мой Лоркан, здесь совершенно ни при чем!..

Я нарочно недоговариваю, прекрасно зная, что Лоркан заинтересуется подробностями и начнет меня расспрашивать (а я буду этак нехотя, снисходительно объяснять ему, в чем тут суть), и он, конечно, не обманывает моих ожиданий.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает он.

– Я хочу сказать: Бен и Лотти вовсе не случайно до сих пор не сделали того, ради чего они заключили этот дурацкий брак, – важно говорю я. – Я об этом позаботилась. Я все продумала и спланировала… и организовала. Они-то, конечно, ничего не подозревают, но это я сделала все, чтобы моя сестра получила возможность как следует подумать и исправить совершенную ошибку.

С этими словами я величественно откидываюсь на спинку своего роскошного бархатного кресла – ни дать ни взять всемогущая владычица, которая с помощью одной лишь силы воли способна управлять ходом чужого медового месяца.

– Что-о?!.. – Судя по выражению его лица, Лоркан изумлен до глубины души, и я испытываю новый прилив гордости.

– Разумеется, – скромно поясняю я, – в гостинице есть человек, который мне помогает, но он всего лишь исполнитель. Я отдаю приказы, а он воплощает их в жизнь.

– Какой еще помощник? О чем ты?!

– Сотрудник отеля, – говорю я. Честно говоря, я рассчитывала, что Лоркан поймет меня с полуслова. Юрист просто обязан быть сообразительным. – Он сделал все, чтобы у Лотти и Бена не было возможности уединиться до тех пор, пока я не прибуду на Иконос. Он был моими руками и глазами, и, как видишь, все получилось. Лотти и Бен, как и сутки назад, все еще мечтают о первой брачной ночи!

– Но как… что?.. – Лоркан озадаченно потирает лоб. – Как тебе удалось помешать Бену и Лотти заняться сексом?

Да-а, думаю я, похоже, он туповат. А ведь поначалу Лоркан производил впечатление сообразительного парня.

– Очень просто. Путаница с постелями, дополнительная порция водки в коктейлях, навязчивое внимание со стороны персонала, который следовал за ними по пятам, куда бы они ни пошли… Наконец, массаж с арахисовым маслом…

– Так это ТЫ?! – Лоркан почти кричит, так он поражен.

– Да, я. Это я подстроила все это, чтобы Лотти и Бен не смогли переспать друг с другом. – Я достаю свой телефон и кручу им у него перед носом. – Видал? Здесь всё – все мои эсэмэски с инструкциями и указаниями. И знаешь, по-моему, я неплохо справилась.

Лоркан долго молчит. Я жду, чтобы он меня похвалил, сказал, что это был гениальный план, но он молчит и не издает ни звука. Наконец он все-таки открывает рот.

– Ты хочешь сказать, что специально испортила своей сестре медовый месяц?

В его интонациях звучит что-то такое, отчего мне становится не по себе. И вообще, при чем тут «испортила»? Ну да, может быть, я помешала Лотти провести медовый месяц так, как ей хотелось, но зато я не дала ей испортить себе жизнь.

– Это был единственный способ, – говорю я сухо. – Что еще мне оставалось делать? Слушать меня Лотти все равно бы не стала, так что…

Я замолкаю на полуслове. Что-то в нашем разговоре идет не так. Мне не нравится выражение его лица, не нравится, что я ни с того, ни с сего вдруг начала оправдываться.

– Я должна, должна была их остановить! – добавляю я. – Неужели ты не понимаешь?.. Если бы они вступили в фактические супружеские отношения, тогда об аннулировании брака не могло бы быть и речи, поэтому мне пришлось срочно предпринимать… определенные шаги. Я сделала все, что могла, и…

– Ты что, спятила? Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! – На этот раз его тон заставляет меня вздрогнуть. – И уж конечно, это был не единственный способ…

– Зато это был лучший способ! – Я с вызовом гляжу на него.

– Нет, не был! – сердито говорит он. – Ни в коем случае! Что, если Лотти узнает?..

– Она не узнает.

– А вдруг?

– Ну… – Я судорожно сглатываю. – Ну и что же? В конце концов, я действовала в ее интересах. И не из каких-то корыстных побуждений, а от всего сердца…

– Это твое сердце подсказало тебе пустить в ход арахисовое масло, хотя ты и знала, что у твоей сестры на него аллергия? А если бы ее реакция оказалась слишком сильной? Если бы она умерла?

– Не умерла же… – неуверенно возражаю я.

– Не умерла, – соглашается он. – Но разве тебе наплевать, что твоя сестра будет всю ночь мучиться от боли?

– Не будет она мучиться.

– Как ты можешь знать такие вещи? Ты что, врач?.. – Он на мгновение прячет лицо в ладонях, потом снова поднимает голову. – Ладно, допустим, ты знаешь, что делаешь, и на этот раз все обойдется – по крайней мере, физически твоя сестра не пострадает. Но… неужели ты готова рисковать вашими с нею отношениями? А ведь именно это случится, если Лотти все-таки узнает, какую грязную шутку ты с ней сыграла!

И снова в комнате повисает тишина, хотя сказанные им слова как будто все еще мечутся в пространстве, отражаясь от дымчатых зеркал. Это резкие, обвиняющие слова, и я чувствую себя так, словно оказалась вдруг на ледяном сквозняке. Обволакивающая, теплая атмосфера тонкого эротизма, в которой я купалась всего минуту назад, исчезла, и я оказалась одна в холодном и пустом пространстве. Я еще пытаюсь отыскать какие-то аргументы, чтобы возразить Лоркану, но ничего не нахожу: пусто и холодно не только вокруг, но и внутри меня. В этой пронзительной пустоте нет ничего, на что можно было бы опереться, и я испытываю… нет, не стыд и даже не досаду, а одно лишь бесконечное разочарование. Я так рассчитывала, что он меня поймет. Одобрит. Может быть, даже похвалит. А вместо этого…

– Что это за чушь с Неудачным Выбором? – внезапно спрашивает Лоркан. – Помнишь, ты говорила?.. Что это за глупости?

– Почему – глупости? – спрашиваю я довольно враждебным тоном. Что он в этом понимает?! В конце концов, Неудачный Выбор – это наша семейная мантра, чужакам в это лезть не сто́ит.

– Конечно, глупости! Сама посуди: ты только что пережила весьма болезненный развод, и теперь пытаешься испортить своей сестре медовый месяц, чтобы спасти ее от чего-то подобного. Это либо глупость, либо… Неудачный Выбор, – припечатывает он с торжествующим видом, и мне хочется залепить ему звонкую оплеуху. Да как он смеет?!

– З-заткнись! – бормочу я срывающимся от ярости голосом. – Лучше заткнись, слышишь? Ты ничего не знаешь!

Но Лоркан и ухом не ведет. Во всяком случае, моя вспышка не производит на него никакого впечатления.

– Ее жизнь – это ее жизнь, – продолжает он как ни в чем не бывало. – И ты совершаешь очень большую ошибку, когда пытаешься вмешиваться. Ошибку, о которой – если что-то пойдет не так – ты будешь сожалеть до конца своих дней.

– Аминь, – мрачно говорю я. – Ну что, закончил проповедь?

Лоркан залпом допивает свое виски, и я понимаю, что это конец. Не в смысле – конец проповеди, а конец нашим отношениям. Сейчас он уйдет и больше никогда не вернется. Лоркан и правда встает и идет к двери, но на пороге останавливается. Я вдруг замечаю, как он скован. Должно быть, ему так же неловко, как и мне.

А мне очень неловко. На меня вдруг наваливается множество мыслей и чувств, от которых меня бросает в жар. Под ложечкой сосет, словно от голода, но мне кажется, что это – чувство вины. И хотя я вовсе не собираюсь признаваться в этом ему, что-то сказать я должна. Сказать, объяснить, объясниться…

– На случай, если тебе интересно… – говорю я независимым тоном. – Я очень люблю свою сестру и не желаю ей зла. Я… – Тут мой голос начинает предательски звенеть. – Она мне не только сестра, но и самая близкая подруга, и все, что я сделала, я сделала ради нее, вот!

Лоркан оборачивается ко мне, но по его лицу совершенно невозможно понять, о чем он думает.

– Я знаю, – произносит он, – что ты действовала из самых добрых побуждений. К тому же недавно ты испытала сильную боль, от которой тебе очень хочется избавить сестру, но… Ты думаешь правильно, а поступаешь неправильно. Совершенно неправильно. И ты сама это понимаешь, Флисс. В глубине души ты сама это понимаешь.

Его взгляд становится теплее. Он жалеет меня, понимаю я. Он. Жалеет. Меня. И этого я уже не могу вынести.

– Что ж, спокойной ночи, – говорю я довольно сухо.

– Спокойной ночи, – отвечает он, в точности копируя мой тон.

И, не прибавив больше ни слова, Лоркан выходит за дверь.