12. Лотти
Терпеть не могу говорить о чем-то, чего не случилось, не произошло, особенно если этого «чего-то» я ждала с большим нетерпением. Но если бы меня спросили, как я представляю себе утро после моей первой брачной ночи, я описывала бы его совсем другими словами.
Совершенно другими!
Например, я всегда думала, что мы с моим мужем будем лежать в огромной постели, утопая в белоснежных простынях и подушках, похожих на горы мыльной пены с рекламы стирального порошка. За окном будут весело петь птицы, и первые солнечные лучи, пробившись сквозь щель между шторами, нежно коснутся наших лиц. Еще не до конца проснувшись, мы снова потянемся друг к другу, поцелуемся и сразу же вспомним блаженное волшебство только что прошедшей ночи, когда мы были вместе, и мы были – одно. Еще некоторое время мы будем лежать, шепча друг другу маленькие смешные глупости, обмен которыми плавно перейдет в неспешный утренний секс.
И уж конечно, я меньше всего ожидала, что проснусь на узкой односпальной койке – с затекшей шеей и гадким вкусом во рту, а в комнате будут витать запахи вчерашней пиццы, и Бен будет стонать и хвататься за виски́ на кровати рядом.
– Ты как, живой? – спрашиваю я.
Я стараюсь проявлять сочувствие, хотя больше всего мне хочется пнуть его как следует.
– Не знаю. Наверное… – Он с усилием приподнимает голову и смотрит на меня мутным взглядом. Лицо у него странного зеленоватого оттенка, к тому же Бен так и не снял свой дорожный костюм.
– А что, собственно, произошло?
– Ты выиграл пари, – говорю я. – Молодец!
Взгляд Бена устремляется куда-то мимо меня – сквозь меня. Кажется, он пытается сложить сохранившиеся в памяти обрывки и фрагменты во что-то более или менее целое.
– Похоже, я тебя разочаровал, – произносит он.
– Так, самую малость, – отвечаю я.
– Прости.
– Ничего страшного. Со всяким может случиться.
– Нет, мне действительно жаль!
– Я так и поняла.
– Слушай, Лотти, я говорю совершенно серьезно! – Он спускает ноги на пол и встает, театрально покачиваясь. – Глубокоуважаемая миссис Парр, примите мои самые горячие, самые искренние сожаления… и извинения. Скажите, как я могу возместить причиненный ущерб? – Он низко кланяется и едва не падает. Я знаю, что все это чистой воды театр, и все-таки мне смешно. На Бена просто невозможно сердиться долго.
– Даже не знаю… – Я продолжаю недовольно хмуриться, но это уже игра, и мы оба это отлично знаем.
– Вот если бы в кроватке миледи нашлось немного места, я бы доказал ей…
– Что ж, попробуем уместиться здесь вдвоем.
Я наполовину сажусь на кровати, упираясь спиной в изголовье, и приглашающим жестом отворачиваю край одеяла. Это очень хорошее, теплое и мягкое одеяло на натуральном гусином пуху, поэтому оно совершенно ничего не весит. Мы могли бы выбрать любой материал и набивку подушек, а также различные матрасы – отель предлагал не менее двух десятков вариантов устройства супружеской постели (все это я узнала из проспекта, который от нечего делать листала вчера вечером, давясь пиццей и слезами). Мне, однако, все равно, чем набиты наши подушки – гусиным пухом или гречневой крупой, гипоаллергенным пластиком или тривиальной соломой. Главное, мой муж сейчас лежит рядом со мной, и он не спит непробудным пьяным сном, а все остальное неважно.
– У-м-м… – Бен зарывается лицом в мою шею. – Ты такая… ужасно уютная!
– Ты хотя бы снял костюм, – говорю я со смехом. – Я уже не говорю о запахе… Я понимаю, у тебя похмелье после вчерашнего, но это не повод, чтобы уклоняться от обязанностей, которые ты добровольно на себя взвалил.
– Не повод! – Бен смеется и, одним движением стащив с себя одновременно пиджак и рубашку, усаживается на меня верхом. – К исполнению супружеских обязанностей готов! Здравствуй, жена!
– Привет, идиот!
– Как я уже говорил, ты ничего не потеряешь. За то, что мы пропустили вчера, тебе воздастся сторицей. – Он проводит кончиками пальцев по моей щеке, потом его рука просовывается под одеяло и нащупывает кружевную отделку моего невероятно дорогого гарнитура, состоящего их коротенькой комбинации и микроскопических трусиков. – У нас впереди все утро!
– И весь день. – Я поднимаю руки, обвиваю ими его шею и заставляю наклониться, чтобы поцеловать.
– Мы это заслужили… – бормочет он. – О, Лотти!.. Лотти! Ах… – Его руки уже стаскивают с меня трусики. – Знаешь, оказывается, я тебя помню! Мои руки помнят!..
– Я тоже тебя помню. – От сильного желания язык едва ворочается у меня во рту, и слова звучат незнакомо и странно. Это, однако, сущие пустяки, на которые ни Бен, ни я не обращаем внимания. Главное, он по-прежнему чертовски сексуален; это очень приятное открытие, и я не сомневаюсь, что дальше будет еще приятнее. Дальше начнется настоящая сказка, волшебство, осуществление давнишней мечты, и никто, никто не скажет мне…
– Мадам?..
Мне кажется, я узнаю голос Георгиоса. Сначала, правда, я решаю, что это Бен меня дурачит, но тут же понимаю, что он тут ни при чем. Значит, это наш лакей, дворецкий, мажордом… забыла, как именно называется его идиотская должность. Но откуда он здесь взялся? Как попал в наш номер?!
Мое сердце едва не выскакивает из груди, когда я резко сажусь, прикрываясь уголком одеяла.
– Д-доброе утро, – бормочу я невнятно.
– Прикажете подавать завтрак? – доносится из-за двери.
Так и есть – Георгиос каким-то образом попал в номер, и теперь хозяйничает в гостиной, прямо за дверью нашей спальни.
Но… Какого черта?!
Я смотрю на Бена, который выглядит как человек, готовый совершить убийство с последующим расчленением трупа.
– Ты ведь повесила на дверь табличку «Не беспокоить», правда?! – озадаченно шепчет он, и я киваю.
– Конечно, повесила. Во всяком случае, я думала, что повесила, но…
– Но?..
Я пожимаю плечами:
– Даже не знаю…
Георгиос вежливо стучит в дверь нашей спальни, которая стоит полуоткрытой, а еще через мгновение его фигура в серой тужурке появляется в поле нашего зрения.
– Сэр, мадам… Я взял на себя смелость заказать для вас наш фирменный завтрак, о котором большинство молодоженов, останавливавшихся в нашем отеле, отзываются с неизменной похвалой. Это Особый Завтрак с Шампанским и Музыкой. Смею надеяться, вам он тоже понравится.
Я смотрю на него, не в силах произнести ни звука от удивления. Особый завтрак? С шампанским и музыкой? Что бы это могло значить? Что за… О, нет!! Мое потрясение настолько глубоко, что я едва не выпускаю из рук край одеяла, которым прикрываюсь. В дверях появляется изящная блондинка в белоснежной греческой тунике, которая с неженской силой вкатывает в спальню громоздкую арфу.
В отчаянии я смотрю на Бена. Что делать? Как прекратить этот идиотизм? Или, может быть, мы оба просто бредим?
– Мистер и миссис Парр, позвольте еще раз поздравить вас с бракосочетанием и пожелать долгой и счастливой семейной жизни, – церемонно произносит девица, усаживаясь перед своим инструментом на крошечный складной стульчик. – Сегодня за завтраком я исполню для вас самые популярные романтические мелодии, которые помогут вам скорее адаптироваться к новой обстановке.
И она принимается ловко перебирать струны арфы, а Георгиос и присоединившийся к нему Гермес уже ставят на столики подле наших кроватей подносы со снедью, наливают шампанское, очищают фрукты и подносят изящные полоскательницы, чтобы мы могли освежить руки перед едой.
Я так и не сумела издать ни звука. Все происходящее слишком сюрреалистично и слишком сильно на меня действует, чтобы я осмелилась возразить. Минуту назад я мечтала о самом приятном сексе в своей жизни – о сексе, который означал бы фактическое начало нашего с Беном семейного существования, но вместо этого я жеманным движением подношу к губам зеленоватый киви, который с поразительной ловкостью очищает для меня пожилой служащий гостиницы. Девица в тунике наяривает на своей арфе «Любовь меняет все». Я человек довольно музыкальный, но арфы я всегда недолюбливала. А сейчас мне и вовсе хочется швырнуть в инструмент блюдо с горячими мини-круассанами.
– Пожалуйста, возьмите в руки бокалы и поздравьте друг друга с началом семейной жизни, – говорит Георгиос, с умилением глядя на нас, и мы послушно чокаемся. Не успеваем мы пригубить напиток, как наш официант-камердинер без всякого предупреждения бросает в нас изрядную пригоршню розового конфетти. Оно застревает у меня в волосах, сыплется в бокал, а главное – от неожиданности я чуть было не поперхнулась и не выплюнула шампанское на одеяло. В последний момент я сдерживаюсь – и тут меня ослепляет вспышка: это Георгиос сделал наше первое семейное фото.
– Снимок на память, – подтверждает он мою догадку. – Мы будем еще не раз вас фотографировать, так что в конце вашего пребывания в нашем отеле вы получите в подарок от администрации целый альбом с памятными фотографиями.
– Что-о?! – выдавливаю я. Мне вовсе не хочется, чтобы служащие отеля фотографировали нас с Беном каждый раз, когда им удастся застичь нас врасплох!
– Ешь, – шепчет мне на ухо Бен. – Как только мы закончим, они уйдут.
В его предложении есть смысл, и я протягиваю руку к чайнику, но Георгиосу удается меня опередить.
– Позвольте мне, мадам… – Он наливает мне в чашку чай, и я делаю несколько глотков. Потом я съедаю пару киви и банан, и, прижав руки к животу, откидываюсь на подушку.
– Все ужасно вкусно, но я уже наелась, – говорю я.
– Я тоже, – кивает Бен. – Завтрак был замечательный, я думаю, теперь вы можете убирать посуду.
Но Георгиос явно колеблется; по-видимому, он еще не исчерпал свою программу. Так оно и оказывается:
– Прошу прощения, сэр и мадам, но в меню нашего Особого Завтрака предусмотрено специальное блюдо из отборных яиц с двойным желтком, приправленное рыльцами лучшего болгарского шафрана и приготовленное по традиционному греческому рецепту в особой печи…
– Нет, спасибо. Никаких яиц, – Бен смотрит на Георгиоса в упор. – Никаких яиц, к тому же на шафран у меня аллергия. Спасибо, – повторяет он со значением.
Он и Георгиос довольно долго глядят друг на друга чуть ли не с вызовом. Наш персональный камердинер сдается первым.
– Как вам будет угодно, сэр, – говорит он и кивает девице. Та поспешно переходит к завершающим аккордам, потом встает, кланяется и катит свою арфу к выходу. Георгиос и его помощник составляют посуду обратно на подносы и переносят на стоящую в коридоре тележку. Минуту спустя Георгиос как ни в чем не бывало снова появляется в нашей спальне.
– Надеюсь, мистер и миссис Парр, вам понравился наш Особый Завтрак с Шампанским и Музыкой. Если желаете что-нибудь еще – я полностью в вашем распоряжении. Мы постараемся исполнить любую вашу просьбу, любое ваше желание. Смею вас заверить – в том, что касается организации досуга наших гостей, у отеля довольно широкие возможности.
– Отлично, – небрежно кивает Бен. – Знаете что? Когда мы что-нибудь придумаем, мы вас позовем. О’кей?
– Жду ваших распоряжений, – повторяет Георгиос и, пятясь задом, покидает спальню. Наконец он с последним глубоким поклоном закрывает двери, и мы с Беном ошалело переглядываемся.
– О господи! Ну и ну!..
– Дьявольщина! – Бен закатывает глаза. – А ведь это только первый день!
– Разве ты не жалеешь, что не попробовал яичницу по-гречески? – поддразниваю его я. – Да, кстати, что там насчет твоей аллергии на шафран? Я же должна знать, класть его тебе в суп или нет.
– Я готов был признаться, что болен чахоткой и проказой, лишь бы он поскорее убрался, – ухмыляется Бен. – А жалею я только о том, что Георгиос со своим завтраком помешал мне довести до конца одно очень важное дело…
С этими словами Бен спускает с моих плеч бретельки ночной рубашки. Одного прикосновения его рук достаточно, чтобы желание снова пронзило меня словно электрический ток.
– Надеюсь, это не повторится, – я, в свою очередь, тянусь к нему, и Бен вздрагивает от вожделения.
– Так на чем мы остановились? – спрашивает он внезапно севшим голосом. Его руки ныряют под одеяло. Они движутся медленно, но весьма целенаправленно, и я начинаю негромко стонать от удовольствия. Наше возбуждение нарастает, глаза Бена полны желания, дыхание становится хриплым и прерывистым. Я прижимаю его к себе, и он начинает меня целовать. Я чувствую его губы везде, и это так приятно, что мысли начинают покидать меня одна за одной. Очень скоро в голове становится совсем пусто, но мои инстинкты не дремлют, а тело очень хорошо знает, что ему нужно. Наконец-то мы вместе. Наконец-то!.. Бен негромко мычит, я тоже издаю какие-то звуки. Еще немного, и это случится. Еще немного, и… Ну, Бен, давай!..
Внезапно до моего слуха доносится какой-то звук, и я замираю, точно парализованная. Показалось?.. Нет, я уверена – прямо за дверью спальни что-то негромко шуршит.
Рефлекторно я отталкиваю Бена прочь и резко сажусь, напряженно прислушиваясь к происходящему в гостиной.
– Что это? Слышишь?.. Там кто-то есть!
Мне трудно выражаться яснее, да и Бена не так-то легко остановить. Его лицо искажено желанием, и я вовсе не уверена, что он меня понимает.
– Он все еще здесь! Георгиос!.. – Бен все еще тянется к моей груди, но я отвожу его руки в сторону. – Неужели ты не слышишь? Он никуда не ушел!
– Ну, сейчас я ему покажу! – Бен вскакивает с кровати и голышом бросается к двери.
– Стой! – успеваю пискнуть я. – Надень хотя бы халат!
Злобно оскалившись, Бен кое-как напяливает гостиничный халат и широко распахивает двери. Это действительно Георгиос. Он занят тем, что аккуратно расставляет бокалы на полке коктейль-бара, но, увидев Бена, сразу поворачивается в его сторону.
– А-а, это вы, Георгиос… – говорит Бен. – Мне кажется, вы плохо меня поняли. Я сказал, что мы позовем вас, как только нам понадобятся ваши услуги.
Консьерж-камердинер серьезно кивает.
– Я понял, сэр. Жду ваших распоряжений, – отвечает он с легким поклоном.
– Хорошо же, – говорит Бен, и по его тону я понимаю, что он готов окончательно потерять терпение. – Вот вам мое распоряжение: отправляйтесь к себе. Покиньте наш номер. До свидания. Адье, – он взмахивает руками, словно прогоняя забредших в дом кур или гусей. – Оставьте нас в покое. Дайте нам побыть одним.
– А-а!.. – Лицо Георгиоса озаряет понимающая улыбка. – Так бы сразу и сказали. Очень хорошо, сэр. Вызовите меня, если вам что-нибудь понадобится.
Он снова кланяется, а затем направляется к кухне. Бен следует за ним, чтобы удостовериться, что Георгиос и в самом деле ушел.
– …Вот именно, – слышу я решительный голос Бена. – Ступайте к себе и отдохните немного, а о нас не беспокойтесь. Нет, спасибо, но мы оба в состоянии сами налить себе минеральной воды, если нам захочется пить. Все, до свидания… До свидания, я сказал!..
Бен ненадолго скрывается в кухне, но почти сразу же возвращается.
– Наконец-то ушел! – выдыхает он с облегчением.
– Отличная работа, Бен.
– Интересно, все греки такие упрямые?
– Он просто честно исполняет свои служебные обязанности, – пожимаю я плечами. – Должно быть, у него очень развито чувство профессионального долга.
– А ведь он очень не хотел уходить!.. – замечает Бен, недоуменно качая головой. – Я-то думал, Георгиос с радостью ухватится за возможность немного побездельничать, в конце концов, он уже немолод – на мой взгляд, ему где-то под шестьдесят, но не тут-то было! Представь себе, этот тип на полном серьезе уверял меня: мы, мол, не сможем себя обслужить, даже если нам захочется просто напиться. Мне пришлось ему объяснить, что мы – не какие-нибудь богатые лентяи. Хотел бы я знать, что за люди останавливаются в «Устричном номере», если Георгиос так уверен… – Бен не договаривает. Я вижу, как у него отвисает челюсть. Я оборачиваюсь – и мой рот тоже открывается сам собой.
Нет.
Этого не может быть.
Бен и я с изумлением смотрим на второго официант-камердинера, помощника Георгиоса, который преспокойно входит в нашу гостиную и слегка кланяется.
– Доброе утро, мистер и миссис Парр, – приветливо говорит он и, подойдя к коктейль-бару, начинает переставлять с места на места все те же стаканы, которыми занимался Георгиос до того, как Бен его выгнал.
– Если хотите, я мог бы смешать вам по коктейлю, – предлагает Гермес, не прекращая своей работы. – Или, может быть, желаете перекусить? Вы уже решили, чем займетесь сегодня? Я мог бы порекомендовать вам множество приятных развлечений.
– Ч-что… ч-чт-то… – Бен буквально трясется от ярости, во всяком случае, язык его не слушается. – Что, черт побери, вы здесь делаете?
Похоже, этот сравнительно простой вопрос ставит Гермеса в тупик.
– Я ваш второй официант-камердинер, – отвечает он наконец. – Пока Георгиос отдыхает, я обязан исполнять все ваши распоряжения. К вашим услугам, господа…
Он снова кланяется, а я начинаю чувствовать себя словно в аду, где вместо чертей – навязчивые официанты и коридорные. Неужели, думаю я, именно так живут по-настоящему богатые люди? В таком случае, вовсе неудивительно, что большинство знаменитостей выглядят такими несчастными. Они, наверное, мечтают заняться сексом, но многочисленные слуги им то и дело мешают.
– Прошу вас, уходите… – говорит Бен каким-то не своим голосом. – Уходите, сейчас же! Немедленно! – и он начинает подталкивать Гермеса к двери.
– Но, сэр!.. – протестует тот. – Мне не полагается пользоваться главным входом, он предназначен для гостей! Мне можно входить только через кухню!
– Мне наплевать, какой дверью ты входишь! – Бен уже почти кричит. – Мне нужно, чтобы ты как можно скорее вышел отсюда, понятно?! Давай, проваливай! Брысь!
Он продолжает толкать Гермеса к двери, бедняга в ужасе пятится, а я смотрю на все это, завернувшись в одеяло. Внезапно раздается звонок на входной двери, и мы все вздрагиваем от неожиданности, причем у Бена делается такое лицо, словно он подозревает какую-то военную хитрость, подстроенную коридорной службой. Гермес, напротив, сразу берет себя в руки.
– Прикажете открыть, сэр? – вежливо осведомляется он.
Бен долго не отвечает. Он тяжело, с присвистом дышит, на щеках проступили красные пятна, на скулах играют желваки. В какой-то момент он бросает взгляд в мою сторону, но я только беспомощно пожимаю плечами.
Звонок повторяется.
– Прикажете открыть? – снова спрашивает младший официант-камердинер.
– Валяй. – Бен пропаще машет рукой. – Открывай. Но берегись, если это снова завтрак с шампанским и плясками под русские балалайки или еще какая-нибудь мура́! Я этого не потерплю.
– Как скажете, сэр, – кротко соглашается Гермес и, протиснувшись мимо Бена в прихожую, открывает входную дверь. В нее тут же вваливается Нико и вчерашняя ватага рабочих.
– Доброе утро, мистер и миссис Парр! – жизнерадостно грохочет наш вип-менеджер. – Надеюсь, вы хорошо спали? Тысяча извинений за вчерашнее недоразумение, сэр. У меня отличные новости – мы пришли, чтобы заменить вашу кровать.