Глава 16

Паули Семпитерно говорил, что хочет пустить мне пулю в лицо, так оно ему не понравилось. Я достаточно часто смотрелся в зеркало, чтобы понять его мотив. Но я не мог представить себе, почему мне должны вынести смертный приговор за встречу с этим мальчиком на втором этаже особняка. Ребенок, конечно, показался мне странным, но я поверил его зловещему предупреждению.

Метнувшись из гостиной в следующую комнату, увидел, что кровать заправлена, и решил, что миссис Теймид идти сюда незачем. Потом заметил поднос для завтрака на маленьком столике, рядом со стопкой книг.

Через другую дверь заглянул в ванную комнату. Окошки там обычно малы для побега, так же, как сливное отверстие в самой ванне.

И стенной шкаф-гардеробная показался мне столь же небезопасным, как ванная комната. Но я услышал, как миссис Теймид спрашивает мальчика в гостиной, позавтракал ли он, и вошел в стенной шкаф, это последнее убежище. Дверцу закрыл не полностью, оставил щелочку в дюйм.

В «Ребекке», и в книге, и в фильме, старшая домоправительница, миссис Дэнверс, выведена ходячим топором в длинном черном платье, и с первой встречи с ней понятно, что она или кого-то зарубит, или подожжет дом.

Миссис Теймид не заканчивала школу угрюмых и скрытных слуг. Шести футов роста, блондинка, в теле, но не жирная, с достаточно сильными руками, чтобы массировать бычков, откормленных зерном и пивом, она обладала обаятельной улыбкой и открытым скандинавским лицом, казалось бы, просто неспособным на обман. Никто бы не принял ее за женщину, хранящую ужасные тайны, но не составляло труда увидеть в ней что-то от амазонки. Взяв в руки кинжал и меч, она бы точно знала, как нужно их использовать.

В спальне мальчика она величественно, расправив плечи и гордо вскинув голову, направилась к столику, на котором стоял поднос, словно выполняла не рутинное, а очень важное дело.

В дверном проеме появился мальчик.

— Я хочу поговорить с ним о дополнительных привилегиях.

— Сейчас он не в том настроении, чтобы разговаривать с тобой, — ответила миссис Теймид, холодно, твердо, без тени почтительности, словно в социальной структуре Роузленда ребенок стоял на более низкой ступени.

Нежный голос ребенка произнес слова, которые больше соответствовали умудренному опытом мужчине:

— У него есть обязательства, ответственность. Он думает, что никакие правила не применимы к нему, но никому не дано быть выше всего.

Домоправительница ответила, держа поднос в руках:

— Послушай себя, и ты поймешь, почему он не будет говорить с тобой.

— Он привез меня сюда. Если он больше не хочет говорить со мной, он должен отвезти меня обратно.

— Ты знаешь, что значит отвезти тебя обратно. Ты этого не захочешь.

— Может, и захочу. Почему нет?

— Если ты хочешь поговорить с ним, тебе надо найти к нему подход. У него и в мыслях нет, что ты хочешь вернуться.

Она направилась к двери, мальчик подался назад, и они исчезли в гостиной.

Сильнее приоткрыв дверь стенного шкафа, я услышал ее наказ:

— Держи портьеры задернутыми и не подходи к окнам.

— Что случится, если этот гость увидит меня?

— Возможно, ничего, но мы не можем рисковать. Ты говоришь об ответственности. Если нам придется убить его и эту женщину, ответственность за их смерть ляжет на тебя.

— Что мне до этого? — раздраженно ответил мальчик, теперь уже совсем как ребенок.

— Ничего. Ты должен быть выше того, чтобы волноваться из-за таких, как эти двое. В отличие от нас. Может, ты и не выше. Но ты… особенный, в конце концов.

— Если приглашать их сюда такой риск, зачем он это сделал? — спросил мальчик, и я понял, что речь идет о Ное Волфлоу.

— Если бы я знала, — ответила миссис Теймид. — Никто из нас этого не понимает. Он говорит, что женщина интересует его.

— И что он хочет с ней делать? — и похотливый намек, послышавшийся в его голосе, говорил о том, что для своего возраста мальчик слишком много знает.

— Я не знаю, что он собирается с ней делать, — ответила миссис Теймид. — Но он может сделать с этой сучкой все, что ему вздумается, как могу я, как может любой из нас, и тебя это не касается, коротышка.

— Вы всегда были такой змеей или постепенно превратились в нее? — спросил ребенок.

— Маленький говнюк. Если будешь так говорить со мной, я ночью выведу тебя в поле и оставлю уродам. Пусть делают с тобой все, что пожелают.

Угроза заставила мальчика замолчать, и я предположил, что уроды — те самые существа, которые магическим образом превращали день в ночь там, где появлялись.

Названная змеей домоправительница, уходя, напоследок еще брызнула ядом:

— Может, уроды вдуют тебе несколько раз перед тем, как сожрут твое лицо.

Если существовал мистер Теймид и характером соответствовал своей жене, я мог представить себе, что любви в их семейной жизни было не больше, чем на ринге для собачьих боев.

Перед самым уходом миссис Теймид ужалила еще раз, более загадочно, чем раньше:

— Ты всего лишь мертвый мальчик. Ты не один из нас и никогда им не станешь, мертвый мальчик.

Дверь из гостиной в коридор закрылась с многозначительным хлопком, но я не сразу вышел из стенного шкафа. Ждал, пока мальчик скажет мне, что миссис Теймид отбыла.

Через пару минут я все-таки осторожно вернулся в гостиную, хотя он не произнес ни слова.

Вопреки приказу домоправительницы, он отодвинул портьеру и смотрел на южную часть поместья: сады, фонтаны, водные каскады, мавзолей на вершине холма. Мальчик не отреагировал на мое возвращение. Розовость ушла с его лица, таким же бледным оно было, когда я впервые увидел его, впавшим в какой-то транс, с закатившимися глазами.

— Что она имела в виду… мертвый мальчик?

Он не ответил.

— Это угроза? Они собираются убить тебя?

— Нет, такая она по натуре. Это ничего не значит.

— Я думаю, что значит. И я думаю, ты знаешь, что значит. Я здесь, чтобы помочь тебе. Как тебя зовут?

Он покачал головой.

— Я могу тебе помочь.

— Никто не может.

— Ты хочешь выйти отсюда.

Он лишь смотрел на далекий мавзолей.

— Я выведу тебя из Роузленда, к властям.

— Невозможно.

— Через стену. Это просто.

Он повернул голову ко мне. Печаль не просто наполняла его глаза, они ею светились, и, встретившись с ним взглядом, я почувствовал, как на сердце лег камень.

— Они всегда знают, где я, — мальчик потянул вверх левый рукав свитера, и я увидел некий предмет, больше похожий на наручник, чем на часы.

Подойдя, чтобы внимательно его рассмотреть, я увидел, что он заперт на замок, а замочная скважина, как на настоящих наручниках. Массивностью предмет превосходил часы. С учетом миниатюрности запястья мальчика казался очень уж тяжелым, но ни потертости кожи, ни ссадин я не заметил.

— Это Джи-пи-эс-транспондер, — пояснил мальчик. — Если я выйду из своих апартаментов, по дому разнесется сигнал тревоги. Раздастся он и в сторожке у ворот, и в рациях охранников. Если я покину второй этаж, сигнал изменится. Третий сигнал зазвучит, если я выйду из дома.

— Почему они держат тебя здесь?

Вместо ответа он продолжил объяснять работу монитора:

— Они могут следить за моими передвижениями по дому и поместью на карте, которая высвечивается на дисплеях их мобильников. Как только я покидаю второй этаж, кто-нибудь подходит и постоянно держится рядом.

Я пристальнее присмотрелся к следящему устройству.

— Да, похоже, замок здесь, как в наручниках. Я кое-что о них знаю. Наверное, смогу открыть скрепкой для бумаг.

— Если попытаешься, зазвучит сигнал тревоги, как и в том случае, если я выйду из апартаментов.

Когда он поднял на меня глаза, в них стояли слезы.

— Я тебя не подведу, — заверил его я, но обещание отдавало наглостью, напоминая вызов судьбе, и я подумал, что подвести его мне будет куда проще, чем освободить.