Глава 9

Когда я вылез из лимузина, ветер подхватил мои волосы и швырнул пыль в глаза. День выдался прохладным для раннего марта в южной Калифорнии, учитывая грозовой фронт, который надвигался с юго-запада. Море, которое наверняка вздыбил этот грозный ветер, было необычно холодным. Я улавливал запахи далекого берега, по большей части резкий запах йода, который выделяют некоторые водоросли, если далеко выброшены на берег и разлагаются за чертой прилива.

Я прошел мимо комиссионки на ближайшем углу и повернул налево. Вдоль улицы выстроились двух— и трехэтажные жилые дома, главным образом с кирпичными оштукатуренными стенами и элементами арт-деко в отделке крыш и окон. Вдоль улицы росли финиковые пальмы, которые выглядели более пристойно, чем сами дома.

Вместо того чтобы сознательно выбирать маршрут, я все отдал на откуп психическому магнетизму, без полной уверенности, что не окажусь перед дверью, за которой меня будет ждать преследуемый мною человек, или обогну угол и столкнусь с ним лицом к лицу, или услышу слово «падла» за спиной и обнаружу, что мой талант притянул его ко мне, вместо того чтобы меня — к нему, а его большой «Сиг Сауэр» с глушителем направлен мне в лицо… или в промежность.

Впереди с раскачиваемой ветром финиковой пальмы по стволу гуськом спускались четыре крысы, на удивление толстые для нынешних скудных времен. Покинув гнездо, устроенное у ветвей с листьями, они двигались как вымуштрованное подразделение, одна за другой, нос к хвосту, синхронно переставляя лапы. У подножия дерева квартет пересек тротуар к ливневой канаве, а затем нырнул в щель между перемычками дренажной решетки, дисциплинированный, как семья на равнинном Среднем Западе, которая, услышав сирены, предупреждающие об угрозе торнадо, должна немедленно покинуть дом и скрыться в подвале, вырытом во дворе.

Хотя я знаю, что мир гораздо более сложен, чем представляют себе большинство людей, хотя я всем своим существом понимаю, что человечество — беспокойная семья на борту бесконечного поезда, пребывающего в вечном путешествии к берегам, о которых каждый имеет свое, очень смутное представление, я не вижу знаки и знамения повсюду, куда падает мой взгляд. Чаще всего нимб вокруг луны свидетельствует о вулканической пыли в стратосфере, а двухголовая коза — генетический выкрутас, не более того. Оформление легкой порнографии в тренд на книжном рынке и вавилонские излишества в большинстве телевизионных шоу, вероятно, указывают на изменение допустимого разрешенного уровня низости в нашей культуре, но не свидетельствуют о неминуемом коллапсе цивилизации, хотя я, если бы располагал свободным временем, вероятно, начал бы строить ковчег.

Эти четыре серые крысы, спускавшиеся с дерева именно в этот момент, а не в какой другой, произвели на меня впечатление не тем, что искали более надежного убежища от надвигающейся грозы. Во-первых, уже на бордюрном камне, перед тем как спрыгнуть в ливневую канаву, каждая повернула голову, чтобы посмотреть на меня. Глаза без белков блестели, как черное стекло, лысый хвост дважды успел дернуться из стороны в сторону, прежде чем крыса продолжила путь к дренажной решетке.

Я почувствовал, что меня тянет к бордюрному камню, где постоял, дрожа всем телом, глядя на большую прямоугольную решетку, какую мне уже доводилось видеть. Ее сработали в те времена, когда и для общественных работ многое изготовлялось с элегантностью и мастерством, а не просто штамповалось на гидравлических прессах. Параллельные металлические перемычки упирались в кольцо диаметром четыре дюйма, расположенное по центру решетки. Кольцо справа налево пересекал стилизованный зигзаг молнии. В туманную ночь в Магик-Биче, более месяца тому назад, на совершенно пустынной, если не считать меня, улице такая же решетка притянула меня к себе, а под ней в странном свете пульсировали не менее странные тени.

В том случае, захваченный любопытством, я опустился на колени, чтобы заглянуть под перемычки в канализационный коллектор, выяснить, что это за свет и тени. Без сомнения, я оказался в состоянии легкого транса, потому что наклонился чуть ли не к решетке, буквально уткнулся в нее лицом. Я не только руководствовался желанием узнать, что находится под решеткой, но и пребывал в уверенности, что найденное там необходимо мне ничуть не меньше воздуха, воды, еды, без которых невозможно жить.

Внезапное появление неожиданного союзника на той пустынной улице Магик-Бича разрушило чары и позволило мне подняться. Позднее я понял, что едва не открыл для себя то, что могло стать для меня концом: не просто смертью, но ужасным и мучительным концом.

Так что теперь я не последовал за крысами к дренажной решетке, а отвернулся и прошел мимо, чуть ли не пробежал. Я отшагал четыре квартала, полностью забыв про батальоны облаков, не замечая ветра, выбросив крыс из головы. У меня вдруг случился приступ двигательного возбуждения, какие иногда обрушиваются на нас, когда мы, будучи моложе десяти лет, случайно открываем истину, предназначенную только для взрослых, суровую правду, которая врывается темнотой в свет невинности, заставляя нас бунтовать против этого нападения на чудо, повернуться спиной к играм, велосипедам, любым способам отвлечения. Через несколько часов мы выходим из этого состояния, как спящий — из сна, сплетаем вокруг себя кокон отрицания, защищающий нас от этой правды, хотя со временем хрупкий кокон рассасывается сам по себе.

Остановившись на перекрестке, посмотрев в ту сторону, откуда пришел, я не мог вспомнить ни одного дома, которые миновал. Все мысли занимала только решетка с зигзагом молнии, оставшаяся в четырех кварталах южнее. На время, потребовавшееся мне, чтобы преодолеть эту дистанцию, я даже забыл, почему я здесь. Только теперь вспомнил маскарадного ковбоя, его безжалостный взгляд, его загар, обретенный в отпуске, который он провел в аду.

Сердце, подстегнутое мозгом, билось сильно и часто, словно я еще находился в шаге от зловещей дренажной решетки. Чтобы дать ему время чуть успокоиться, снизить частоту ударов до уровня, который не вызывает паники в палате реанимации, я огляделся.

Как выяснилось, прибыл я в район старых промышленных зданий, по большей части из темно-красного или светло-желтого кирпича, с крышами из черепицы, шифера и оцинкованного железа. Некоторые оштукатурили, но штукатурка потрескалась везде, а кое-где ее покрывали пятна таких необъяснимых форм, что они казались отражениями Армагеддона в кривых зеркалах комнаты смеха. Некоторые здания, похоже, использовались. Другие стояли заброшенными и покинутыми. Их выдавали выбитые стекла, горы принесенного ветром мусора в дверных арках, сорняки, выросшие в трещинах примыкающих дворов, и покосившиеся сетчатые заборы, эти дворы окружающие.

Синее небо отступало все дальше к северу, грозовые облака высились словно горы, вздымавшиеся из земной коры в яростный сейсмический и вулканический век, задолго до того, как на земле появилось первое живое существо.

Я пошел на юг, навстречу ветру, вернулся на полтора квартала — отметив по ходу, что ни у одной из дренажных решеток нет кольца с зигзагом молнии, — пока не остановился у широкого переулка, вдоль которого тоже стояли промышленные здания и склады. В некоторых из таких же переулков работали люди, разгружались или загружались грузовики. Но здесь, несмотря на шуршание раскачиваемых ветром проводов над головой, царил покой, свойственный городу призраков, но никак не любому месту в городе живых.

Едва я ступил в переулок, солнце резко спряталось за облаками, и черные тени, которые отбрасывали столбы, растаяли в выщербленной мостовой. С обеих сторон я видел разгрузочные платформы, двери для прохода персонала, большие поднимающиеся вверх ворота, окна, разделенные на множество секций, с такими грязными стеклами, что они давно уже потеряли прозрачность.

Примерно на середине квартала меня потянуло к зданию с более узким фасадом, на котором хватило места только для одной двери и трех поднимаемых вверх ворот: в каждые мог въехать грузовик любого размера. Окна также покрывал толстый слой грязи, но включенные лампы подсвечивали их изнутри.

Не вызывало сомнений, что ковбой-дальнобойщик где-то рядом. Его образ перед моим мысленным взором набирал яркость и цвет, и такой он вызывал у меня страх, что я отчаянно пожалел, что не купил кевларовую ракушку, чтобы не позволить ему реализовать его угрозу.

Подойдя к двери, я постоял, склонив голову, прислушиваясь. Ничего не услышав, вытащил пистолет из-за пояса. Попытался нажать на ручку, и незапертая дверь приоткрылась. Приободренный тишиной в здании, я переступил порог и тихонько закрыл за собой дверь.

Очутился в гараже, ярко освещенном потолочными флюоресцентными трубками. Из трех стояночных мест только центральное занимал небольшой белый автофургон «Форд», какие обычно используют в цветочных магазинах и в фирмах, обслуживающих банкеты и пикники, хотя на этом я не нашел ни названия, ни логотипа компании.

Открыв фургон, в грузовом отсеке я обнаружил только пустоту, хотя, возможно, именно здесь могли оказаться трое связанных, с кляпами во рту, перепуганных детей, которых собирались сжечь. Чтобы избежать лишнего шума, автомобиль я оставил открытым.

В дальней стене напротив ворот находились грузовой лифт и две двери по обе его стороны. Есть классический рассказ, в котором мужчина должен открыть одну из двух дверей, отдавая себе отчет, что за одной его ждет прекрасная дева, а за второй — голодный тигр, и нет никакой возможности узнать, что находится за закрытой дверью. Учитывая мои отношения с удачей, я рассчитывал найти тигров за обеими дверями. Но и желания подняться на грузовом лифте не возникло.

Потянуло меня к правой двери, за которой я нашел уходящую наверх лестницу. На бетонные ступени наклеили для безопасности полоски резины, которые также глушили шаги. Я тихонько закрыл за собой дверь.

Поднялся на половину первого пролета, когда услышал два мужских голоса, доносящиеся сверху. Слова отскакивали от кирпичной стены справа и желтых древесноволокнистых плит слева, так что разобрать их не получалось, и я не мог утверждать, что один из мужчин — нужный мне ковбой-дальнобойщик.

С пистолетом в руке я мог встретиться с ними лицом к лицу. Но если бы ковбоя среди них не было, как знать — может, я собирался угрожать ни в чем не повинным людям?

Я торопливо спустился вниз, вернулся в гараж… и обнаружил, что он переменился. Флюоресцентные трубки исчезли, теперь гараж освещался тремя лампочками накаливания, свисавшими с потолка, каждая под коническим колпаком. Тусклого света хватало, чтобы я увидел, что стены из кирпичных стали бетонными.

Но еще больше поразило меня появление красно-черного «ПроСтара+» с серебристыми полосками на тягаче и черным кузовом, который теперь стоял по центру гаража, на том самом месте, которое секундами ранее занимал «Форд». В этом замкнутом пространстве восемнадцатиколесник словно прибавил в габаритах в сравнении с дорогой, и, хотя неодушевленный предмет любого размера, при отсутствии сознания и намерений, не может быть злобным, в этом трейлере злобы было ничуть не меньше, чем в Звезде смерти, с помощью которой Дарт Вейдер распылял на атомы целые планеты.