Глава двадцать первая
Ну не то чтобы ПЕРЕСПАЛА. Не в буквальном смысле. Но мы спали вместе.
Я спала с парнем! Я закутываюсь обратно в одеяло и ухмыляюсь. НЕ МОГУ дождаться, чтобы рассказать все Бридж. Если только… а что, если она проболтается Тофу? И я не могу рассказать Мер, потому что она будет ревновать, а значит, Рашми и Джош тоже отпадают. До меня доходит, что нет никого, с кем можно было бы этим поделиться. Я сделала что-то не то?
Я валяюсь в постели как можно дольше, но в конечном счете мой мочевой пузырь одерживает победу. Когда я выхожу из ванной, Сент-Клэр смотрит в окно, а потом оборачивается и смеется:
– Твои волосы. Они торчат во все стороны.
Сент-Клэр произносит последнее слово как «встоо-роны» и растопыривает пальцы, словно изображая рога.
– Уж кто бы говорил.
– Ну я-то специально так делаю. До меня целую вечность доходило, что лучше всего небрежная прическа получается в том случае, если ее просто-напросто игнорировать.
– Хочешь сказать, у меня солома на голове? – Я смотрюсь в зеркало и, к своему ужасу, обнаруживаю, что действительно похожа на рогатое животное.
– Да нет. Мне нравится. – Сент-Клэр с улыбкой поднимает ремень с пола. – Завтрак?
Передаю ему ботинки:
– Уже полдень.
– Спасибо. Ланч?
– Нет, сначала в душ.
Мы расходимся на час и встречаемся в его комнате. Дверь распахнута настежь, и на весь коридор гремит французский панк-рок. Я захожу внутрь и вижу, что Сент-Клэр привел свою комнату в порядок. Поразительно. Кучи одежды и полотенец рассортированы для прачечной. Пустые бутылки и пакетики из-под чипсов выброшены.
Парень с надеждой смотрит на меня:
– Это только начало.
– Выглядит замечательно.
И это действительно так. Я улыбаюсь.
Мы снова проводим день в прогулках по городу. Застаем часть кинофестиваля Дэнни Бойла и гуляем вдоль Сены. Я учу Сент-Клэра правильно бросать камушки – не могу поверить, что он этого не умеет. Начинает моросить, и мы забегаем в книжный магазин напротив Нотр-Дама. Желто-зеленая вывеска гласит: «Шекспир и компания».
Мы поражены царящим внутри хаосом. Орда клиентов толпится у стола, и везде, куда ни глянь, книги, книги и книги. Но не как в сетевых книжных, где все аккуратно рассортировано по полкам, столам и рекламным стендам. Здесь книги валяются на шатких стендах, падают со стульев и покосившихся полок. Повсюду картонные коробки, полные книг, а возле внушительной стопки на лестнице дремлет черная кошка. Но самое удивительное в том, что все эти книги на английском.
Сент-Клэр замечает мое испуганное выражение лица:
– Ты никогда не была здесь прежде?
Я качаю головой. Сент-Клэр удивлен.
– Это место довольно известно. Слушай… – Он держит экземпляр «Бальзака и портнихи-китаяночки». – Знакомо, да?
Я рассеянно блуждаю по магазину, взволнованная тем, что оказалась в окружении книг, написанных на моем родном языке, и в то же время испытываю постоянный страх что-то задеть. Одно неловкое прикосновение может уничтожить весь магазин. Он рухнет, и мы окажемся погребены под грудой пожелтевших страниц.
Дождь барабанит в окна. Я протискиваюсь сквозь группу туристов и углубляюсь в секцию беллетристики. Не знаю, почему я ищу его, но ничего не могу с собой поделать. Я начинаю с конца. Кристи, Кэсер, Колдуэлл, Берроуз, Бронте, Берри, Болдуин, Остер, Остин. Эшли. Джеймс Эшли.
Стопка книг моего отца. Все шесть штук. Я вытаскиваю экземпляр «Инцидента» в твердом переплете и чувствую, как от знакомой картинки на обложке по коже бегут мурашки.
– Что это? – интересуется Сент-Клэр.
Я застываю на месте. Я даже не поняла, что он стоял возле меня.
Он берет книгу у меня из рук, и его глаза округляются. Сент-Клэр переворачивает книгу, мы видим фото моего улыбающегося папочки. Отец дочерна загорелый, а его зубы сияют неестественной белизной. На нем рубашка поло цвета лаванды, а волосы слегка развеваются на ветру.
Сент-Клэр приподнимает брови:
– Не вижу сходства. Он как-то уж слишком красив.
Я что-то нервно бормочу в ответ, и Сент-Клэр сжимает мою руку с книгой.
– Дела хуже, чем я думал. – Он смеется. – И всегда он такой?
– Да.
Сент-Клэр открывает книгу и читает аннотацию. Я в волнении наблюдаю за его лицом. Оно становится озадаченным. Потом парень вдруг останавливается и начинает читать сначала. Наконец он отрывает от книги глаза:
– Она о раке.
О, мой Бог!
– У этой женщины рак. Что с ней происходит?
Я пытаюсь сглотнуть.
– Мой отец – идиот. Я же говорила тебе, он полный придурок.
Мучительная пауза.
– У него неплохие продажи, не так ли?
Я киваю.
– И люди наслаждаются этим? Находят это увлекательным?
– Прости, Сент-Клэр.
Мои глаза наполняются слезами. Я никогда так сильно не ненавидела своего отца, как сейчас. Как он мог? Как он смеет делать деньги на чем-то столь ужасном? Сент-Клэр закрывает книгу и запихивает обратно на полку. Берет другую. «Выход». Роман о лейкемии. На обложке фото моего отца в классической рубашке, верхние пуговицы небрежно расстегнуты. Руки скрещены, но на лице та же глуповатая усмешка.
– Он ненормальный, – говорю я. – Абсолютно… безобразно… ненормальный.
Сент-Клэр фыркает, он уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но видит, что я плачу.
– Нет, Анна, – смущенно бормочет он. – Анна, прости.
– Это ты извини. Тебе не стоило на такое смотреть.
Я выхватываю книгу и убираю на полку. Оттуда мгновенно вываливается стопка книг и приземляется на пол между нами. Мы опускаемся, чтобы поднять их, и сталкиваемся головами.
– Ой! – вскрикиваю я.
Сент-Клэр потирает лоб:
– С тобой порядок?
Я вырываю книги у него рук:
– Я нормально. В порядке.
Заталкиваю их обратно в шкаф и ухожу в дальний конец магазина, подальше от Сент-Клэра, подальше от моего отца. Но всего через несколько секунд Сент-Клэр вновь оказывается рядом.
– Это не твоя вина, – мягко говорит он. – Родителей не выбирают. Я знаю это, как никто, Анна.
– Я не хочу об этом говорить.
– Тогда хватит об этом. – Парень держит в руках сборник поэзии. Пабло Неруда. – Ты его читала?
Я качаю головой.
– Хорошо. Потому что я купил его для тебя.
– Что?
– Он входит в список по английскому на следующий семестр. Тебе бы и так пришлось его купить. Открой.
Я смущена, но вынуждена подчиниться. На первой странице стоит штамп «Шекспир и компания, нулевой километр Парижа».
Я изумленно моргаю:
– Нулевой километр? Это то же самое, что и нулевая точка? – Я вспоминаю нашу первую совместную прогулку по городу.
– Как в старые добрые времена, – улыбается Сент-Клэр. – Ладно, дождь прекратился. Пойдем отсюда.
Я молча иду по улице. Мы пересекаем тот же мост, что и в первый вечер – я опять по внешней стороне, Сент-Клэр по внутренней, – и он продолжает говорить за нас обоих.
– Я когда-нибудь упоминал, что ходил в школу в Америке?
– Что?! Нет.
– Правда, целый год. В восьмом классе. Это было ужасно.
– Восьмой класс для всех жуткий, – отвечаю я.
– Ну, для меня все было еще хуже. Мои родители только что разошлись, и мама вернулась в Калифорнию. Я не был там с раннего детства, но поехал с нею и попал в ужасную государственную школу…
– О, нет. Государственная школа.
Этьен толкает меня плечом:
– Дети были безжалостны. Они высмеяли меня с головы до ног: мой рост, акцент, манеру одеваться. Я поклялся, что никогда больше туда не вернусь.
– Но американкам нравится английский акцент, – бездумно выпаливаю я, а потом молюсь, чтобы он не заметил мой румянец.
Сент-Клэр берет гальку и бросает в реку:
– Только не в средней школе. Особенно когда мальчик им ростом по колено.
Я смеюсь.
– В общем, когда год закончился, родители нашли для меня новую школу. Я хотел вернуться в Лондон, к друзьям, но отец настоял на Париже, чтобы можно было приглядывать за мной. Так я попал в Американскую школу.
– И часто ты возвращаешься? В Лондон?
– Не так часто, как хотелось бы. В Англии живут мои друзья плюс бабушка и дедушка, родители моего отца, так что приходится делить каникулы между Лондоном…
– Твои бабушка и дедушка – англичане?
– Дедушка – да, а бабушка, – француженка. А мамины родители, естественно, американцы.
– Вау. Да ты и впрямь человек мира.
Сент-Клэр улыбается:
– Говорят, больше всего я похож на дедушку-англичанина, но это только по акценту.
– Не знаю. Мне кажется, от англичанина в тебе больше, чем от кого-то еще. И ты не просто говоришь как англичане, ты и внешне на них похож.
– Правда? – Сент-Клэр удивлен.
Я улыбаюсь:
– Ну да, все дело в нездоровой бледности. Я в хорошем смысле, – добавляю я, заметив его встревоженное лицо. – Честно.
– Ага, – косится на меня Сент-Клэр. – Не важно. Прошлым летом я был не в силах больше выносить отца и впервые провел все каникулы с мамой.
– И как все прошло? Могу поспорить, девчонки больше не дразнили тебя за акцент.
Сент-Клэр смеется:
– Нет, не дразнили. Но с ростом я ничего не могу поделать. Я навсегда останусь коротышкой.
– А я всегда буду такой же помешанной, как мой папаша. Все говорят, что я пошла в него. Он такой же аккуратист, как я.
Сент-Клэр, кажется, неподдельно удивлен.
– А что плохого в аккуратности? Я вот жалею, что так неорганизован. И, Анна, я никогда не встречал твоего отца, но гарантирую тебе, что ты на него совершенно не похожа.
– Откуда тебе знать?
– Ну, во-первых, он напоминает куклу Кена. А ты красавица.
Я спотыкаюсь и падаю на тротуар.
– Ты цела? – с беспокойством спрашивает Сент-Клэр.
Я отвожу взгляд, но парень берет меня за руку и помогает встать.
– Я в порядке. В полном! – отвечаю я, стряхивая песок с ладоней. О мой Бог, я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ненормальная.
– Ты ведь замечала, как на тебя смотрят парни? – продолжает Сент-Клэр.
– Они смотрят потому, что я все время выставляю себя идиоткой. – Я рассматриваю свои оцарапанные ладони.
– Вон тот парень глазеет на тебя прямо сейчас.
– Что?… – Я оборачиваюсь и вижу, что на меня смотрит молодой человек с длинными темными волосами. – Почему он на меня смотрит?
– Думаю, ему нравится то, что он видит.
Я вспыхиваю, но Сент-Клэр продолжает свою тираду.
– В Париже не принято скрывать, что находишь кого-то привлекательным. Французы не отводят глаза, как представители других культур. Ты разве не замечала?
Сент-Клэр считает меня привлекательной. Он назвал меня красавицей.
– Гм… нет, – тихо отвечаю я. – Не замечала.
– Что ж, разуй глаза.
Но я вижу только голые ветки, детей с воздушными шарами и группу японских туристов. Смотрю куда угодно, лишь бы не на своего спутника. Мы вновь останавливаемся перед Нотр-Дамом. Я показываю на знакомую звезду и откашливаюсь.
– Не хочешь загадать желание?
– Ты первая. – Сент-Клэр задумчиво наблюдает за мной, словно пытаясь что-то разгадать. И даже прикусывает ноготь большего пальца.
На этот раз я не могу ничего с собой поделать. Весь день я только об этом и думала. О нем. О нашей тайне.
Я желаю, чтобы мы с Сент-Клэром снова провели ночь вместе.
Затем он встает на красновато-желтую бронзовую звезду и закрывает глаза. Я понимаю, что он наверняка думает о матери, и чувствую себя виноватой, что мне в голову не пришло ничего подобного.
Все мои мысли лишь о Сент-Клэре. Почему он несвободен? Возможно ли, что все сложилось бы по-другому, если бы я появилась раньше Элли? И если бы его мама не была больна?
Он сказал, что я красивая, но я понятия не имею, был ли это обыкновенный флирт или настоящее признание. Возможно ли, что рядом со мной Сент-Клэр не такой, как с остальными? Нет. Я так не думаю. Но я могла по ошибке принять нашу дружбу за нечто большее, потому что мне хочется ошибиться.
За ужином в ресторанчике, увитом плющом и с дровяным камином, волнение постепенно уходит. Затем мы долго прогуливаемся с набитыми животами, все еще ощущая на губах привкус шоколадного мусса.
– Пойдем домой, – говорит Сент-Клэр, и мое сердце начинает отбивать барабанный бой.
Дом. Мой дом – это и его дом тоже.
На вахте никого нет, но при нашем приближении Нейт высовывается из своей комнаты:
– Анна! Этьен!
– Привет, Нейт, – дружно отвечаем мы.
– Хорошо отметили День благодарения?
– Да. Спасибо, Нейт, – говорим мы.
– Ну что, ребятки, мне заглянуть к вам попозже? Правила вы знаете. Спать в комнатах представителей противоположного пола запрещено.
Мое лицо вспыхивает, а щеки Сент-Клэра покрываются пятнами. Верно. Таковы правила. Их мой любящий правила, законопослушный мозг удобно «подзабыл» вчера вечером. Вот только это правило все постоянно нарушают.
– Конечно, мы все помним, Нейт, – говорим мы.
Нейт качает своей бритой головой и возвращается обратно в свою комнату. А потом дверь быстро открывается, и в нас летит горстка чего-то непонятного. Дверь снова захлопывается.
Презервативы. О боже, какое унижение.
С пунцовым лицом Сент-Клэр подбирает крохотные серебряные квадратики с пола и засовывает в карманы куртки. Мы не говорим, даже не смотрим друг на друга, поднимаясь по лестнице на мой этаж. Мой пульс бьется все чаще с каждым шагом. Последует ли Сент-Клэр за мной в мою комнату или Нейт убил сейчас мою последнюю надежду?
Мы доходим до места, и Сент-Клэр чешет в затылке:
– Мм…
– Так…
– Я пойду надену пижаму. Ладно? – серьезно спрашивает парень, пристально вглядываясь мне в лицо.
– Да. Я тоже… приготовлюсь ко сну. – Я чувствую, что краснею.
– Увидимся через минутку?
Я с облегчением сглатываю.
– У тебя или у меня?
– Поверь мне, ты не захочешь спать в моей кровати.
Сент-Клэр смеется, и мне приходится отвернуться, потому что я хочу, черт побери, просто мечтаю спать в его кровати. Но я понимаю, что он имеет в виду. Действительно, моя кровать почище. Я бегу в свою комнату и быстро переодеваюсь в земляничные штаны и футболку с логотипом Атлантского кинофестиваля. В таком виде ни у кого не возникнет мысли, что я собираюсь соблазнить парня.
Как будто я вообще знаю, как это делается.
Несколько минут спустя Сент-Клэр стучит в дверь. На нем снова белые пижамные штаны в синюю полоску и черная футболка со знакомым логотипом французской группы. Мне становится трудно дышать.
– Обслуживание номеров, – говорит он.
В голове совершенно пусто.
– Ха-ха, – вымученно отвечаю я.
Сент-Клэр улыбается и выключает свет. Мы забираемся в кровать. Выходит очень неловко. Как обычно. Я переползаю на свой край кровати. Мы лежим, вытянувшись, стараясь не задеть друг друга. Наверное, я мазохистка, раз продолжаю ставить себя в подобные ситуации. Мне нужна помощь. Меня необходимо записать к психоаналитику, а может быть, меня стоит запереть в обитой войлоком палате или одеть в смирительную рубашку. Или сделать хоть что-нибудь…
Спустя целую вечность Сент-Клэр громко вздыхает и переворачивается. Его нога врезается в мою, и я вздрагиваю.
– Извини, – говорит он.
– Все нормально.
– …
– …
– Анна?
– Да?
– Спасибо, что разрешила мне снова спать у тебя. Прошлой ночью…
Томление в груди нарастает.
Что? Что, что, что?
– Я давно так сладко не спал.
В комнате тихо. Спустя секунду я перекатываюсь назад. Медленно-медленно вытягиваю ногу, пока не касаюсь лодыжки Сент-Клэра. Он резко выдыхает. Я улыбаюсь, потому что знаю: моего лица в темноте он не может видеть.
