Глава тринадцатая
– Ун плейс силь ву плэ.
Одно место, пожалуйста. Еще раз повторяю про себя, как это произносится, и только потом иду к кассе и протягиваю в окошечко евро. Кассир, не моргая, отрывает билет и передает мне. Я аккуратно его забираю и благодарю дрожащим голосом. Контроллер проверяет билет, а затем слегка его надрывает. После похода в кинотеатр с друзьями я уже знаю, что должна дать небольшие чаевые. Такая вот дурацкая традиция. На удачу касаюсь канадского флага, но он мне больше не нужен. Удача и так со мной.
Я это сделала. Я справилась!
Мое облегчение настолько сильно, что я едва замечаю, как ноги ведут меня к любимому ряду. В зале почти никого. Три девушки примерно моего возраста сзади, а впереди пожилая пара с коробкой конфет. Некоторые не любят ходить в кино без компании, но это не про меня. Едва в зале гаснет свет, во всем мире для меня остается лишь происходящее на экране.
Я откидываюсь на упругую спинку кресла и растворяюсь в трейлерах. Межу ними идет французская реклама, и я развлекаюсь, пытаясь угадать продукт, который сейчас будут рекламировать. Двое мужчин бегают друг за другом по Великой Китайской стене, демонстрируя одежду. Полураздетая женщина почесывает крякающую утку – реклама мебели. Звучит техно, и на экране возникает танцующий силуэт – это еще что такое?… Реклама танцевального клуба? Предложение наклюкаться?
Бог его знает.
Но вот начинается «Мистер Смит едет в Вашингтон». Джеймс Стюарт играет наивного идеалиста, который отправился в Сенат, где все считают, будто смогут легко обвести его вокруг пальца. Думают, он провалится и потеряет место, но Стюарт показывает всем, где раки зимуют. Он сильнее и куда круче, чем они предполагали. Мне он нравится.
Я вспоминаю Джоша. Интересно, каков его отец-сенатор?
Субтитры диалогов идут внизу экрана и выделены желтым цветом. Все присутствующие ведут себя тихо до первой шутки. Тут уж мы с парижанами хохочем вместе. Два часа пролетают как один миг. И вот я уже стою под уличным фонарем, в приятном оцепенении размышляя о том, что посмотреть завтра.
– Снова ходила в кино?
Дэйв подглядывает у меня номер страницы и открывает свой учебник на главе о семье. Нас, как обычно, разделили на пары, чтобы попрактиковаться в диалогах.
– Да. «Техасская резня бензопилой». Ну, знаешь, чтобы ощутить праздничный дух.
В эти выходные Хеллоуин, но украшений нигде не видно. Должно быть, это чисто американский праздник.
– Оригинал или ремейк? – Профессор Жиллет марширует вдоль наших парт, и Дэйв тут же говорит: – Же те пресенс ма фамилле. Жан-Пьер эст… л’онкл.
– Гм. Что?
– Куи, – поправляет преподавательница.
Я ожидаю, что она остановится, но она проходит дальше. Фух!
– Оригинал, конечно. – Но я впечатлена, что Дэйв знает про ремейк.
– Забавно, я и не предполагал, что ты любишь ужастики.
– Почему нет? – ощетиниваюсь я. – Мне нравятся любые качественные фильмы.
– Да, но большинство девчонок брезгуют подобными вещами.
– На что это ты намекаешь? – говорю я чуть громче, и Гильотина на другом конце класса поворачивается к нам. – Марк э мон… фрэр, – бормочу я, заметив первое попавшееся французское слово. Брат. Моего брата зовут Марк. Упс. Прости, Шон.
Дэйв потирает веснушчатый нос:
– Как будто ты не знаешь. Если девушка предлагает парню сходить на ужастик, значит, она будет пугаться и вешаться на него весь фильм.
Я рычу:
– Ой, да брось. Обычно испуганных парней из кинозала выбегает не меньше, чем девчонок…
– Кстати, сколько фильмов ты посмотрела на этой недели, Олифант? Четыре? Пять?
На самом деле шесть. В воскресенье получилось два. У меня теперь свой распорядок дня: школа, домашняя работа, ужин, кино. Я медленно, кинотеатр за кинотеатром, изучаю город.
Но признаваться в этом мне не хочется, поэтому я лишь пожимаю плечами.
– Возьмешь меня с собой, а? Может, я тоже люблю ужастики.
Я делаю вид, что пристально изучаю семейное дерево в своем учебнике. Дэйв не впервые на это намекает. Он симпатичный, но как парень мне совершенно не импонирует. Трудно воспринимать всерьез того, кто вальяжно откидывается на спинку стула только для того, чтобы позлить преподавателя.
– Может, мне нравится ходить в кино одной. Есть время продумать рецензию.
На самом деле это правда, хоть я и не рискую добавить, что обычно я все-таки не одна. Иногда со мной ходит Мередит, иногда Рашми и Джош. И да, порой это бывает Сент-Клэр.
– Точно. Рецензии. – Дэйв вырывает у меня из рук блокнот на пружинах, который я прячу под учебником по французскому.
– Эй! Отдай!
– Снова для веб-сайта?
Пока я пытаюсь вырвать блокнот, Дэйв деловито пролистывает страницы. Я не делаю никаких заметок во время просмотра фильма, предпочитая оставлять это на потом, когда появится время все обдумать. Однако мне нравится кратко записывать первые впечатления.
– Кому говорю, отдай.
– И кстати, зачем так заморачиваться? Почему бы тебе не сходить в кино ради веселья, как нормальный человек?
– Мне и так весело. И я уже говорила, это хорошая практика. Дома я не могу посмотреть классику на большом экране, как здесь.
Не говоря уже о том, что я не могу посмотреть фильмы в такой тишине. В Париже, когда идет фильм, все молчат. И да поможет Бог тому человеку, кто принесет в зал хрустящие чипсы или начнет шуршать пакетом.
– А зачем тебе практика? Писать о кино не так уж сложно.
– Да ну? Хотелось бы мне посмотреть, как ты напишешь рецензию объемом в шестьсот слов на какой-нибудь фильм. «Мне понравилось. Было круто. Особенно когда бабахало».
Мне наконец удается вцепиться в блокнот, но Дэйв держит его слишком высоко над головой.
Он смеется:
– Пять звезд за взрывы.
– Отдай. СЕЙЧАС ЖЕ!
На нас падает тень. Рядом возвышается Гильотина, явно ожидая продолжения. Внимание всего класса приковано к нам. Дэйв отпускает блокнот, и я сажусь на место.
– Эм… тре бьен, Дэвид, – говорю я.
– Когда закончите вашу милую беседу, пожалуйста, возвращайтесь к заданию. – Гильотина прищуривается. – И ду страниц’ о ву фамилис о франсе пур ланди мата.
Мы робко киваем, и стук каблучков удаляется.
– Ланди мата? Что, черт возьми, это означает? – шепчу я Дэйву Гильотина бросает на ходу:
– До утра понедельника, мадемуазель Олифант.
Я с грохотом опускаю поднос с ланчем на стол. Чечевичный суп выплескивается из миски, а слива спрыгивает с тарелки. Сент-Клэр подхватывает ее на лету.
– Какая муха тебя укусила? – спрашивает он.
– Французская.
– Дело плохо?
– Плохо.
Сент-Клэр кладет сливу обратно на поднос и улыбается:
– Прорвешься.
– Тебе легко говорить, месье билингвист.
Его улыбка угасает.
– Прости. Ты права, это нечестно. Я иногда забываю.
Я с силой мешаю суп.
– Профессор Жиллет всегда выставляет меня дурой. Но я не дура.
– Конечно же нет. Глупо ждать, что человек сразу заговорит чисто и правильно. Нужно время, чтобы что-нибудь выучить, тем более язык.
– Я просто устала каждый раз выходить оттуда… – я показываю на окна, – с чувством абсолютной беспомощности.
Сент-Клэр явно удивлен:
– Но ты вовсе не беспомощна. Каждый вечер ты выходишь гулять, и частенько одна. И уже не стенаешь, как раньше. Не стоит быть к себе такой суровой.
– Хм…
– Эй! – Сент-Клэр пододвигается ближе. – Помнишь, что говорила профессор Коул по поводу нехватки переводной литературы в Америке? Она говорила, что важно узнавать другие культуры, сталкиваться с разными ситуациями. Ты так и делаешь. Выходишь на улицу и «пробуешь воду». Ты должна гордиться собой. К черту уроки французского, это все равно что сквозь дерн прорываться.
Этот сугубо английский речевой оборот заставляет меня улыбнуться. Кто бы говорил о переводе.
– Да, но профессор Коул говорила о книгах, а не о действительности. Это большая разница.
– Разве? А как же кинематограф? Не ты ли всегда называла кино отражением действительности? Или это был другой известный кинокритик?
– Заткнись. Это другое.
Сент-Клэр смеется, понимая, что поймал меня:
– Видишь? Тебе стоит меньше волноваться по поводу французского и больше…
Внимание Этьена вдруг привлекает что-то позади меня, и он замолкает. На лице проступает отвращение.
Я оборачиваюсь и вижу Дэйва. Склонив голову, он стоит на коленях на полу столовки и протягивает мне тарелку:
– Позволь мне преподнести этот эклер в знак примирения.
Мое лицо вспыхивает.
– Что ты делаешь?
Дэйв поднимает глаза и ухмыляется:
– Прости за дополнительные задания по домашке. Это я виноват.
Я молчу. Наконец Дэйв поднимается и с поклоном ставит десерт передо мной. Вся столовая смотрит на нас. Дэйв берет стул из-за соседнего столика и усаживается между Сент-Клэром и мной.
Этьен скептически произносит:
– Чувствуй себя как дома, Дэйв.
Дэйв делает вид, что не слышит. Он опускает палец в липкую шоколадную глазурь и слизывает.
– Итак. Сегодня вечером. «Техасская резня бензопилой». Никогда не поверю, что ты не боишься фильмов ужасов, если не возьмешь меня с собой.
О, господи, только не это.
Дэйв приглашает меня на свидание прямо перед Сент-Клэром. Сент-Клэр ненавидит Дэвида; он говорил об этом перед просмотром «Это случилось однажды ночью», я помню.
– Уф… прости. – Я судорожно пытаюсь что-нибудь придумать. – Я не иду. Планы изменились.
– Да брось. Что такого важного могло случиться в пятницу вечером?
Дэйв сжимает мою руку, и я в отчаянии гляжу на Сент-Клэра.
– Проект по физике, – заявляет тот, впиваясь взглядом в руку Дэйва. – Задали вот в последнюю минуту. Теперь дел по горло.
– У вас целые выходные впереди. Расслабься, Олифант. Дай себе отдохнуть.
– Кто бы говорил, – замечает Сент-Клэр. – Как будто у Анны нет сверхурочной домашней работы в эти выходные. И все благодаря тебе.
Дэйв наконец поворачивается к Сент-Клэру, и они обмениваются хмурыми взглядами.
– Извини, – говорю я.
Мне действительно жаль. Ужасно неприятно отшивать его, особенно на глазах у всех. Он неплохой парень, несмотря на мнение Сент-Клэра.
Но Дэйв вновь смотрит на Сент-Клэра.
– Прекрасно, – произносит он через некоторое время. – Я все понял.
– Что? – смущенно говорю я.
– Я не знал… – Дэйв окидывает нас с Сент-Клэром многозначительным взглядом.
– Нет! Нет. Между нами ничего нет. Совсем. В общем, увидимся. Сегодня вечером я просто занята. Физикой.
Дэйв выглядит раздраженным, но пожимает плечами:
– Ничего страшного. Эй, а ты пойдешь на завтрашнюю вечеринку?
Нейт устраивает гулянку в общежитии в честь Хеллоуина. Я не планировала идти, но вру, чтобы поднять Дэйву настроение:
– Да, наверное. Увидимся на вечеринке.
Дейв поднимается:
– Клево. Буду ждать.
– Хорошо. Конечно. Спасибо за эклер! – кричу я ему вслед.
– Всегда пожалуйста, красотка.
Красотка. Он назвал меня красоткой! Стоп. Мне не нравится Дэйв.
Или нравится?
– Кретин, – говорит Сент-Клэр, спустя секунду, но Дэйв уже вне пределов слышимости.
– Не будь таким грубым.
Этьен смотрит на меня с непонятным выражением лица.
– Ты не жаловалась, когда я придумывал для тебя оправдание.
Я отодвигаю эклер:
– Он поставил меня в неловкое положение, вот и все.
– Тебе следовало бы меня поблагодарить.
– Спасибо, – саркастически отвечаю я. И с ужасом понимаю, что на нас смотрят.
Джош откашливается и указывает на мой десерт, в котором уже побывал палец Дэйва.
– Ты есть будешь? – спрашивает он.
– Угощайся.
Сент-Клэр встает так резко, что его стул с грохотом отъезжает назад.
– Ты куда? – спрашивает Мер.
– Никуда.
Сент-Клэр уходит, оставляя нас в молчании. Через секунду Рашми подается вперед, удивленно поднимая брови:
– Знаете, мы с Джошем видели, как они ругались пару дней назад.
– Кто? Сент-Клэр с Дэйвом? – спрашивает Мер.
– Нет, Сент-Клэр и Элли. Все дело в этом, понимаете.
– Правда? – спрашиваю я.
– Да, он был на грани всю неделю, – говорит Рашми.
Я задумываюсь.
– Это правда. Я слышала, как он расхаживает по комнате. Он никогда раньше так не делал.
Не то чтобы я подслушивала специально, но теперь, зная, что Сент-Клэр живет надо мной, я поневоле отмечаю, когда он приходит и уходит.
Джош окидывает меня странным взглядом.
– Где ты их видела? – спрашивает Мер у Рашми.
– У входа на станцию Клюни. Мы уже хотели поздороваться, но потом, увидев их лица, решили пойти другой дорогой. Определенно не тот разговор, в который хочется вмешиваться.
– И о чем они спорили? – спрашивает Мер.
– Не знаю. Я не расслышала.
– Дело в Элли. Она так изменилась.
Рашми хмурится:
– Она теперь думает, что стала намного лучше нас, поскольку поступила в Парсонс.
– А как она одевается, – с необычайной горечью добавляет Мер. – Словно возомнила себя настоящей парижанкой.
– Она всегда была такой, – фыркает Рашми.
Джош по-прежнему молчит. Он доедает эклер, вытирает белый крем с пальцев и достает альбом. А потом сосредоточивается на рисовании, игнорируя Мередит с Рашми… Как будто специально. У меня такое чувство, словно он знает о ситуации Сент-Клэра куда больше, чем кажется. Интересно, парни обсуждают друг с другом подобные вещи? Это возможно?
Неужели Сент-Клэр с Элли расстались?
