8
В выходные стояла жара под тридцать. Над асфальтом Амзельвега дрожал воздух. В садах было тихо. Люди искали укрытия в затемненных комнатах своих домов.
Но в крошечной квартире Марлен ни задернутые гардины, ни спущенные жалюзи от жары не спасали. Она прочно угнездилась во всех углах.
Фабио раздражало, что Марлен шастала по дому нагишом. Он представлял себе голые или полуголые потеющие пары в квартирах сверху, снизу, слева и справа, и это отвлекало его от попыток снова подпасть под ее обаяние.
В воскресенье утром он спустился к почтовому ящику за «Воскресным утром». Странное это было ощущение – читать свою газету с точки зрения человека постороннего. Руфер написал в колонке редактора о жаре. И даже эту тему он умудрился повернуть так, что по прочтении статьи у читателя возникал вопрос: лично он за жару или против?
Лукас Егер был представлен отчетом о провале конференции климатологов и комментарием к событию (с портретом автора). Фабио быстро пролистал оба материала.
Больше трех страниц занимал первый репортаж Рето Берлауэра в «Воскресном утре». Репортер сопровождал несколько японских туристических групп и теперь описывал, какая в них царит военная дисциплина. Фабио заставил себя прочесть материал и с огорчением вынужден был признать, что написан он не так уж скверно.
На культурной полосе шел отчет о съемках фильма «Чаепитие трех старух». До сих пор считалось, что этот первый криминальный роман Фридриха Глаузера экранизировать невозможно, но на днях его уже начали снимать в какой-то вилле на берегу озера. На фото была видна съемочная площадка: что-то вроде алтаря, а перед ним некая фигура, одетая в какой-то ярко-желтый ку-клус-клановский балахон. На заднем плане несколько человек из съемочной группы.
Немного в стороне от всех разговаривала по мобильнику молодая брюнетка с короткой стрижкой.
Норина.
Фабио отложил газету и тихо прошел в спальню. Марлен лежала на боку, вытянув нижнюю ногу и подтянув верхнюю. Он сел на кровать и стал смотреть.
– Ты смотришь туда, куда я думаю, что ты туда смотришь? – сонно пробормотала она.
Когда он подтвердил, Марлен еще больше подтянула ногу.
– А ты представь себе, что мы где-нибудь на островах Карибского моря. Так легче выдержать. – Обливаясь потом, они лежали на спине и всячески старались не касаться друг друга.
Фабио не ответил. Он давно уже представлял себе, что находится в другом месте.
Кто-то включил во дворе радио. Музыкальный фольклор. Фабио рассмеялся:
– Латинская Америка!
– Сходим в «Ландэгг»? – спросила Марлен. Фабио сразу понял, что не хочет показываться с Марлен в «Ландэгге».
– Нынче там весь свет, – ответил он.
– И что?
– Да не хочу я в сотый раз объяснять, что со мной произошло.
– Тогда не в «Ландэгг», а еще куда-нибудь. Я здесь не выдержу.
Они пошли на дневной сеанс в «Палаццо» смотреть «Титаник». Не слишком новый фильм и не то чтобы во вкусе Фабио. Но в кинозале был кондиционер, фильм шел три часа, и Леонардо ди Каприо замерзал в ледяной Атлантике.
Выйдя из кино, они натолкнулись на стену горячего воздуха. В глазах у Марлен стояли слезы.
– Прости, – сказала она, – так глупо.
В ста метрах от кинотеатра находился бар «Ночлежка». Большой бар, где не только поили, но и кормили. Не так давно у него появился новый владелец, и бар быстро вошел в моду. Но и туда Фабио не хотел являться в обществе Марлен.
Вместо этого он предложил зайти в «Виноградные ножницы» – винный кабачок с зелеными круглыми окошками, поскольку на его двери висела табличка с надписью: «Кондиционер!»
Несмотря на заманчивую табличку, они оказались единственными посетителями и заняли столик в нише. Кондиционер действовал так исправно, что худая седоволосая официантка, принесшая меню, была одета в голубую шерстяную жакетку. Марлен заказала бокал вина, а Фабио – минеральную воду.
– Как зовут вашего главного технолога по пищевым продуктам, с которым я делал интервью?
– Доктор Марк.
– Ты смогла бы устроить мне еще одну встречу?
– Конечно.
Официантка принесла заказ.
– Он спросит: на какой предмет?
– Вот и меня это интересует. Скажи ему, что я хотел бы задать несколько дополнительных вопросов на ту же тему, что и в прошлый раз.
Марлен кивнула и отпила глоток.
– С каких пор ты перестала быть моим тайным приключением? – спросил Фабио.
– С пятницы восьмого июня, примерно с одиннадцати вечера.
– Что тогда произошло?
– Позвонил телефон, некая госпожа Кесслер пожелала говорить с господином Росси. Дескать, у нее срочное дело. Я дала тебе трубку. Ты лежал рядом со мной в постели.
– Ты дала мне трубку?
– Я же не могла знать, кто такая госпожа Кесслер. Я думала, это кто-то из редакции.
– В пятницу? В одиннадцать вечера? Бред! Марлен отпила глоток вина. Когда она ставила бокал на стол, ее глаза были полны слез.
Фабио не обратил на это внимания в надежде, что они высохнут сами собой. Но когда он снова взглянул на лицо Марлен, оно было мокро от слез.
– Прости, – всхлипнула она, встала и вышла в туалет.
Он ждал. Каждый раз, поднимая глаза, он встречал укор во взгляде официантки. Через пять минут он встал.
– А я уж собралась пойти взглянуть, как она там, – проворчала официантка, когда он проходил мимо.
Когда он нашел наконец дамскую уборную, Марлен как раз выходила из двери. Она не плакала, но была готова расплакаться в любой момент.
– Мы можем взять такси? – спросила она.
Едва они уселись, Марлен разрыдалась снова.
– Из-за фильма? – спросил Фабио.
– В том числе, – ответила она.
Он отнес Марлен в постель, держал ее за руку, пока она в слезах не уснула, и думал о Норине.
По понедельникам сотрудники воскресных газет наслаждались затишьем. Сара Матей сразу же приняла приглашение Фабио пообедать вместе.
В девять утра у Фабио была тренировка. Джей безжалостно гонял его, несмотря на жару, а после тренировки запретил принимать холодный душ.
– Если ты не хочешь порвать связки.
Еще по пути в «Биотоп» Фабио все старался вспомнить имя официантки. С кем не бывает. Голая, у бассейна, с клубничным мороженым. Ивонна Дольчефарниенте? Точно. Так ее и звали. Ивонна.
Он пришел на полчаса раньше. У Ивонны был выходной.
– Привет, – сказал молодой официант. – Жара.
Фабио его не помнил. В «Биотопе» быстро переходили на «ты».
Фабио потягивал тоник и старался не шевелиться. Жара и последствия тренировки то и дело бросали его в пот.
Сару Матей он заметил издалека. На ней была мужская рубашка в белую и голубую полоску и тесные брюки цвета хаки. Она приволокла с собой свою старую потрепанную сумку, с которой никогда не расставалась. При виде Фабио она зажала в зубах сигарету и махнула ему рукой. Сара принадлежала к последним женщинам под шестьдесят, позволявшим себе курить на улице.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она своим глубоким голосом, усевшись за стол.
– Хреново, – ответил Фабио.
– Рассказывай.
Фабио попытался найти подходящие слова. Потерял ориентацию. Обманут. Ограблен. Предательски брошен на произвол судьбы. Всем чужой. Бездомный. Одинокий. Отвергнутый. Изгой.
Рассказ получился более подробным, чем предполагалось. Так бывало со всеми собеседниками Сары Матей. Она умела слушать, и люди становились словоохотливыми.
Они успели умять по большой тарелке салата, прежде чем Фабио подошел к концу своего повествования.
– Я блуждаю в потемках своей памяти, как слепой, на ощупь, – сказал он. – И ни один зрячий не хочет мне помочь. Ты можешь объяснить, почему?
– Тебе нужен честный ответ? – спросила Сара.
– Да. Иначе я спросил бы кого-нибудь другого.
Сара выудила из сумки сигареты.
– Тому Фабио, которого ты помнишь, помогли бы все. Но тот, которого ты забыл, был изрядным подлецом, извини за выражение.
– В каком смысле? – Фабио очень постарался, чтобы в его словах не прозвучала горечь обиды.
– Забытый тобой Фабио не приходил вечерами выпить стакан вина с коллегами. Он назначал встречи в яхт-клубе или «Голубом Ниле». Он являлся в редакцию только в случае крайней необходимости и давал нам почувствовать свое пренебрежение. Ему понадобилось несколько недель для посредственнного очерка о машинистах, но он требовал восторгов, как великая звезда. Он больше не спешил на помощь, не подставлял плечо, как подобает мужчине, а прятался за каким-то проектом, о котором только и было известно, что это «крупное дело». Он изменял своей подруге с какой-то блондинкой-пиарщицей и приобретал рубашки в «Боксе». Забытый тобой Фабио был мелким выскочкой. Мы все аплодировали, когда Норина вышвырнула тебя вон.
Фабио молчал. Сара предложила ему закурить:
– Тот, забытый, Фабио курил.
– Я знаю, – сказал Фабио и не взял сигареты.
Сара закурила.
– Извини. Ты хотел узнать правду.
– Вот и узнал. – Он попробовал улыбнуться.
– И ты до их пор не знаешь, что это за крупное дело?
– Никто не знает.
– Кроме Руфера.
– Он тоже не знает. Потому он тебя и выгнал.
– Он меня не выгнал. Я уволился. Он показал мне заявление.
– Это была обоюдная договоренность.
Фабио покачал головой. Заниматься крупным проектом и не поставить шефа в курс дела?
– А Лукас? Ему-то я сказал бы.
– Лукас говорил, что нет. Но ты же знаешь Лукаса. Он не стал бы тебя предавать.
Фабио пристроил на лицо насмешливую ухмылку.
– Брось, Фабио. Лукас тебя не предал.
Фабио на это не купился.
– Если кто тебе и может помочь, то только он.
– А ты спроси его, – предложил Фабио.
– Я уже спрашивала. Он говорит, что не было никакого крупного дела.
Фабио почувствовал, как в нем закипает ярость.
– Он хочет сказать, что я создавал видимость этого дела?
– Он не был единственным, кто так считал. Но, может быть, единственным, кто по отношению к тебе сохранял лояльность.
– Ха! – вырвалось у Фабио так громко, что официанту показалось, что его позвали.
– А ты? Ты что думаешь? Было крупное дело?
Сара пожала плечами.
– Ну, не темни, говори.
Она провела ладонью по непослушным крашеным светлым волосам и затянулась сигаретой.
– Я думаю, что крупное дело было. Но потом… – Она сделала неопределенный жест рукой.
– И что? Что потом?
– Оно лопнуло, растворилось в воздухе, не знаю. Во всяком случае, поначалу ты в него верил. Я по тебе видела. Настолько-то я знала старого Фабио.
– Когда было это «поначалу»?
Сара порылась в сумке и вытащила свой ежедневник, маленькую записную книжку в засаленной коже, стянутую резинкой, чтобы листки не рассыпались.
– Примерно в то время, когда ты дописывал очерк о машинистах. Где-то в середине мая.
– Ты уверена?
– Да. Именно тогда я подумала, что новое дело как-то с этим связано.
Фабио составил и отодвинул пустые тарелки, положил на стол свой ежедневник и списал из ее ежедневника все даты, так или иначе имевшие к нему отношение. Окончательную редакцию его последних репортажей, заседания редколлегии, которые он прогулял, планерки, на которые он не явился. Обеденное время истекало, и он попросил счет. Саре пора было возвращаться в редакцию.
Пока они ожидали сдачу, Фабио спросил:
– Ты не знаешь, зачем мне понадобилось брать интервью у главного технолога из ЛЕМЬЕ?
– Ты хотел произвести впечатление на блондинку-пиарщицу… как бишь ее?
(Под фонарем… как некогда Лили…)
– Марлен, – ответил Фабио. – Она была результатом моего посещения ЛЕМЬЕ, а не причиной. До того мы не были с ней знакомы.
– Она была знакомой Лукаса. Ты увидел их вместе и выцыганил у него приглашение на завтрак для прессы.
– Он так сказал?
– А разве это не так?
– Откуда мне знать, – раздраженно ответил Фабио.
– Извини.
Официант принес сдачу, Сара закурила еще одну сигарету, на дорогу.
Фабио шел с ней рядом, толкая перед собой велосипед. Как примерный сын, провожающий мамочку. На автобусной остановке он спросил:
– А у Норины с Лукасом… когда это началось?
Сара протестующе махнула рукой:
– Я совсем не уверена, что это вообще началось.
Не успел отойти автобус, как его мобильник заиграл болеро Марлен. Фабио взял себе на заметку, что нынче же вечером поищет инструкцию.
Марлен сказала, что попросила доктора Марка встретиться с Фабио на тот же предмет, что и в прошлый раз. Для уточнения некоторых фактов.
– Он спросил, так ли уж это срочно, и, когда я подтвердила, назначил встречу на ближайшее время. Через две недели, во вторник.
– А тема? – спросил Фабио. – Ты постаралась узнать тему нашей беседы?
– Нет, – сказала Марлен, – но его, похоже, это не слишком интересует.
– Знаешь его телефон?
Марлен продиктовала номер.
– Но на меня не ссылайся.
Фабио четыре раза набирал номер. Наконец его соединили с секретаршей доктора Марка. Она предложила ему оставить свой номер, чтобы доктор Марк смог ему перезвонить.
