6
Лукас. Которого он вытащил из этого дохлого «Оберлендского вестника». Навязал Руферу. Расхвалил как мастодонта от журналистики. Как гениальную ищейку, которую никому не удается стряхнуть с хвоста. Как человека с безошибочным нюхом на сенсацию.
Лукас, которого он вытянул из провинциального болота. Лукас, друг дома, третий прибор за столом, которому никогда не давали понять, что он лишний.
Лукас, которому он так доверял. Втирается в доверие. Утешает его вдову. Навещает его в больнице. Преломляет с ним хлеб и ничего не говорит. Трусит поглядеть ему в глаза и сказать: «Кстати, пока не забыл, старик: я теперь трахаю твою бабу».
– И давно это продолжается?
Грация выпросталась из своего стула и заняла позицию за прилавком.
– Не так чтобы очень. И дай бог, чтобы подольше. – Она погрозила ему растопыренной пятерней. – А тебе лучше оставить их в покое!
Фабио вышел.
– Ты слышал? – крикнула Грация ему вслед. И, повернувшись к своей продавщице, фыркнула. – Ох уж эти мужчины!
Фабио сидел за ноутбуком. Он просматривал компакт-диск, на который Лукас скачал его файлы из редакционного компьютера, и делал опись.
Папки и документы в основном соответствовали меню его жесткого диска. В этом не было ничего удивительного, так как он каждый раз, согласно заведенному порядку, унифицировал файлы.
Он попытался сосредоточиться на экране. Но перед его глазами все время маячила картинка, на которой Лукас и Норина выглядели как пара старых любовников. Он обнимал ее с таким видом, словно это разумелось само собой. И она это терпела.
Фабио оставил обоим сообщение на автоответчике. Ей: «Я видел тебя с Лукасом. Теперь все понятно». Ему: «Подонок!»
В квартире стояла жуткая жара. Балконная дверь была открыта. В жалюзи било солнце. С детской площадки доносились крики. Сегодня там выставили надувной бассейн.
Фабио проверил дату, когда он в последний раз составил список срочных дел. Файл на CD был датирован пятым июня. То есть больше чем за две недели до травмы.
Двадцать первого июня, в тот день, когда его доставили в больницу, никакой записи не было. И все предыдущие дни были странным образом пусты. Обычные футбольные тренировки по понедельникам в семнадцать часов, два раза кино (Кино с М.), несколько планерок в редакции. В понедельники 21 и 28 мая, оба раза на двенадцать тридцать, была назначена встреча с каким-то Фреди (Фреди, Бертини).
«Бертини» был самым дорогим в городе итальянским рестораном, который Фабио мог себе позволить только в исключительных случаях. Никакого Фреди он не знал. Кроме Фреди Келлера, своего старого школьного приятеля. О нем не могло быть и речи. Их пути разошлись примерно тогда, когда им было по семнадцать лет. Фреди бросил гимназию, поскольку в один прекрасный день пришел к выводу: получать аттестат, чтобы получить профессию, чтобы зарабатывать деньги, – слишком долго. Более эффективный путь – сделать зарабатывание денег своей профессией. Чем он с тех пор и занимался. По слухам, заметно в этом преуспел. Но Фабио не видел Фреди вот уже десять лет. Их миры были слишком разными.
То, что он дважды встречался в ресторане с Фреди Келлером, казалось ему невероятным. Единственное, что заставляло его задуматься, был выбор ресторана. «Бертини» – это как раз в стиле Фреди.
Зазвонил телефон. Фабио долго не брал трубку, пока не сообразил, что это может быть звонок ему. Настолько чужим чувствовал он себя в квартире Марлен. Когда он наконец отозвался – «да?» показалось ему самой нейтральной формой, – звонивший был, похоже, так изумлен, что на какое-то время потерял дар речи.
– Господин Росси? – спросил он наконец. – Да.
– Городское управление полиции, вахмистр Таннер. Как ваши дела?
– Почему это интересует полицию?
– Я расследую ваш случай.
– Ах так. И что-нибудь выяснили?
– Мне бы надо поговорить с вами. Доктор Бертод считает, что вы уже можете давать показания.
– Не знаю, смогу ли вам помочь. Я же ничего не помню.
– Это тоже показание. Может, у вас найдется время завтра? Я бы тогда закрыл дело.
– Завтра? – Фабио не знал, найдет ли он время. – Не знаю.
– Не знаете, найдете ли время завтра?
– Я куда-то задевал свой план на завтра. Можно, я вам перезвоню?
Полицейский продиктовал номер телефона. Фабио записал его в один из своих стенографических блокнотов.
Положив трубку, он снова сосредоточился на файле с ежедневником, сохранившимся в редакционном компьютере. Для реконструкции недавнего прошлого в нем не было почти ничего, кроме таинственного Фреди. Может, что-нибудь найдется в электронной почте.
Последнее почтовое сообщение датировалось десятым июня; тема: тренировка, отправитель:
[email protected] и текст:
Извинись за меня на тренировке. Задержусь еще на день. С сердечным приветом, Лукас.С сердечным приветом, Лукас!
Перед этим поступило несколько писем со спамом, подтверждение заказа из книжного магазина, электронная открытка и несколько внутренних редакционных сообщений. Самое раннее из них датировалось тридцать первым мая. Это было понятно, так как Фабио имел привычку в последний день каждого месяца удалять почту.
Но зато дата последнего сообщения была странной. Допустим, и сам Фабио не слишком любил электронную почту. Но чтобы за десять дней ни одного полученного сообщения? Это было невозможно. Он открыл папку с отправленными сообщениями. Самое последнее как раз и было отправлено десятого июня по адресу
[email protected] и гласило:
При твоей технике нельзя пропускать тренировки. С сердечным приветом, Фабио.С сердечным приветом, Фабио!
Единственное объяснение заключалось в том, что с десятого июня он не загружал свой почтовый ящик. Это было невероятно, но за эти недели он совершил и другие невероятные вещи. Он вытащил шнур из телефона, подключил его к ноутбуку и запустил модем.
Раздались звуки набора, шорохи и неожиданная тишина, означавшая, что соединение состоялось. Компьютер сообщил, что скорость соединения составляет 48 Кбит/с и что проверяется имя пользователя и пароль.
Вдруг на экране высветилось: Неправильное имя пользователя или пароль. Фабио повторил попытку. С тем же результатом.
Когда соединение не удалось в третий раз, он понял: ему блокировали доступ к издательскому серверу. Его пароль больше не действовал. Так что и эта связь с самым решающим периодом его жизни была оборвана.
Фабио выключил компьютер и пошел за сигаретой. Он обнаружил пачку в кухонном шкафу, в ящике, который служил домашним баром. Бутылка кампари, джин, виски и кирш. Преодолев соблазн плеснуть себе кампари, он удовлетворился сигаретой, уселся на балконе и попытался ни о чем не думать. Но крики плескавшихся в бассейне детей действовали ему на нервы. Он вернулся в комнату и закрыл балконную дверь.
Приняв душ, он, не вытираясь, обернул полотенце вокруг бедер. Влажная кожа принесла некоторое облегчение.
В замке повернулся ключ. В квартиру вошла Марлен.
– Уф, что за день! – простонала она.
Фабио промолчал. Он встал, забрал у Марлен сумку, подвел ее к дивану и задрал подол ее платья.
– Что это было? – спросила Марлен.
– Секс. – Фабио натягивал брюки. Марлен сидела на диване, поджав ноги, обхватив руками колени, склонив голову на правое плечо. Она все еще была в платье.
– Что-нибудь случилось?
Фабио покачал головой. Но позже, когда они, приняв душ, сидели на балконе перед огромной тарелкой салата, хлебом и вареной ветчиной, он спросил:
– Ты знала насчет Норины и Лукаса?
Марлен кивнула.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Объясняться на этот предмет было делом Лукаса.
– Для этого он слишком труслив, – презрительно сказал Фабио.
– Ему это тоже было непросто. Поставь себя на его место.
– Я не могу поставить себя на его место. Женщины моих друзей для меня табу.
Марлен положила ладонь на его руку:
– Норина уже не была твоей женщиной.
Фабио убрал руку.
– Бывшие женщины тоже табу. – Он молча ковырял вилкой салат.
– Съешь немного ветчины. Я для тебя покупала. Тебе нужно набирать вес.
Фабио встал и заорал:
– Я не жру этой проклятой вареной ветчины! Я никогда в жизни не жрал дерьмовой вареной ветчины!
Марлен встала из-за стола, бросилась в спальню и закрыла дверь. Фабио слышал, как она рыдает. Он выбежал из квартиры, хлопнув дверью.
Амзельвег лежал в сумерках. Жара немного спала. Двое мальчишек били мячом в гаражную дверь. Рядом две девочки прыгали через резиночку. В палисадниках шипели поливальные шланги. Откуда-то доносился запах тлеющего древесного угля.
Фабио засунул кулаки в карманы брюк и уставился на свои теннисные туфли. Он уже сожалел о том, что сорвался. Вечно он срывается. Итальянцы, да к тому же рыжие, говаривала его мать, это вам не кроткие овечки.
В чем-то Марлен права. Конечно, это непросто для тех, чьи часы не останавливались на пятьдесят дней. Но, при всем сочувствии к ним, ему было труднее всех.
Перед дверью гаража какой-то тощий субъект в крошечных плавках поливал из шланга свою голубую «тойоту».
– Добрый вечер, – произнес он со значением, когда Фабио проходил мимо.
– Добрый, – буркнул Фабио.
Вот до чего он дожил: поселился на улице, где люди по вечерам моют свои машины.
Если честно, то насчет женщин его друзей дело обстояло не совсем так. Бывали случаи, хотя и давно, когда они не были для него таким уж абсолютным табу.
Когда он вернулся в квартиру, Марлен мыла посуду. Фабио взял кухонное полотенце и принялся вытирать тарелки.
– Извини, – сказал он.
– И ты меня.
Они обнялись и стояли так некоторое время. Он с мокрым кухонным полотенцем, она в резиновых перчатках, покрытых пеной.
Позже они снова сидели на балконе, без свечей, созерцая луну и огоньки сигарет. Фабио спросил:
– Я это знал?
– Насчет Норины и Лукаса?
Он кивнул.
Марлен пожала плечами:
– Ты никогда не говорил мне про Норину. Где-то женский голос позвал: «Элиа! Ванесса!»
– Ты случайно не ведешь дневник?
– Только планы на день. – Марлен усмехнулась. – Но я отлично помню последние недели.
– Я должен знать, что произошло за те пятьдесят дней. Ты можешь мне помочь?
– Конечно. С удовольствием. С огромным удовольствием.
Голос снова закричал: «Элиа! Ванесса!» На этот раз в нем звучало нетерпение.
