В церкви со Скруджем

Я не особенно сведуща в деталях литургического календаря, и тем приятнее было обнаружить однажды в декабре, что существует особый церковный праздник для les enfants. Поэтому в тот воскресный день на богослужении присутствовало больше маленьких детей, чем обычно. Рядом с нами сидел пухлый и очень веселый мальчик, который еще только учился ходить. Они с Анной так хорошо проводили время, без конца передавая друг другу игрушечный сотовый телефон, что малыш все время выплевывал соску и вскрикивал от радости.

Жизнерадостный священник начал свою проповедь и все говорил и говорил. А беби все вскрикивал и вскрикивал. Игрушечный телефон несколько раз падал на каменный пол.

И тут из переднего ряда поднялся мрачный старик отталкивающего вида, весь в черном. Он огляделся и, нахмурившись, направился прямо к нам. Вся конгрегация замерла, наблюдая за этим грозным двойником Скруджа. Глаза священника заметно расширились. Месье ле Скрудж свернул в боковой проход, явно собираясь добраться до maman беби.

Головы дружно повернулись в сторону старика. Мать беби прижала его к груди — точно таким жестом защищают своих детей матери в фильмах о войне, когда город оккупируют нацисты. «Мадам!» — сказал месье ле Скрудж скрипучим голосом, глухим от ярости, но она уже бежала в заднюю часть церкви, бросив игрушечный сотовый на полу.

Выполнив свою миссию, месье ле Скрудж направился к своему месту. Священник и прихожане наблюдали, как он с сердитым лицом идет по проходу. Теперь, когда путь был свободен, Анна поспешила следом за матерью малыша, размахивая телефоном. На какую-то минуту мне показалось, что наш милый кудрявый священник что-нибудь скажет по поводу этой маленькой драмы: ведь, в конце концов, это воскресенье для les enfants.

Но вместо этого он в молчании благословил тело Христово, и тут с другой стороны нефа, сзади, донеслись пронзительные выкрики. Беби и его maman были непобедимы!

Когда пришло время причаститься, месье ле Скрудж поднялся на ноги еще до того, как священник закончил свою речь: старик хотел подойти к причастию первым. Причастившись, он не вернулся на свое место, а маячил рядом со священником. Месье ле Скрудж отвернулся, делая вид, что любуется алтарем.

— Он хочет отловить ее, когда она будет причащаться! — сказал Алессандро с неуместным восторгом. Но нет, этого не произошло: юная мать причастилась без всяких инцидентов. Планы месье ле Скруджа — каковы бы они ни были — расстроила пожилая женщина в кресле на колесах, которая вынудила его отойти в сторону.

Молодой священник нашел достойный выход из ситуации: он положил руку на круглую голову ребенка, благословляя малыша и, вероятно, также его лепет и выкрики.

Сегодня Алессандро и Анна отправились в заснеженную Флоренцию, где должны пробыть пару дней, а затем вернуться в Париж вместе с пожилыми итальянскими членами семьи и ожиревшим чихуа-хуа. Хоть бы перестал идти снег! Я боюсь, как бы не произошла авария, когда автомобиль будет перебираться через горы. Мемуаристка Элизабет Стоун написала, что иметь детей — это все равно что позволить своему сердцу разгуливать отдельно от тела. Мое сейчас готовится к переходу через Альпы.

Сегодня днем я купила несколько подарков, в том числе мягкий шарф болотного цвета и кружевную блузку для моих подруг, с которыми училась в колледже. Когда я вышла из универмага, сгущались сумерки. Прямо на заснеженной улице стоял ларек, в котором варился суп в чугунных кастрюлях. Я купила чашку чечевичного супа с индийскими специями и пошла домой. От острого супа щипало язык, а рукам было тепло.

Вчера мы с Лукой, прогуливаясь в сумерках, заметили крошечный бар с ярко-алыми стенами и большой кушеткой. Мужчина, которого мы увидели через окно, наклонился к декоративному серебряному кальяну. Я с восторгом сообщила Луке, что это, наверно, притон, где курят опиум, и принялась трещать о викторианцах и их порочных склонностях. Потом опомнилась и прочла небольшую лекцию о вреде наркотиков. Увы, туристской экзотики не получилось: Википедия считает, что этот человек просто курил ароматизированный табак в кальян-баре.

Я решила использовать мои любимые cocottes для изготовления пирожных с пьяной вишней к рождественскому обеду. Выйдя, чтобы купить вишни, я выжила в толпе только потому, что воображала себя рыбой, попавшей в Гольфстрим. Бесполезно бороться с течением, ни к чему плавники. Ты просто плывешь, сталкиваясь с другими, и напоминаешь себе, что дышать не обязательно: ведь ты рыба.

В интересах эмпирического исследования я собираю семейные сплетни о двоюродном дедушке Клоде. В частности, сообщают, что у него были «бурные» отношения с Иве, которая в конце концов бросила его ради какого-то немца. Потому что — и далее прямая цитата из одного из моих дядей — «он не соответствовал ее сексуальной энергии». Я так и знала! Моя двоюродная бабушка Женевьева, которая наводила на всех ужас и обычно разгуливала в длинной накидке, печатая шаг, написала своему брату письмо, в котором призывала его «вести себя как мужчина» и перестать плясать под дудку Иве. Судя по всему, это не помогло.

Сегодня я попробовала традиционный французский деликатес под названием andouillette — это колбаса, сделанная из свиных кишок (требухи). Я исполнена решимости исследовать всю пищу, которую инстинктивно избегала в юности — но эту я буду избегать и в дальнейшем. Когда колбасу разрезали, она развалилась на куски, первоначальная форма которых слишком очевидна. Короче говоря, эта еда была отвратительна. Возможности кулинарии не безграничны.

Вчера я осознала, что съемная квартира означает рождественский стол без украшений. Я пошла в шикарный универмаг и купила черные стеклянные подсвечники с узором из черных геральдических лилий. И только дома я поняла, что они созданы кем-то, кто планировал волнующий вечер с наркотиками и вовсе не собирался петь «Тихую ночь». Я расстроилась из-за неудачной покупки — но, вероятно, не так сильно, как сожалеют о неудачной татуировке.

После задержки в пути из-за снегопада Анна, Алессандро и итальянские члены семьи прибыли вчера вечером в 10.30. Анна, которая носилась по дому, пришла в сильное волнение, увидев елку и подарки. «Не смотри!» — закричала я. Она сказала мне по телефону из Италии, что теперь ей нравятся Барби. Я удивилась, так как раньше она никогда не проявляла к ним интерес. Однако, пересмотрев сорок кукол, я выбрала одну и купила несколько дополнительных пар туфель, так как меня всегда восхищала коллекция обуви Барби.

Похоже было, что Мило собирается провести свою первую ночь в Париже в постели Луки (изначально он был собакой Луки). Но, к огорчению моего сына, в последнюю минуту Мило вперевалку побрел к своей красной бархатной подушке, лежавшей на полу возле кровати Марины.

Следующую записку — я привожу ее здесь без исправлений — вручила мне Анна утром после завтрака: «Дарагая мама, я не люблю барби. Вот пачему прежде чем ты мне сказала не сматреть я пасматрела и паняла, что на самом деле ее падарили мне ты и папа. И Я В САМОМ ДЕЛЕ СОЖАЛЕЮ! ПОЖАЛУЙСТА ПРОСТИ МЕНЯ!»

Сегодня Марина объявила, что хочет купить Мило дождевик в качестве рождественского подарка. Поэтому вся семья — без Мило — отправилась в магазин в Маре, где продаются товары для маленьких собачек. Анна схватила крошечный розовый плащик, украшенный фальшивыми бриллиантами (надо сказать, Мило — мужественный и драчливый пес и любит нападать на собак, которые в четыре раза больше его). Алессандро осведомился, нет ли у них такого же дождевика большего размера. Продавец спросил о породе Мило, чтобы подобрать соответствующий размер. «Нет-нет, у него размер не как у чихуа-хуа, — ответил ему Алессандро. — Скорее как у бульдога». Продавец взглянул на моего мужа весьма неодобрительно и указал на три-четыре плаща в углу: это был отдел товаров для полных. Из этого скудного запаса мы выбрали прозрачный дождевик с веселенькой пурпурной отделкой.

23 декабря мне стало грустно: я не хочу, чтобы заканчивался сезон Рождества, потому что это единственное время, когда я могу на законных основаниях предаваться одной страсти: это блеск. Когда еще можно использовать четырнадцать бутылочек с блестящим песком, блестящие звезды, клей с блеском? Только в декабре пол вокруг кухонного стола сверкает на солнце, а волосы ребенка блестят, словно фея усыпала пряди блестками.

В рождественский день я готовила дважды: сначала огромного гуся, которого нафаршировала и тушила в соусе из шалота и мадеры; затем, поздно вечером, — очень простое ризотто, которое я могу сделать с завязанными глазами. Гусь не пользовался таким успехом, как ризотто, хотя он идеально подрумянился и соус был хорош. Я никак не могу запомнить одну вещь: даже если на приготовление блюда потрачено шесть часов на кухне, оно не обязательно приведет гостей в такой восторг, как знакомый рецепт в хорошем исполнении.

Я решила выделить несколько моментов этого Рождества и попытаться сохранить их в памяти. Вот один из них: на кухне, где вкусно пахло тушившимся гусем, Алессандро обнаружил, что я одна, и воспользовался этим для поцелуя и страстных объятий.

Сохраняя воспоминания, важно намеренно избавляться от некоторых. Или, если хотите, тщательно редактировать их. Я собираюсь забыть ту минуту, когда моя золовка, окинув взглядом рождественский стол, сказала: «Ты забыла, что я не ем мяса?» И это после того, как она съела изрядное количество ветчины во время ланча. Еще я выкину из памяти ту минуту, когда она переложила пюре из сладкого картофеля со своей тарелки на тарелку матери со словами: «Обычно я люблю пюре, но это… нет».

Сегодня утром мы ходили на мессу в собор Нотр-Дам. Там было два епископа, очень много ладана и превосходная хоральная музыка. Я конфисковала у Анны куклу Скиппер (это младшая сестра Барби) и, только причастившись и идя по проходу, заметила, что белокурая голова с розовым лицом торчит у меня из сумки.

Хотя Алессандро купил себе три черных свитера как раз перед Рождеством, мой подарок — черный свитер — имел успех. Мой муж при выборе подарка руководствовался теми же принципами, что и я: он купил мне огромную, тяжелую кастрюлю «Штауб». Причем черную.

Все мы пришли в ужас, обнаружив, что прозрачный дождевик, предназначенный для французского бульдога, не сходится у Мило на талии. Нет и речи о том, чтобы его застегнуть. Марина вынуждена была признать, что, пожалуй, Мило нужно снова посадить на диету. Мы все время ставим в пример стройных, живых собак, которые проходят мимо нас на утренней прогулке. По-видимому, ни француженки, ни их собаки не толстеют.

Мы открыли очаровательный магазин «Тут-а-Луазир» в Маре, где продаются бусы и разные украшения. В нишах налево товары делятся по цвету. Я влюбилась в венецианские бусы из синего стекла, украшенные извилистыми черными линиями. Ниши направо представляют разные страны: например, бусы из Индии, разных форм и цветов, включая блестящие кулоны в виде смеющихся индусских божков. Мы купили крошечных бабочек с прозрачными крылышками, цветы, вырезанные из тончайшего металла, и камеи с головками из восемнадцатого века.

Я совсем вымоталась, стряпая два раза в день на большую семью, и вчера моя собственная семья присоединилась ко мне на кухне. Я делала ризотто (теперь его каждый вечер просит итальянский контингент), Анна резала овощи; Алессандро мыл посуду, а Лука — вот это да! — справился в Гугле, как приготовить свиную отбивную, и поджарил сочные отбивные, обваляв их в сухарях. За обедом все мы похвалили его, а потом заговорили о другом. Через двадцать минут Лука сказал: «Давайте еще поговорим о моих отбивных! Осыпайте меня похвалами!» Добро пожаловать в мир неблагодарного домашнего труда, солнышко!

В Париже нелегко приходится инвалидам: тут узкие тротуары и мощенные булыжником мостовые. Однако эти неизбежные трудности компенсируются добротой. Когда мы подвезли мою золовку в кресле на колесах к Нотр-Дам, люди, стоявшие в очереди у входа в собор, пропустили нас вперед, а в соборе усадили прямо под алтарем. В кафе универмага, где было полно посетителей и узкие проходы, нас немедленно подвели к свободному столику. Официанты в уличном кафе на Елисейских Полях передвинули стулья, тщательно расставленные рядами, чтобы поместить кресло золовки.

Крыша рынка Марше Сен-Кентен сделана из стекла, и вчера вечером мы заметили, что гирлянды его синих и белых рождественских лампочек отражаются в темном ночном небе. Как будто в небесах проложены шоссе, по которым несутся звезды. Анна дополнила мое описание: в небесах газированные звездные шоссе.

Я приготовила на обед утиные грудки, сначала замариновав их в красном вине и чесноке, а затем потушив с грушами в «Гран Марнье». Лука, который поливает кетчупом абсолютно все, от картофеля фри до эскарго, потряс в воздухе неоткупоренной бутылочкой кетчупа и объявил: «Ма, ты понимаешь, что это означает?» Да, понимаю. Это означает, что где-то, в отдаленном уголке мира, рак только что поднял клешню и свистнул.

Из своего кабинета я вижу ряд элегантных узких мансардных окон в здании напротив. Иногда худая женщина с красивыми скулами и гладкими черными волосами открывает свое окно, высовывается и курит, сбрасывая пепел на шифер. Сегодня она в красном платье и выглядит так, словно сошла со страниц романа восемнадцатого века — такого, в котором героини плохо кончают.

Вчера был канун Нового года, так что семья пила шампанское и ела устрицы на половинках раковин. Мать Алессандро терпимо отнеслась к шампанскому, хотя и сказала, что итальянский вариант, prosecco, лучше для пищеварения. Устрицы были совсем свежие, и у них был резкий привкус моря, пробудивший воспоминания о том, как плывешь в соленой воде в детстве. В полночь Эйфелева башня взорвалась ливнем искр, и 2010 год скользнул в дверь.

В конце нашей улицы есть превосходный кошерный ресторан «Лез Эль». Когда мы в первый раз сидели там за ланчем осенним днем, нас очаровали пары средних лет. Мы сразу же решили, что это любовники, которые связаны узами брака с другими. Они сидели, прижавшись друг к другу, и ели с взволнованным видом. Спустя некоторое время, позавтракав там еще несколько раз, мы заключили, что этот ресторан — место тайных любовных свиданий. Мы всегда находили в зале пару, которая подходила под это описание. Но вчера, сбежав из дома, полного родственников, я осознала, что мы с Алессандро, вероятно, тоже выглядим, как любовники. Мы опьянели от свободы и были в восторге от еды, которую готовили не сами.

Во Франции скаутов-мальчиков и скаутов-девочек организует приход. Сегодня утром оба отряда сидели как раз впереди нас в церкви. На них были маленькие береты с синими крестами и длинные шорты, хотя зимний воздух был холодным. Наша округа очень многокультурна, но эти скауты словно сошли с французского плаката 40-х: принадлежащие к высшей расе, чистенькие, аккуратно причесанные, они носили свои красные шарфы и береты с бессознательным, но явным вызовом. Такое ретро, как эти инкубаторные скауты, не очень-то привлекательно.

Сегодня утром после тщательного осмотра Марина решила, что Мило набрал вес за время пребывания в Париже. Это создало конфликтную ситуацию, которую еще усугубило признание Анны, что Мило только что стащил и съел шоколадный сотовый телефон. Несмотря на все, что мы слышали о вреде шоколада для собак, Мило остается бодрым и здоровым — не говоря уже о том, что он вечно голоден. Он действительно набрал в Париже еще фунт, и теперь ему больше не позволят есть ветчину, которой он лакомился в праздники.

В витрине Эмануэля Унгаро спиной к нам стоит манекен, делающий жест, который обращен к невидимому собеседнику. На даме-манекене длинное платье легкомысленного розового цвета, оставляющее открытой почти всю спину. Вместо того чтобы возжелать это платье, мы почему-то вспоминаем, что у нас ледяные носы и мы стоим на снегу — а где-то там… где живет она… сам воздух дышит роскошью.

Анна, принимая ванну, спорит о том, в какое время она должна идти спать.

— Почему, — возмущается она, — Лука может не ложиться до десяти часов, а я не могу?

— Потому что ему пятнадцать, — отвечаю я, — а когда ему было одиннадцать, он тоже должен был ложиться в восемь часов.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает она.

— Потому что я ваша мама!

— Может быть, и нет, — возражает она. — А что, если ты только переоделась в нашу маму?

В Париже так холодно, что я иду на кухню и открываю дверцу маленькой печки, чтобы подбодрить беднягу и согреть руки. Сегодня утром в метро я заметила, что женщины утепляются, надевая дополнительные шарфы. У одной женщины на шее был шелковый шарфик, расшитый цветами, а на плечи наброшен вязаный шарф рубинового цвета — скорее шаль.

У Анны есть ценная собственность: крошечный розовый ластик в виде хомячка, который ей подарили кузины в Мичигане. «Так что, как видишь, — объясняет Анна, — он всем нравится — ведь в Париже нет ничего подобного». О, эти обделенные парижане! По-видимому, Домитилле этот ластик нравится больше, чем остальным. «Она сказала: „Я люблю его, я люблю его, я обожаю его, пожалуйста, можно мне с ним поиграть?“» — рассказывает Анна. «И?» — с надеждой подсказываю я. Анна отвечает презрительным взглядом.

Вчера вечером у нас был званый обед, и мы пригласили собеседника Алессандро, Флорана. Наконец-то я с ним познакомилась. Он просто прелесть — высокий, худощавый, очень красивый и очень-очень французский. У него каштановые волосы и красивые зеленые глаза. Более того, он преподает язык и литературу в средней школе и действительно любит детей. Я считаю, что он — само совершенство, и могла бы сосватать ему любую из моих незамужних подруг в Штатах. Но Алессандро говорит, что его сердце принадлежит итальянской официантке.

Памятуя о своем новогоднем решении как можно скорее достигнуть парижского уровня элегантности, я подумала, что пора купить себе что-нибудь новенькое. Сегодня начало распродажи в магазинах по всему Парижу. Французское правительство разрешает только две распродажи в год, регулируя понижение цен и в обычных универмагах, и в таких модных (и дорогих) магазинах, как, например, те, что на улице Фобур-Сент-Оноре. Вы видели по телевизору распродажу подвенечных платьев в подвалах «Файлин»? Прибавьте сюда охранников, которые сдерживают толпы, чтобы не затоптали насмерть ни в чем не повинных продавцов. Я постарела на пять лет в «Галери Лафайетт», поэтому не уверена, что мне суждено долго носить новые черные сапоги.

По пути на рынок Марше Сен-Кентен мы проходим мимо маленькой лавки, где в витрине выставлены коробки с разными сортами устриц. За прилавком стоят три угловатых джентльмена в рукавицах. Они открывают устриц, для чего требуется удивительная физическая сила. Открыв неподдающиеся раковины, они бросают их на блюдо, перебрасываясь при этом шутками.

Нам придется вернуть шикарный маленький дождевик, который никак не застегнуть на талии Мило. А пока что с плащом играет Анна: она надела его на голову, застегнув под подбородком. Она говорит, что это шлем и что она — «Анна, Тайный Агент». Я спросила ее, чем сейчас занимается Тайный Агент, и Анна ответила, что она «подбирается к святая святых» — то есть пытается прорваться в спальню Луки, куда заказан путь младшим сестрам.

На Рождество моя мачеха прислала Анне великолепную шапку: ее связали в Миннесоте из пурпурной шерсти и украсили деревянными бусинами. Сверху — маленькая кисточка с бусинкой на конце. Это восхитительное творение напоминает мне о шапочках норвежских эльфов в детских книжках с картинками. Я нахожу этот подарок очень трогательным, и он вызывает легкую ностальгию, когда среди толпы в метро смотришь на этот кусочек Миннесоты, путешествующий по Парижу.

Мы взяли с собой Мило в модный магазин одежды для собак, чтобы примерить плащ. Увы, нам пришлось распрощаться с эстетикой пурпурной отделки: единственный плащ, который налез на нашу разжиревшую собаку — это зеленый камуфляж, по-видимому, предназначенный для собак, участвующих в военных операциях. Марине очень понравились ярко-розовые собачьи ботиночки. Мило не нравится его новый плащ, и я боюсь даже подумать о его реакции на эти ботиночки.

Лука начал два раза в неделю посещать вечерние занятия по французскому языку. Поскольку он двуязычный, у него приятный акцент, однако он по-прежнему сильно отстает от остальных учеников девятого класса, у которых хотя бы один французский родитель. «Каковы другие студенты?» — спросили мы за обедом. «Старше», — ответил Лука с озорной улыбкой и отказался продолжать. Заметил лишь, что они живут более интересной жизнью, чем он.

Вчера я отважилась снова сходить на распродажу. В соседней кабинке девочка-подросток развлекалась тем, что сводила свою мать с ума, примеряя сексуальные прикиды. «О-ля-ля!» — кричала maman. Согласно ее описанию, юбка доходила ее дочери до подмышек. Следующий туалет был не лучше. «О-ля-ля! — воскликнула maman. — О-о-ля-ля!» Что касается моего собственного подростка, то сегодня Лука развинченной походкой отправился в школу с прической в виде щетки для унитаза. Как приятно сознавать, что тинейджеры одинаковы во всем мире. Вот уж действительно, О-О-ЛЯ-ЛЯ.

Огромный отдел дамского белья в «Ле Бон Марше» был заставлен столиками с уцененными товарами. Женщины перебирали их с таким рвением, словно искали в коробке со старыми фотографиями снимок своей первой любви. Я обнаружила, что француженки носят нижнее белье из розового атласа, белых кружев и полупрозрачного шелка жемчужного цвета — но только не хлопок. Я ушла с пустыми руками, не в силах отказаться от своего любимого белья ради этих прелестных вещичек, которые нельзя стирать в машине. И тем не менее я начинаю подумывать о кружевных бюстгальтерах… Быть может, пора повернуться спиной к хлопку.

Париж воскресил один из вечных конфликтов моего брака. Наш дом построен в 1700-е, и окна в нем того времени. Бррр! Алессандро отключает батареи, я снова включаю. Он говорит, что счет за отопление сделает нас нищими, но я настаиваю на том, что в доме должно быть тепло. Эта битва длится уже шестнадцать лет. Надеюсь, мы будем вести ее еще много лет.

Мило — всеядная собака. Сегодня он разорвал в клочки и проглотил пластмассовую детскую бутылочку, принадлежащую игрушечному медвежонку. Анна носится по квартире, заламывая руки и восклицая, что ее беби умре-ет с голоду.

Лука заявил, что не хочет делать домашнее задание, «так как нет смысла: все равно в 2012 году все мы взлетим на воздух и превратимся в пыль». Поэтому он не хочет тратить свое время впустую в школе. Я спросила, откуда он взял эту ужасную информацию, и он ответил: «От безумных людей в Сети. Но, — добавил он, — безумные люди часто бывают правы». Я безжалостно продолжаю омрачать его краткое пребывание на земле, требуя, чтобы он изучал римлян.

Вчера голос нашего священника, солировавшего во время мессы, вдруг дрогнул, и чуть позже он оборвал фразу о важности крещения и, сказав, что заболел, удалился. В Соединенных Штатах конгрегация немедленно начала бы переговариваться, но французы на редкость сдержанны. Все прихожане молча ждали, и через пять минут появился другой священник, который объявил, что все в порядке, и как ни в чем не бывало продолжил проповедь о крещении.