12
– Летом мне исполнится девяносто, – сказал старик. – Потом и у тебя день рождения. Сколько тебе сейчас?
– Двадцать один, – ответил Макс.
Дед предложил устроить объединенный праздник и пригласить на него всех друзей.
– А сколько их у тебя? – поинтересовался Макс и узнал, что оба самых близких друга умерли, а пара других уже не соображают.
– Должно быть, у тебя много друзей, – грустно предположил старик.
Но Макс был вынужден его огорчить. Он всегда был одиночкой, а его единственный настоящий друг, отслужив в армии, перебрался в США. Иногда они обменивались электронными письмами.
– Значит, мы можем не приглашать беспокойных гостей и будем дурачиться сами с собой, – сделал вывод Макс и протянул деду сигару.
– Но Мицци все-таки пригласить надо, – сказал старик. – Я давно не видел девочку. Что, собственно, с ней такое творится, чего я не должен знать? Она ведь не промышляет на панели?
– Моя сестра – лесбиянка, – признался Макс и от страха вперемешку со смущением взял первую в своей жизни сигару.
Оба долго сидели молча.
– Ты мне однажды намекал, но я не придал тогда этому значения, не хотел поверить. Что ж, как видно, придется похоронить надежду понянчить правнучка, так как тебе, по моему убеждению, еще рано заводить детей. Но кто бы мог подумать про Мицци такое! В нашей семье такого никогда не было, – покачивая головой, сокрушался старик.
– Возможно, и было, дедушка, но об этом не принято говорить вслух. У папы и сегодня проблемы на этой почве. Он не выносит Ясмин, хотя она отличная девчонка. Может быть, ты как-нибудь поговоришь с ним…
– Почему я? Это не возымеет никакого действия, Харальд меня ненавидит. Кроме того, мужчине иногда лучше держать язык за зубами – si tacuisses и так далее. Не стоит теребить раны. И уж тем более не в моем положении.
Максу стало любопытно. Но он знал, что с дедушкой такие панибратские штучки, как «мне-то ты можешь рассказать», не пройдут.
– Что ты имел в виду, когда говорил «тем более не в моем положении»? Ведь твой конфликт с папой давно в прошлом. Или что-то случилось на войне? – последнюю фразу он произнес осторожно.
Длинная пауза. Оба курили. Макс закашлялся.
Наконец старик шепотом начал рассказывать:
– Я убил своего товарища.
Фигуры деда и внука тонули в плотном чаду. Макс открыл балконную дверь. Снаружи светило солнце, плодовые деревья вот-вот должны были зацвести, весело чирикали птички.
С печалью в голосе старик поведал, как он с еще одним солдатом лежали в траншее, оба были ранены, еще трое взывали о помощи. Вскоре они услышали взрывы; все были уверены, что они накрыли спешивших к ним санитаров.
– Моя рана была не опасная для жизни, но ходить я не мог. У моего товарища, напротив, ранение было серьезным, и он ревел от боли. Он потребовал, чтобы я пристрелил сначала его, а потом себя, поскольку нас, похоже, никто больше не собирался искать. Я спасся чудом через час. Эта сцена преследует меня по сей день, в том числе во сне.
Макс принес отцовский коньяк и две рюмки. Это единственное, что ему пришло в голову, чтобы утешить старика.
– Пистолет я храню до сих пор; временами, когда меня мучают угрызения совести, я его достаю. Кто знает, может, моему товарищу еще можно было помочь? Эта мысль не дает мне покоя. Вам, сегодняшним, не понять, насколько скверной бывает война. Надеюсь, вам и не придется этого познать.
– По всему миру идет много войн, – возразил Макс. – Брат одной моей одноклассницы сейчас в Афганистане…
Придя домой, Петра от самого порога уловила сигарный дух, бросилась наверх и застигла успевших к этому времени набраться свекра с сыном. Мужнина бутылка коньяка оказалась выпита до капли.
– Позволь приветствовать тебя, о прекрасная! Но что зрят мои отуманенные очи? Скорбь покрыла чело прекрасной дамы! Смени-ка лучше гнев на радость и carpe diem! – воскликнул старик, размахивая рюмкой в одной руке и костылем в другой.
По неловкости или оттого, что переутомился, Вилли задел лампу на ночном столике. Лампа с грохотом свалилась на пол и разбилась. Макс скорчился от смеха.
«Ну все, пора это прекращать, чаша моего терпения переполнена, – решила про себя Петра. – Мы боялись, как бы сын не погиб, подпав под влияние дружков-наркоманов, а выходит, он покатился по наклонной под влиянием родного деда».
– Что вы тут вытворяете? – строго призвала к ответу Петра.
– Мы репетируем празднование дня рождения, – ответил Макс. – Скоро нам вместе исполнится сто одиннадцать, а это число, состоящее из одинаковых цифр!
– Водкой излечивают холеру! – пояснил старик.
С нее достаточно! Петра пулей вылетела из комнаты, даже демонстративно не хлопнув дверью.
И сделала то, чего никогда не позволяла себе дома, – позвонила любовнику. Ответил женский голос. Сохраняя присутствие духа, Петра начала:
– Книжный магазин Кнобелей, добрый день. Ваш заказ…
Однако ее прервали на полуслове.
– У нас сейчас гости, – сказала женщина на другом конце провода. – Не самое подходящее время. Мой муж вам завтра перезвонит.
Петра некоторое время оцепенело смотрела на телефонную трубку. Как же так? Бывшая жена говорит «мой муж», когда они уже год в разводе? И как они могут принимать у себя общих гостей? В отчаянии она решила поделиться с дочерью.
– Мицци, – начала она, – ты себе представить не можешь, что у нас творится! Макс с дедушкой в невменяемом состоянии, напились вдрабадан, прокурили весь дом, я не знаю, что еще…
– Мама, ты должна радоваться, что Макс наконец-то отморозился. Как психолог, я за него очень волновалась. Возможно, он сейчас с опозданием проходит фазу юношеского протестного поведения. Это обычное дело в пубертатный период. И если его тянет напиться, то пусть напивается. Это тоже форма протеста, и, возможно, она приведет к метаморфозе!
– Прости, к чему приведет?
– Из мелкой причуды, хочется надеяться, вырастет бабочка! Да ты пойми, мама, у него же совсем нет друзей, о девушках я тем более не говорю! Он не думает о будущем, не верит в себя, вся его жизнь протекает между походами в кино и торчанием перед компьютером. Уже хорошо, что он стал ухаживать за дедушкой. И если они вместе устроили шумную попойку, то это к лучшему…
– Ты все видишь в неправильном свете. Макс подцепил дедушкину санитарку. Парень вовсе не так наивен и добродушен, каким ты его считаешь.
– Тем лучше. Чао, мама! – Мицци закончила разговор.
– Всезнайка, – буркнула под нос Петра.
Только черта помяни, и он тут как тут, подумала она, когда через несколько минут отворилась дверь и в дом одновременно вошли Харальд с Йенни. Они о чем-то оживленно разговаривали, и муж в кои-то веки снова выглядел веселым и раскованным. Эта блондиночка с радостной физиономией, выражающей детскую невинность, на самом деле змея, которая прокралась в дом и отравила своим ядом три поколения. К счастью, только мужчин, злорадствовала Петра, меня-то ты точно не заманишь в ловушку. Отныне вся ее внутренняя агрессия сосредоточилась на молодой женщине.
– Весь дом провонял! – закричала она, вместо того чтобы поприветствовать вошедших. – И все из-за вас! Как только могла обученная санитарка обеспечивать сигарами старого, потерявшего рассудок человека! Я буду добиваться, чтобы вас безотлагательно заменили.
Йенни в поисках поддержки обратилась к Харальду:
– Ваш отец сам хорошо знает, что способен вынести его организм. Немного простых радостей жизни – лучшее лекарство для наших пациентов престарелого возраста.
Харальд комментировать не стал и предпочел удалиться в свой кабинет, Йенни быстренько прошмыгнула наверх.
Петра почувствовала себя униженной, однако жизнь приготовила ей куда более неприятный сюрприз. Только она скинула туфли и расположилась на мягком диване, как зазвонил телефон. Пришлось вскочить, поскольку она была уверена, что звонил любовник. Но она просчиталась. Говорил чужой голос, звучавший будто из пустоты:
– Фрау Кнобель? Если вы не отговорите своего мужа от идеи обезобразить наш городок сооружением подземного гаража по неправильно рассчитанному проекту, то мы будем вынуждены преподать всей вашей семье страшный урок.
– Вы сказали «обезобразить»? Но подземные гаражи как раз и строятся для того, чтобы не портить вид… – заикаясь, стала оправдываться Петра. – А, собственно, кто вы такой?
– Вы еще будете проклинать день, когда мы с вами лично познакомимся.
– Такие решения принимает не мой муж, это компетенция совета общины.
– Ну еще бы! Конкурс объявлялся как открытый, а то, как он проводился, показывает, что тут от начала до конца дело нечисто. Открытый? Да это просто смешно!
Незнакомец положил трубку. Что оставалось Петре, как не пойти искать мужа? Его комната была обставлена старой обветшавшей мебелью, с которой он не желал расставаться. Потертое кожаное кресло в английском стиле с сильно полинявшей краской на складках. Полки из тикового дерева на металлических кронштейнах, когда-то стоившие кучу денег. Сегодня они воспринимались как мещанство, и никак иначе. «Ископаемый», как его нарекла Мицци, купленный четыре года назад компьютер.
Харальд, лежа на диване, читал газету. Новость его нисколько не смутила. Он попросил Петру повторить слово в слово, что сказал незнакомец, и записал все на бумажке. Потом позвонил своему другу Рональду Мельфу из уголовной полиции.
– Он говорил во множественном числе. Значит, он не одиночка, а их целая банда, – стала рассуждать Петра, и это довело ее чуть ли не до истерики. – Господи, да что же это за люди такие!
– Сумасшедший, – ответил Харальд. – Не принимай близко к сердцу.
– А нельзя как-нибудь отложить строительство подземного гаража? – спросила Петра.
Харальд покачал головой:
– Как ты это себе представляешь? Мы уже начали рыть котлован! Юрген набрал дополнительную рабочую силу – как-никак это первый крупный заказ для его фирмы.
Он вскочил и стал нервно ходить туда-сюда по пятачку между книжными полками и креслом.
– Кроме того, центр города здорово выгадает. Магазины постепенно разоряются, так как вблизи нет парковок, за покупками люди ездят в торговый центр Рейн-Неккар. Я не могу вообразить кого-нибудь, кто мог бы в принципе понести ущерб от подземного гаража. И кроме того, я не позволю себя шантажировать. Но на всякий случай поставил Юргена в известность.
В заключение он нервно схватил с полки бутылку водки и хмуро на нее уставился.
– А куда, собственно, подевался мой коньяк?
Петра знала ответ, но посчитала, что в данный момент это дело второстепенное, и промолчала. Вместо этого она стала настаивать, что нужно посвятить в это дело Макса и, возможно, даже Мицци, чтобы они знали о грозящей опасности.
Макс в это время как раз договаривался с Йенни о встрече. Все как всегда: пицца, кино и так далее – по крайней мере, Макс на это надеялся. Он слышал, как его звала мать, но прикинулся глухим. И только когда старик засел в туалете, у него появилось немного времени покурить и пошушукаться с Йенни.
– Раньше в дедушкиной комнате жила моя сестра, – рассказал он. – Но теперь она редко приезжает сюда из Берлина.
При слове «Берлин» Йенни оживилась. Берлин был ее мечтой, но она ни разу там пока не побывала. А Макс, надо думать, был сто раз?
– Только один раз с моим классом, – сказал Макс и икнул. – Сестра часто приглашает меня в гости, но что я там забыл?
– Ну ты и зануда! – возмутилась Йенни. – Рейхстаг чуть ли каждый день показывают по телевизору, или эту разрушенную церковь, и лошадок на воротах. Отель «Адлон», мадам Тюссо, Чекпойнт «Чарли»…
– …а также Триумфальная колонна и другой показушный хлам для туристов, – продолжил Макс. – Если ты на этом помешана, то почему бы тебе взять да не съездить?
– Вопрос денег. На отель мне не хватит.
Макс подумал, что пару дней Йенни вполне могла бы пожить у Мицци. Он так обрадовался своей идее, что даже был готов поехать вместе. Йенни бросилась ему на шею. Она сказала, что завтра же спросит начальницу, когда ей полагаются длинные выходные.
– А дедушку разве можно оставить одного? – спросил Макс.
Но Йенни его успокоила. Ее коллеги обязательно ее подменят, да и сам старик в последнее время достаточно окреп.
– Скажи, по мне можно унюхать, что мы с дедушкой пили коньяк? – спросил он.
Йенни в ответ только рассмеялась.
В приподнятом настроении Макс пошел к родителям.
– Я сегодня не буду ужинать, – сообщил он.
– Вот и хорошо, потому что я сегодня не буду готовить, – язвительно ответила мать.
– Известно, что пьянство отбивает аппетит, – вставил свое мнение отец, брезгливо принюхиваясь к запаху перегара.
Когда нравоучительная сцена окончилась, Максу рассказали о звонке, но, впрочем, рассказ не произвел на него сильного впечатления. У него был свой опыт общения с криминальной средой, который не шел с этим случаем ни в какое сравнение.
– Не стоит расстраиваться по такому поводу, – утешил он, – брехливая собака лает, да не кусается.
– Ты говоришь прямо как дедушка, разве что не на латыни, – отметил отец.
Петре захотелось похвалиться своими познаниями в латыни, и она не сдержалась, громко сказала «Cave canem!», после чего, довольная, ушла принимать успокоительную ароматическую ванну.
Оставшись вдвоем, Макс с отцом не нашли ничего, что могли бы сказать друг другу. Харальд ушел на кухню делать бутерброды с зерновым хлебом и ливерной колбасой.
До конца рабочего дня Йенни оставалось еще много времени. Рано было за ней ехать. Поэтому Макс еще раз заглянул к деду, чтобы пожелать доброй ночи. Старик лежал на кровати и находился явно не в духе. Он щелкал пультом, пытаясь, видимо, охватить все новостные передачи и репортажи о творящемся на земле ужасе. Похоже, он выпил целую бутылку минеральной воды. Макс жестом попросил его снять наушники. Теперь он мог поведать старику о страхе, который нагнал на домашних звонок незнакомца. Дед выслушал волнующую новость с восторгом.
– Думаешь, твой отец позволил себя подкупить?
Макс покачал головой:
– Папа в таких вещах поступает очень корректно. Само собой, как-то по-дурацки выглядит, что его закадычный друг получил прибавку за строительство подземного гаража.
Старик кивнул в знак согласия. Однако вслед за этим он, чуть ли не ликуя, воскликнул:
– Парень, ты не понял: мы оказались в криминальной истории! Они шантажируют твоего отца! Они захотят отрезать Мицци ухо, похитить твою мать или тебя…
– Или тебя, – предложил Макс и весело ухмыльнулся.
– Шутки в сторону, – сказал дед. – Я им особой радости не доставлю, а Харальд только обрадуется, что от меня избавился. Но тебе грозит реальная опасность, парень, ты еще не понял?
– Не-е. Полиция уже в курсе, большего пока сделать невозможно.
– Полиция? Делать им нечего, как только днем и ночью патрулировать возле нашего дома. В конце концов, мы никакие не знаменитости! Я чувствовал бы себя спокойнее с вальтером под подушкой. Будь добр…
– Дедушка, я не ходил в армию. Я принципиально не притрагиваюсь к оружию.
– Пистолет лежит… мне немного неловко об этом говорить… в общем, он лежит в чемодане среди тетрадочек. Ну, этих, с голыми бабами. Сам понимаешь, после войны было небезопасно скрывать армейский пистолет от оккупантов, да еще десятилетия сохранять в рабочем состоянии. Может быть, теперь эта добрая штуковина нам пригодится. Во всяком случае, ваш Вилли Кнобель бывалый солдат, способный в крайнем случае защитить семью.
Макс пообещал дедушке в следующий раз поискать пистолет. Старая железяка наверняка насквозь проржавела, и с ее помощью он никому больше не причинит вреда.
