Миниатюрная женщина, присвоившая себе имя виконтессы де Со, не находила себе места от беспокойства.

Если Лаллеман недоумевал по поводу исчезновения Мелвилла и растущей пачки невостребованных писем из Директории на имя Камилла Лебеля, то у нее это вызывало мучительную тревогу. Ее преследовал страх, что Мелвилл мог пасть жертвой мстительности Вендрамина. Выяснить это самостоятельно она не могла, поскольку Вендрамин боялся и избегал ее после всего случившегося. К тому же он остался без средств к существованию и без возможности пополнить их и потому даже перестал посещать казино, в которых прежде был завсегдатаем.

Виконтесса наседала на Лаллемана, требуя, чтобы он выяснил, чем занимается Вендрамин. Но Лаллеман боялся, что он скомпрометирует этим Лебеля, и ничего не предпринимал.

Она стала ежедневно наведываться в посольство и интересоваться, нет ли каких-либо известий о пропавшем. Заглянула она туда и на следующее утро после визита Марк-Антуана к Вийетару.

Исполняющий обязанности посла находился в кабинете один и был в скверном настроении. Это дело с освобождением капитана Пиццамано не давало ему покоя. Правительство не выдавало ему, в отличие от Лебеля, никаких мандатов. Он был ставленником Бонапарта, и общение с маленьким корсиканцем убеждало его, что тот не умеет трезво рассуждать, если что-то идет вразрез с его желаниями. Ночью мысли об этом приказе не давали Вийетару спать спокойно, и утро не принесло облегчения. То ему казалось, что он поступил очень неразумно, то он убеждал себя, что полномочия Лебеля не позволяли ему поступить иначе. Он чувствовал, что находится между молотом военной силы и наковальней гражданской власти и, если не будет соблюдать осторожность, при первом же ударе его раздавят.

Вийетар уже в который раз разглядывал оставленное Марк-Антуаном распоряжение, призванное послужить для него оправданием, и в панике думал о том, что скажет по этому поводу Бонапарт, когда в кабинет без всякого предупреждения впорхнула виконтесса с возгласом «Доброе утро, Вийетар!». При виде хорошеньких женщин настроение его всегда поднималось, и обычно встречи с виконтессой доставляли ему удовольствие. Но сегодня он воззрился на нее чуть ли не со злобой. Предупреждая ее ежедневный вопрос, он пробурчал:

– Можете ликовать: ваш месье Мелвилл наконец объявился.

Она вспыхнула от радости, со сверкающими глазами подбежала к Вийетару и, положив руку ему на плечо, стала расспрашивать его о подробностях. Он угрюмо отвечал ей, отнюдь не разделяя ее восторгов. Мелвилл жив-здоров, бодр и энергичен – даже чересчур. Насчет того, где Мелвилл пропадал, он отвечал уклончиво: Лебель категорически настаивал на сохранении его инкогнито. Но виконтесса не отставала, и, чтобы отделаться от нее, Вийетар сказал, что месье Мелвилл восстанавливал здоровье в Ка’ Пиццамано.

Это несколько омрачило радость виконтессы. Продолжая опираться на плечо Вийетара, она задумчиво нахмурила брови. На глаза ей попался документ, лежавший перед исполняющим обязанности. Внимание ее привлекла подпись.

Занятие, которому она посвятила значительную часть своей жизни, развило ее наблюдательность и сообразительность. Подпись и дата рядом с ней, возможно, ничего не сказали бы кому-нибудь другому, она же быстро сложила два и два.

– Камилл Лебель в Венеции?

Ее удивленное восклицание немедленно включило в работу мозги не менее сообразительного Вийетара. Он откинулся в кресле и заглянул снизу вверх в ее лицо:

– Вы знаете Камилла Лебеля? – По форме это был вопрос, но по сути – недоуменное утверждение.

– Знаю ли я его? – Взгляд ее стал многозначительным, губы скривились в горько-сладкой улыбке. – Мне ли не знать его? Я знаю его очень хорошо, Вийетар. Ведь в некотором смысле он меня создал. Это он сделал меня виконтессой де Со.

На обращенном к ней бледном злобном лице недоумение сменилось ужасом.

– И вы спрашиваете, в Венеции ли он?! Это вы меня спрашиваете? Боже всемогущий!

Внезапно он оттолкнул ее и, вскочив на ноги, опрокинул стул:

– Тогда кто же этот подонок, выступающий тут под его именем? Кто такой этот ваш месье Мелвилл?

Он был в такой ярости, что она отшатнулась.

– Мистер Мелвилл? Вы хотите сказать, что мистер Мелвилл – Лебель? Вы в своем уме, Вийетар?

– В своем ли я уме? Это они тут все сошли с ума! Это не посольство, а бедлам! Каким образом этот идиот Лаллеман позволил так одурачить себя? А вы-то как могли не знать этого?! – накинулся он на нее, вне себя от страха и возмущения.

– Я? – Она отодвинулась от него еще дальше. – Как я могла это знать? Никто ни разу не назвал при мне Мелвилла Лебелем.

Ну да, конечно, подумал Вийетар. Инкогнито проклятое! Не зря этот мерзавец настаивал на его сохранении. Он усилием воли подавил свой гнев. Надо было срочно принимать меры. Обхватив голову руками, он бормотал:

– Бонапарт всегда говорил, что Лаллеман идиот. Господи, да это мягко сказано! Этот прохвост крутился здесь столько месяцев! Он знал все посольские секреты! Какой ущерб он, должно быть, причинил! Теперь ясно, почему схватили Рокко Терци и Сартони. И бог знает кого еще он мог выдать. – Он бросил на виконтессу подозрительный взгляд. – Интересно, однако, почему он вас пощадил? – Ярость вспыхнула в нем с новой силой, он угрожающе шагнул к ней и схватил ее за плечо. – Говорите, почему? Вы, случайно, не были в заговоре с ним, маленькая проститутка? Отвечайте! Вы не работали на две стороны, как все проклятые шпионы, каких я знал? А, к черту! – Он оттолкнул ее. – Вы не стоите того, чтобы возиться с вами. Есть дела поважнее. Этот приказ об освобождении… О боже! Что я скажу Бонапарту? Он разорвет меня на части! Разве что… Да-да, надо срочно поймать и расстрелять эту сволочь.

Вийетар бросился к двери. Было слышно, как он истошным голосом зовет Жакоба. Он вернулся с безумным взором, оставив дверь открытой, и замахал на виконтессу руками:

– Уходите! Убирайтесь! Мне надо работать.

Виконтессе не требовалось вторичного предложения. Ей стало страшно наедине с Вийетаром. Но еще страшнее было другое. Его угрозы в адрес лже-Лебеля заставили ее осознать, что она ненамеренно выдала Марк-Антуана и что он теперь в смертельной опасности. Она кинулась прочь, проклиная себя за неосторожность. Уже самое первое недоуменное восклицание Вийетара должно было послужить для нее предупреждением.

Она пересекла чуть ли не бегом Корте-дель-Кавалло и совсем не думала ни о том, кто же такой Марк на самом деле, ни о своем служебном долге. Ее мучила только одна мысль: Марку из-за нее грозит гибель. В голове у нее звучали слова Вийетара: «Интересно, однако, почему он вас пощадил?.. Говорите, почему?»

Теперь она и сама задавала себе этот вопрос. Он же должен был знать, чем она занимается. Почему же он не выдал ее инквизиторам? Ее сердце в любом случае велело бы ей предупредить его и спасти, но его великодушие по отношению к ней служило дополнительным стимулом.

Колокол на звоннице церкви Мадонна делл’Орто пробил одиннадцать часов; такой же трезвон доносился со всех других колоколен Венеции. Виконтесса стояла в нерешительности на набережной возле своей гондолы. Где он может быть? Как его найти? Тут она вспомнила слова Вийетара о том, что в течение последних недель Марк-Антуан восстанавливал здоровье в Ка’ Пиццамано. Если это было правдой и даже если сейчас его там нет, Пиццамани должны знать, где он.

Она велела гондольеру отвезти ее на Сан-Даниэле, а в это самое время Марк-Антуан высаживался вместе с Доменико на ступени Ка’ Пиццамано.

Получив на руки приказ об освобождении, он не терял времени даром, понимая, что медлить нельзя. В тот же вечер он отправился к дожу и, отдав ему приказ Вийетара, получил взамен приказ дожа выпустить капитана на свободу.

Новость о возвращении Доменико мгновенно облетела весь дом, как огонь, бегущий по бикфордову шнуру и набирающий скорость по мере продвижения. Привратник тут же сообщил об этом дворецкому, дворецкий лакеям, лакеи служанкам. Не успели Марк-Антуан и Доменико подняться в зал, как весь дом был уже взбудоражен. Хлопали двери, слышались быстрые шаги и возбужденные голоса.

Франческо Пиццамано, его жена и дочь вошли в зал, где их ждали двое прибывших. Графиня кинулась вперед, а граф с Изоттой охотно предоставили ей право первой прижать к сердцу сына, которого еще вчера она считала обреченным. Она ласкала Доменико, приговаривая что-то, как ласкала его еще грудным ребенком, чем почти довела его до слез.

Изотта обняла брата со слезами на глазах, затем граф прижал его к своей груди. Когда все немного успокоились, отец, мать и сестра стали спрашивать, каким чудом Доменико удалось спастись.

– Вот он, чудотворец, – ответил Доменико, указывая на Марк-Антуана, скромно стоявшего в стороне.

Граф с графиней поспешили обнять его. Вслед за ними подошла Изотта; глаза ее были полны томления и надежды. Она взяла Марк-Антуана за руку и затем, поколебавшись, поцеловала его в щеку, вызвав у него дрожь во всем теле.

Франческо Пиццамано смахнул с глаз последние слезы и воскликнул срывающимся голосом:

– Сэр, я готов отдать вам все, что у меня есть, только попросите!

– Смотрите, отец, как бы он не поймал вас на слове, – пошутил Доменико, чтобы снять общее напряжение.

– Синьор, это не столько освобождение, сколько бегство, – предупредил Марк-Антуан графа. – Но не беспокойтесь, венецианские власти в этом не виноваты. Доменико выпущен по приказу, поступившему из французского посольства за подписью исполняющего обязанности посла. Я вырвал у него этот приказ в качестве полномочного представителя Директории Лебеля, обладающего почти неограниченными полномочиями. – Он улыбнулся. – Вчера я еще думал, что играл роль Лебеля целый год без всякой пользы. А теперь оказалось, что это было не напрасно. – Он продолжил более серьезным тоном: – Но обман может в любой момент раскрыться, и Доменико нельзя терять времени. На гондоле, доставившей нас с Мурано, он может добраться до Сан-Джорджо на Алге, оттуда адмирал переправит его в Триест, а там уже недалеко и до Вены. В Вене Доменико дождется лучших времен, когда здесь опять станет безопасно.

Радость, вызванная спасением Доменико, пересилила грусть неизбежного расставания. Изотта взяла на себя заботу об упаковке необходимых вещей и удалилась чуть ли не с облегчением, так как боялась в присутствии Марк-Антуана не справиться с собой из-за того, что перед ней открывались двери к счастью и исполнению мечты.

Через полчаса она вернулась, сказав, что все готово и вещи Доменико погружены на гондолу. В это время лакей, открывший ей двери снаружи, вошел вслед за ней и объявил, что внизу находится мадам виконтесса де Со, которая хочет немедленно увидеться с мессером Мелвиллом. У мадам очень возбужденный вид, добавил лакей.

При этих словах в зале наступила тишина, наполненная очень своеобразной гаммой чувств, понятных Марк-Антуану. Сам он почти не задавался вопросом, почему она разыскивает его, он просто был признателен ей за это.

Он попросил разрешения представить им виконтессу, и все ждали ее прихода в напряженном молчании.

Запыхавшаяся маленькая женщина появилась на пороге. Замешкавшись на секунду, она увидела Марк-Антуана и, подобрав подол кринолина в цветочках, бросилась к нему:

– Марк! Слава богу! – Она взволнованно схватила его за руки, не обращая никакого внимания на остальных. – Дорогой мой, я совершила ужасную, непростительную оплошность. Совершенно случайно. Вы же понимаете, что сознательно я никогда не выдала бы вас, какие бы открытия я ни сделала. Вы знаете, что я на это не способна. Я же не знала, что вы выдаете себя за Камилла Лебеля. Откуда мне было знать? И я сказала Вийетару… – нет, не сказала, это вырвалось у меня как-то само собой. В тот момент я не отдавала себе отчета в том, что говорю. Короче, он понял, что вы не Лебель. – На этом она завершила свое сбивчивое, взволнованное объяснение.

Марк-Антуан встревоженно схватил ее за руку:

– Что именно вы ему сказали?

Она рассказала о том, как ей на глаза попалось его распоряжение и каким образом правда выплыла наружу. Марк-Антуану все стало ясно, хотя для других это оставалось неразрешимой загадкой. Затем она предупредила его о конкретной угрозе, о намерениях Вийетара, которые он при ней высказал.

– Вы должны бежать, Марк. Не знаю как, но должны. Не теряйте ни минуты.

К Марк-Антуану вернулось присутствие духа, которое он на миг потерял.

– Какое-то время у нас есть. Вийетар должен добиться ордера на арест у дожа, найти людей, чтобы произвести арест, и, наконец, найти меня. Я вчера сказал ему, что буду у себя в гостинице, так что в первую очередь они направятся туда. Всё это задержки. Поэтому надо спешить, но осмотрительно. Ваше предупреждение, мадам, очень благородный поступок и вполне искупает невольную оплошность.

– Я всего лишь отдала вам долг. Я до сих пор даже не знала, что вы не выдали меня.

Ей хотелось бы сказать ему гораздо больше, выразить в словах всю нежность, о которой говорили ее глаза. Но ее сдерживало присутствие посторонних, которое она наконец осознала. Он до сих пор не представил им ее, и она попросила его исправить эту ошибку.

– Да-да, – отозвался он и с какой-то странной нерешительностью посмотрел на Пиццамани, и прежде всего на Изотту, для которой все происходящее было так же необъяснимо, как и для других. – Прошу прощения, – обратился он к ним и затем спросил виконтессу: – Как мне вас представить своим друзьям?

– Как представить? – опешила она.

– Видите ли, – улыбнулся он, – как вы знаете, что я не Лебель, так и я знаю, что вы не виконтесса де Со.

Изотта вскрикнула и инстинктивно схватилась за руку брата, который догадывался, что происходит в ее душе.

Виконтесса отступила на шаг назад, на ее тонком лице выразились испуг и непонимание. В ней проснулись инстинкты тайного агента, она насторожилась. Нежный искренний ребенок исчез, вместо него была умудренная опытом женщина. Глаза ее сузились.

– И давно вы так считаете? – спросила она.

– С того момента, как встретил вас. Точнее даже, с момента, когда услышал это имя.

Твердый немигающий взгляд прищуренных глаз свидетельствовал о том, что она вполне владеет собой. Она чуть презрительно рассмеялась, отметая его слова как нелепость, и проговорила решительным тоном:

– Я даже не знаю, как исправить столь странное заблуждение. Могу лишь возразить, что я все-таки вдова виконта де Со.

– Вдова? – воскликнул граф.

Не отрывая глаз от Марк-Антуана, она сказала:

– Его гильотинировали в Туре в девяносто третьем году.

Мягко улыбаясь, Марк-Антуан покачал головой:

– Я абсолютно точно знаю, что этого не было, хотя ваш друг Лебель полагал, что это произошло.

Под его странным, наполовину насмешливым и наполовину печальным взглядом ее страх возрастал. Однако она решительно вскинула голову:

– Даже если виконта на самом деле не казнили, это не служит доказательством, что он не мой муж.

– Конечно, мадам. – Он подошел к ней и взял ее за руку, и, хотя она была сердита и напугана, руки она не убрала, потому что было что-то подкупающе ласковое в том, как он держался, а в глазах его было сочувствие, словно он сожалел о том, что говорил, и просил прощения за это. – Доказательством служит то, что если бы он женился на столь очаровательной женщине, то уж никак не забыл бы об этом. А он не помнит о женитьбе, я это точно знаю. Не может же у него быть такая же плохая память, как у вас: вы, похоже, совсем не помните, как он выглядит.

Она отняла у него свою руку, губы ее дрожали. Она не понимала слов, которые он говорил, но у нее было ощущение, что в них какая-то ловушка. Она была сбита с толку. Оглянувшись, она увидела, что трое Пиццамани наблюдают за ними с какой-то непонятной улыбкой; не улыбалась только Изотта, ее взгляд был таким же грустно-мечтательным, как у Марк-Антуана. Она стряхнула с себя апатию, в которой пребывала последнее время, глаза ее блестели внутренним светом.

И тут бедная, ничего не понимающая виконтесса почувствовала, что Марк-Антуан опять взял ее за руку. Он выпрямился, вздернул подбородок и стал, казалось, заступником и покровителем. Это ощущение было таким сильным, что у нее возникло побуждение спрятать лицо у него на груди, забыв об одиночестве и страхе.

– Я думаю, хватит уже изводить бедную женщину загадками, – спокойно и твердо обратился он к остальным. – Я плачу ей неблагодарностью за доброту.

Мужчины кивнули, соглашаясь с ним.

– Пойдемте, мадам, я провожу вас.

Все еще в растерянности, она подчинилась. Она была рада скрыться, хотя сама не понимала от чего. Но она чувствовала в нем защитника и доброжелателя и охотно пошла чуть нетвердой походкой, опираясь на его руку.

В вестибюле он обратился к привратнику в ливрее:

– Гондолу для мадам виконтессы де Со.

В ожидании гондолы она посмотрела на него умоляюще:

– Марк, объясните. Я ничего не понимаю.

– Главное, поймите, что я ваш друг, который никогда не забудет своего неоплатного долга перед вами. Нам пора прощаться, Анна. Может быть, мы никогда больше не увидимся. Но если вам понадобится помощь, пошлите весть в Эйвонфорд, графство Уилтшир. Я сейчас напишу.

Он зашел в привратницкую, взял листок бумаги и, написав адрес, отдал листок виконтессе. Прочитав написанное, она смертельно побледнела и посмотрела на него чуть ли не с ужасом:

– Этого не может быть. Вы смеетесь надо мной? Что это значит?

– С какой стати я буду смеяться над вами? Все это не так невозможно, как кажется, просто судьба связала нас через Лебеля. Да, дорогая моя, я Марк-Антуан де Со. Меня не гильотинировали, и я никогда не был женат.

– И все эти месяцы…

– Я не мог отказать себе в удовольствии общаться с собственной вдовой. Вряд ли когда-либо еще мне представится такая возможность. Ну вот, ваша гондола ждет вас. Давайте расстанемся друзьями, моя виконтесса. – Наклонившись, он поцеловал ей руку и помог сойти по ступеням в гондолу.

Он смотрел, как удаляется маленькая фигурка в шелках и кружевах, затерявшаяся среди подушек фелцы.

И только тут ему пришло в голову, что он так и не знает ее настоящего имени.