На бурном заседании Большого совета в последний понедельник октября Леонардо Вендрамин еще раз убедительно доказал, что, будучи презренным ничтожеством в глазах почти всех видных патрициев, он в то же время обладает силой, которая может решить судьбу государства. Это был парадокс, присущий венецианской системе правления.

Заседание открыл Франческо Пезаро, один из самых влиятельных сенаторов, сразу же решительно высказавшийся за вооруженный нейтралитет. Он сурово осудил политику выжидания, которую проводил дож вопреки постановлениям, принятым на предыдущем заседании. В результате этого французские войска бесцеремонно хозяйничали на землях венецианцев, безнаказанно попирая их права. Заключил свою речь Пезаро страстным призывом взять в руки оружие, пока не поздно, и призвать к ответу тех, кто нарушает их нейтралитет.

В ответ ему привели набившие оскомину возражения финансового характера и не менее часто повторяемый довод, что франко-австрийская война не затрагивает коренных интересов Венеции и, даже если ее отдельные провинции стали ареной вооруженной борьбы, лучше смириться с прискорбными последствиями этого, чем сеять семена более страшного несчастья, безрассудно растрачивая и без того истощенные ресурсы страны.

Тем, кто выдвигал эти малодушные и корыстолюбивые аргументы, ответил Вендрамин. Он был бледен из-за потери крови и имел благодаря этой бледности утонченный и аскетический вид. Поврежденная рука была надежно упрятана под тогой; он царственно выпрямился на трибуне перед своими братьями-аристократами. Начал он с многозначительного утверждения, что было бы фатальной ошибкой полагать, будто Венеции ничто не угрожает. Некоторые политики – в том числе, как он уверен, и его светлость дож – прекрасно понимают, что в случае, если Франция победит в борьбе с Империей, Венеция вполне может лишиться своей независимости. Расписав в ярких красках неукротимость Бонапарта, он вопросил, может ли кто-нибудь всерьез поверить, что, завоевав Италию, этот человек не протянет свои разбойничьи лапы к сокровищам Светлейшей республики.

Сразу после этого он заявил, что вопрос не стоит того, чтобы так долго мусолить его, и надо голосовать предложение, выдвинутое сенатором Франческо Пезаро.

Барнаботто, присутствовавшие в полном составе, единодушно выразили свое мнение, совпадавшее с мнением их лидера. Вероятно, выступление Вендрамина убедило также некоторых колебавшихся влиятельных патрициев, и при подсчете голосов выяснилось, что даже при сотне воздержавшихся предложение Пезаро прошло, так как за него проголосовало на сто с лишним сенаторов больше, чем против. Было вынесено решение нарастить производство вооружения, с тем чтобы Светлейшая республика могла заявить, что в связи с нарушениями ее границ и прав ее подданных она вынуждена перейти от невооруженного нейтралитета к вооруженному и потребовать освобождения ее территорий от войск воюющих сторон.

Собравшиеся разошлись с чувством, что невыполнение решения, принятого подавляющим большинством, будет равноценно полному краху сената.

Вендрамин еще раз подтвердил свою способность влиять на постановления сената с помощью никчемных барнаботто. Он преисполнился сознанием собственной значительности, которое омрачалось лишь мыслью о поражении, понесенном от руки Мелвилла. И он решил принять меры. Знакомые в «Казино дель Леоне» и прочих аналогичных заведениях сторонились его в последнее время, но у него и в других кругах хватало приятелей, к чьей помощи можно было прибегнуть.

В четверг на той же неделе Марк-Антуан вместе с Санфермо, Бальби и еще одним из новоприобретенных венецианских друзей был в театре «Ла Фениче» на балете Панчиери «Одервик». Театр был полон, как всегда. Политическая ситуация, сложившаяся этой зимой, не портила настроения венецианцам и не мешала им наслаждаться жизнью.

Виконтесса абонировала в театре ложу, в которой с ней находился Вендрамин, в костюме сиреневого цвета с серебряной отделкой и с рукой на сиреневой перевязи. Там же были еще два барнаботто, в одном их них Бальби признал некоего Оттолино, известного мастера по фехтованию, одному из немногих занятий, которому венецианский патриций мог предаваться, не роняя своего достоинства. Оттолино был известен также как беспардонный задира.

После спектакля четверо друзей не стали брать гондол, в избытке запрудивших водное пространство перед театром, и, поскольку погода была хоть и холодная, но приятная, отправились пешком. В вестибюле они миновали виконтессу с ее сопровождающими. Вендрамин бросил на них злой взгляд, она же приветствовала их улыбкой. Поклонившись ей, Марк-Антуан заметил, как Вендрамин, прячась за надвинутой на глаза треуголкой, что-то шепчет Оттолино.

Перейдя канал, они дошли до церкви Санта-Мария Дзобениго. Из находившегося рядом казино «Ла Беата» доносились звуки танцевальной музыки. Остановившись у дверей заведения, украшенных цветными узорами, фонарями и гирляндами искусственных цветов, Санфермо предложил зайти на часик-другой и развлечься. Оба венецианца поддержали эту идею, но Марк-Антуан извинился и сказал, что устал и пойдет домой.

Они расстались, и Марк-Антуан в одиночестве направился в сторону Сан-Моизе. Прощаясь с друзьями, он обратил внимание на две темные фигуры, медленно приближавшиеся со стороны «Ла Фениче». Из окон какого-то ресторанчика падал свет, и, когда двое пересекли световую полосу, Марк-Антуан узнал в одном из них Оттолино. Он сразу вспомнил, как Вендрамин что-то говорил тому через плечо, прикрываясь шляпой.

У него мелькнула мысль, не присоединиться ли ему к своим друзьям в «Ла Беата». Но, укорив себя за то, что собирается менять планы из-за одного лишь подозрения, он пошел дальше. И почти сразу же услышал, как шедшие позади ускорили шаг и стали нагонять его. Не было сомнений, что они его преследуют, и с недобрыми намерениями. Марк-Антуан приближался к мосту Сан-Моизе, откуда оставалось пройти довольно значительное расстояние до Пьяццы, где в это время еще гулял народ и он был бы в безопасности. Здесь же он оказался один против двух преследователей. Он распустил плащ, в который перед этим завернулся из-за холода, и теперь плащ свободно ниспадал с плеч. Не замедляя шага, он также расстегнул ножны рапиры, которую, по счастью, захватил с собой. Быстрые шаги позади слышались все ближе. Но если его подозрения были верны, почему они не напали на него сразу? Чего они ждали? Он догадался, почему они медлили, когда подошел к подъему на мост и преследователи кинулись к нему. Они хотели сделать свое черное дело на мосту и избавиться от тела, сбросив его в канал.

Он точно рассчитал момент, когда следовало встретить бандитов лицом к лицу. Нижняя ступенька моста была самой выгодной позицией, там он возвышался над противниками, получая преимущество. Резко обернувшись, он выхватил одной рукой рапиру, а другой стащил с плеч плащ. Он уже знал, что будет делать. Они увидят, что человек, выдержавший столько испытаний в битвах на Кибероне и при Савенэ, не сдастся так легко парочке вооруженных громил.

Улицы были погружены во тьму, но на открытом пространстве ущербная луна, отражавшаяся в воде, давала достаточно света.

Один из нападавших обогнал другого на целый ярд. Он находился слева от Марк-Антуана, и тот заметил зловещий блеск направленного на него клинка. Набросив на его шпагу свой плащ, Марк-Антуан пригнул его к земле, заставив бандита раскрыться, и ударил ногой в живот, так что тот сложился вдвое. В тот же миг он отразил удар шпаги подбежавшего Оттолино. Прежде чем Марк-Антуан успел нанести ответный удар, Оттолино отскочил вправо, к своему товарищу, надеясь, что в полутьме противник не заметит его маневра.

Однако Марк-Антуан был готов к любым неожиданностям. Встретив рапирой удар, направленный сбоку, он парировал его обводным движением и нанес стремительный ответный удар, пронзивший тело Оттолино.

Не медля ни секунды, Марк-Антуан повернулся влево, чтобы отразить атаку второго нападающего, который уже пришел в себя. Марк-Антуан даже не успел посмотреть, что случилось с Оттолино, но громкий всплеск подсказал ему, где находится сообщник Вендрамина. Очевидно, и второй бандит понял, что произошло с его товарищем, потому что неожиданно отпрыгнул назад, оказавшись вне пределов досягаемости. Марк-Антуан вгляделся во тьму и увидел, как тот, пригнувшись и держа наготове шпагу, чтобы защититься, пятится все дальше. Наконец, решив, что находится в безопасности, он выпрямился, развернулся и пустился наутек. Марк-Антуан не стал его преследовать, вложил свою рапиру в ножны и подобрал плащ. Поднявшись на мост, он остановился, чтобы восстановить дыхание, и, перегнувшись через перила, посмотрел на воду. Лунную дорожку перерезали затухающие круги, расходившиеся от упавшего в воду тела. Это был единственный признак присутствия мессера Оттолино где-то под маслянисто мерцающей поверхностью.

Тишину нарушил предупредительный крик гондольера, на воду упал свет фонаря, сигнализировавшего, что из-за угла вот-вот появится гондола. Марк-Антуан неторопливо направился домой, не сталкиваясь больше ни с какими неожиданностями.