ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ: ЗИНДЖ, 23 ИЮНЯ 1979

Когда рассвело, трупы убитых ночью двух горилл все еще лежали на земле; у них уже стали появляться первые признаки трупного окоченения. Эллиот потратил часа два на тщательное обследование животных. Оба они оказались самцами в расцвете сил.

Самой поразительной их особенностью был цвет шерсти: однотонно-серый с верхушки головы до ступней. Единственные два известных вида горилл, горная горилла из Вирунги и прибрежная равнинная горилла, были черными. У молодых животных на крестце часто наблюдались коричневые и белые пятна, но к пятилетнему возрасту и эти пятна обычно чернели. У самцов годам к двенадцати вдоль позвоночника и на крестце появлялась серебристая полоса знак половозрелости.

Как и люди, с возрастом гориллы седели: у самцов пряди седой шерсти появлялись сначала над ушами, а потом седина быстро распространялась по всему телу. Старые животные — около тридцати лет и старше — иногда были совсем седыми; и только на руках у них оставалась черная шерсть.

Однако, судя по зубам, этим самцам исполнилось не больше десяти лет. К тому же у них и кожа и глаза тоже были светлее. У обычных горилл кожа черная, глаза — темно-карие, а перед Эллиотом лежали животные с серой кожей и светлыми желто-карими глазами.

Именно светлые глаза горилл заставили Эллиота всерьез задуматься.

Потом он взялся за обмер убитых животных. Рост этих горилл — от ступни до макушки — оказался равным 139,2 и 141,7 сантиметрам. В научной литературе сообщалось, что рост самцов горной гориллы составляет от 147 до 205 сантиметров, в среднем — 175 сантиметров или пять футов и шесть дюймов. А эти животные доросли всего до четырех футов шести дюймов. Для горилл они были определенно низковаты. Эллиот взвесил трупы: оказалось 255 и 347 фунтов. В большинстве случаев горные гориллы весили от 280 до 450 фунтов.

Эллиот измерил и записал еще около тридцати характеристик убитых горилл, намереваясь позднее, по возвращении в Сан-Франциско, обработать все эти данные на компьютере. Теперь он был убежден, что стоит на пороге великого открытия. Простым ножом он рассек кожу на голове одного из животных, обнажил черепные мышцы и черепную коробку. Больше всего его интересовал сагиттальный гребень, начинающийся у самого лба и проходящий вдоль всего черепа почти до самой шеи. Сагиттальный гребень был тем характерным элементом, по которому можно было отличить гориллу от других человекообразных обезьян и от человека; именно он придавал гориллам „умный“ вид.

Оказалось, что у убитых самцов сагиттальный гребень недоразвит. Вообще, если судить по мышцам и костям черепа, эти животные были ближе к шимпанзе, чем к горилле. Эллиот еще раз тщательно промерил челюсть, коренные зубы и черепную коробку.

К полудню он окончательно убедился: напавшие на них животные — это в худшем случае новый вид горилл, не менее самостоятельный, чем горная и равнинная гориллы, а в лучшем — неизвестный человеку новый род человекообразных обезьян.

„С человеком, открывшим новый вид животных, творится нечто несуразное, — писала леди Элизабет Форстманн еще в 1879 году. — Он сразу забывает свою семью и друзей, всех, кто были близки и дороги ему, он забывает коллег, без которых его открытие, скорее всего, так бы никогда и не было совершенно; что хуже всего, он забывает даже родителей и детей; короче говоря, бессмысленная жажда славы бросает его в объятия демона, имя которому Наука, и он оставляет всех, кого знал прежде“.

Леди Форстманн сама пережила подобную трагедию: в 1878 году ее муж открыл норвежскую голубогрудую куропатку и вскоре бросил семью.

„Бесполезно, — вспоминала она, — спрашивать, что изменится в мире, если еще одну птицу или еще одного зверя добавить к гигантскому собранию созданий Божьих, которых и без того — если верить Линнею — насчитываются миллионы. На такой вопрос не может быть ответа, потому что тот, кто сделал открытие, обессмертил свое имя — или по крайней мере так полагает, — и уже не во власти простых смертных заставить его свернуть с выбранного пути“.

Не приходится сомневаться, что Питер Эллиот возмутился бы, скажи ему кто-то, что в тот момент он походил на беспутного шотландского аристократа. (Сэр Энтони Форстманн запутался в карточных долгах и умер от сифилиса в 1880 году.) Тем не менее, он вдруг утратил всякий интерес к дальнейшему изучению Зинджа, ему надоели и поиски алмазов, и сны Эми, он хотел одного: скорее вернуться домой со скелетом невиданной человекообразной обезьяны и поразить зоологов всего мира. Внезапно ему пришло в голову, что он до сих пор не обзавелся смокингом. С другой стороны, его стали занимать проблемы таксономии. Вероятно, отныне во всех учебниках будет написано, что в Африке существуют три вида человекообразных обезьян: Pan troglodytes — шимпанзе, Gorilla gorilla — горилла, Gorilla elllotensis — новый вид, серая горилла.

Даже если такое название будет в конце концов отвергнуто, ему все равно удастся сделать намного больше того, на что мог надеяться любой приматолог.

Эллиот был ослеплен открывавшимися перед ним блестящими перспективами.

Позднее участники экспедиции признавались, что тем утром никто из них не был в состоянии рассуждать разумно. Эллиот заявил, что ему нужно срочно передать записанные на пленку звуки в Хьюстон. Росс возразила, что такие мелочи могут подождать. Эллиот не настаивал. Позже оба горько сожалели о своих решениях.

Даже когда утром того же дня они услышали громоподобные раскаты, напоминавшие далекую артиллерийскую канонаду, то не придали им большого значения. Росс решила, что это армия генерала Мугуру сражается с кигани.

Мунро возразил, что бои идут по меньшей мере в пятидесяти милях от Зинджа, а с такого расстояния до них не донеслось бы ни звука. Впрочем, более разумного объяснения он тоже не нашел.

Росс пропустила утренний сеанс связи с Хьюстоном, поэтому экспедиция не получила последних данных о сейсмической обстановке. Между тем такие данные могли бы не только объяснить звуки артиллерийской канонады, но и заставили бы обратить на них более пристальное внимание.

Сверхсовременная система защиты, столь великолепно выполнившая свою задачу последней ночью, придала членам экспедиции чувство собственного превосходства, уверенности в своих силах. Лишь Мунро был чем-то недоволен.

Он проверил, сколько у них осталось боеприпасов; результат оказался обескураживающим.

— Лазерная система превосходна, но она расходует боеприпасы, не заботясь о завтрашнем дне, — сказал он. — Этой ночью мы извели половину всех наших запасов.

— Что мы можем сделать? — спросил Эллиот.

— Я надеялся, что вы ответите на этот вопрос. Вы же изучали трупы этих животных.

Эллиот торжественно заявил, что, по его глубокому убеждению, они столкнулись с новым видом приматов. Он перечислил все факты, которые подтверждали такой вывод.

— Все это очень хорошо и убедительно, — сказал Мунро. — Но меня интересует не то, как они выглядят, а как действуют. Вы сами говорили, что гориллы обычно ведут дневной образ жизни, а эти нападают по ночам. Гориллы — мирные животные и избегают встреч с человеком, а эти звери агрессивны и нападают на людей. Почему?

Эллиоту пришлось признать, что ответов на эти вопросы у него нет.

— Учитывая, сколько у нас осталось боеприпасов, думаю, нам лучше постараться их поискать, — резюмировал Мунро.