Ярослав Вейс.
Да, кстати, на чем же я остановился?..
(перевод Г. Матвеевой)

Ладно, ладно, барышня, не ворчите на меня, как-никак, а зимой-то мне стукнуло сто двадцать два, сами знаете, в эти годы память сдает, не то, что в пятьдесят, но я, уверяю вас, все помню, только вот перепуталось малость в голове, за последовательность не ручаюсь; что сначала, а что потом… Да, кстати, подождите, на чем же я остановился?..

…Ага, вспомнил, речь шла о Нобелевской премии. Ну, в то время я только начинал у Кораны. Такая фамилия, наверно, вам неизвестна, но в конце двадцатого века Корана, прямо скажем, блистал среди генетиков. Он первым расшифровал генетический код, да, да, именно Корана решился на синтез генов, а потом его стали повсюду внедрять на полную катушку. Ему-то и доверили новый гигантский институт, разумеется, с огромнейшими возможностями, финансовыми фондами, реквизитами и персоналом, среди которого очутился и я прямехонько с институтской скамьи. Не скажу, что я был какой-то там прощелыга или верхогляд, нет, могу поклясться, скорее, старательный, добросовестный труженик-пчелка. Ну, а в целом, — это лишь удача, случай. Да и доказывать вам не надо, случай — весьма важная вещь как в науке, так и везде, хотя, с другой стороны, мало существенная. И все же, признаться, не будь и этой мизерной доли случайности, кому нужны всем известные 99 % прилежания (да добавьте сюда оставшийся процент таланта), все пошло бы прахом. Если бы спросить об этом, к примеру, у старика Флеминга, он бы, бесспорно, подтвердил мою правоту. Впрочем, это не из той уже оперы. Да, кстати, на чем же я остановился?..

Ах, да, вспомнил, мне все-таки удалось кое-как закончить кандидатскую диссертацию. Писал я ее три года, исследуя какую-то уже теперь и не помню, какую именно, стадию превращения головастиков в лягушек, и всякий раз, стоило мне, наконец, составить четкий план работы, у моих прелестных головастиков отваливались хвосты, а я должен был ожидать следующей весны, когда появится новый подопытный материал. Одним словом, зачислили меня в тот самый институт, и только я огляделся, что к чему, как однажды подъезжает ко мне будто невзначай один такой усатый (он, оказалось, возглавлял лабораторию, в которой я значился в штате) да и говорит: «Послушайте, молодой человек, у меня к вам деловое предложение: есть одно прибыльное дельце, пустячок, но пару десяток в карман положить можете. Если повезет вам, то, надеюсь, десять процентов мне подбросите за посредничество, дело есть дело. Ну, что на это скажете?» А потом он, этот усач, давай выкладывать мне про своего шурина, что владел крохотной бензоколонкой, где и служащих-то с гулькин нос — каких-нибудь двенадцать механиков и две уборщицы. Значит так, у него, у этого шурина, всегда куча неприятностей с экологическим надзором, потому что, понятное дело, после заправки машин на асфальте остаются лужицы бензина и масляные полосы от машин, разумеется, и масло иногда накапает, расплескивается же порой при перевозке. Так вот, не возьмусь, дескать, я вывести какой-нибудь штамм бактерий, которые естественным образом ликвидировали бы весь этот мусор. А, к слову сказать, женский персонал из экологического надзора — настоящие ведьмы, сущая правда, меня прямотаки в дрожь бросало от одного лишь упоминания о них. И я клюнул на это предложение, даже и не по той причиине, что был молод и деньжата бы мне не помешали: я ведь в ту пору как раз женился. Главное — у меня будет шанс хорошенько расквитаться с этими злючками, особенно с собственной тещей, настоящим дьяволом в юбке, которая, будучи экологом, работала в той самой конторе. Но, собственно, это к делу не относится. Да, кстати, на чем же я остановился?…

Ах, да. Ну, значит, впрягся я в работу, собственно, какие там сложности, просто нужно было чуточку видоизменить штамм бактерий, на которых я собирался экспериментировать. и придумать новый метод создания этого штамма. Они-то, новые бактерии, должны были выделять определенные химические вещества, ферменты, которые, как назло, упорно ускользали от меня. Тогда я начал культивировать клон бактерий, колию (так в то время их называли). Фактически-то это мутации бактерии Escherichia coli. Принялся я прививать их на бензине и масле. Да стоит ли об этом распространяться, дело пустяковое. Получился, как говорится, превосходный пирожочек: по виду походили эти бактерии на жидкое желе. Короче, радость для меня была неописуемая, опыт удался, а уже через два месяца я имел новую, прехорошенькую разновидность бактерий, жадно пожирающую все нефтепродукты. Наполнил я этой желе-жидкостью (а чтобы вам понятнее было, жидкость-то эта — вершина и гордость моего творчества) ампулы, обернул их тончайшей шелковистой бумагой, словно куколки, да после обеда и заскочил, захватив одного такого кукленка, на бензоколонку, к хозяину. Он взял ампулу, погладил ее, будто дитятко малое, и, не проронив ни слова, шмыгнул в каморку, что пристроена к заднему входу, а оттуда тотчас вышел с… бутылочкой, вернее, с целой бутылищей. «Вы, — говорит, — мне сосуд, и я вам сосуд. Не могу поручиться, что содержимое его вам знакомо, как, впрочем, и остальным, заверяю вас». «А почему бы не рискнуть, — подумал я, — чем черт не шутит, действительно, такого напитка я еще не пробовал». Начать с того, что приготовлялся он из настоящих слив, ну тех, которые в сушеном виде черносливом называли. Ах, пардон, барышня, вряд ли вы знаете, что такое настоящие сортовые сливы, они как синие куриные яйца на дереве висят, особенно осенью, глаз не оторвешь, а на вкус чуток на «Повидлин» похожи, только, может быть, послаще. Ой, снова я увлекся, отклонился от темы, подождите. Да, кстати, на чем же я остановился?..

Ах, да, понятно, вернемся к теме. Спустя недели две сижу я, как сейчас помню, у телевизора и смотрю местные новости. Вдруг вижу на экране парня, который вытягивает, словно тянучку, из бензобака автомобиля какую-то расползающуюся желеобразную массу. Тут меня осенило — ведь это же мои колии! Диктор нудит что-то о шарлатанах и пройдохах. Они, мол, за последнее время, используя какие-то неизвестные средства и творя гнусные дела, нанесли ущерб многим владельцам личных автомашин в нашем городе. Меня это известие сразило как гром средь ясного неба, и я подался прямехонько на бензоколонку, к ее хозяину. Он, как завидел меня, сразу затараторил, я не успел и рта открыть: да, да, признался тот мошенник, спустя пару дней после того, как я оставил ему ампулы, он отлил из одной своему соседу-конкуренту, ну, тому, что содержал бензоколонку через три улицы, почти рядом, закапал прямо в цистерну (а как на грех, привезли новый запас бензина). «Мне хотелось, — твердил хозяин, — насолить чуток этому негодяю. Разве я, вот грех-то какой, мог предположить, что случится такое несчастье». А теперь мое драгоценное желе в автомобильных баках почти у половины владельцев машин всего города! И, что досаднее всего, как раз в эту минуту ему прислали штраф из экологического надзора, так как улица вокруг бензоколонки грязная, вся в золотистой слизи, будто ее опрыскали из пульверизатора золотой суспензией. Размер штрафа ерундовый, подсчитал я, но, если бактерии размножатся и распространятся (а что они размножатся и распространятся, в этом не приходилось сомневаться), то все-таки кто-нибудь и дознается, откуда все это взялось, выйдут, разумеется, на этого негодяя, владельца бензоколонки. Конечно, человечество его отблагодарит, каменную плиту у изголовья он схлопочет, отдубасят его хорошенько насосами от автомашин, ставших ненужными, и шлангами с металлическими гайками на концах, что крепятся на бензобаках. Сами посудите, это же варварство! Тут этот хозяин бензоколонки (на лице — сама мировая скорбь!) приносит из своих закромов еще одну бутылку той проклятой настойки, что стояла у него с дедовских времен. Ну, и раздавили мы ее вместе всю, откровенно признаюсь, подчистую. С тех пор я спиртного в рот не беру, хотя, право же, питье то было божественное. Но, сознаюсь, здорово от него голова у меня на другой день раскалывалась, гораздо ощутимее, нежели от всей этой истории с золотым желе. Одно скажу: с этанолом (постойте-ка, барышня, вы, верно, и не представляете, что это такое!) я завязал, выходит, какой-то выигрыш от этой кутерьмы налицо. Но, не сердитесь на меня, снова я отклоняюсь от темы. Да, кстати, на чем же я остановился?..

Ага, на той сумятице с бензином. Уже через неделю пресловутое желе — результат злосчастного преобразования бензина — разошлось по городам и весям. Злополучная, золотистая желеобразная жидкость расползлась чуть ли не на половину материка. Вскоре наступил период, известный как «Лето золотой чумы» (это-то вы должны знать иэ историк). Из бензина, мазута, машинного масла и керосина — короче, из всех нефтепродуктов, а также из природного газа на свет появлялось только золотое желе. Оно было всюду. Любого бросало в дрожь, стоило лишь взглянуть на эти залежи. Их, к несчастью, и припрятать некуда было да и отвезти не удавалось — ведь транспорт бездействовал, а те электромобили, что развозили молоко, использовались в качестве санитарных машин и машин скорой помощи. Правительства, одно за другим подавали в отставку. Арабские шейхи, приняв чрезвычайные меры, развернули экстраординарную кампанию: в зоологических парках их представители приобретали верблюдов. Сам директор Лувра дал согласие устроить тематическую выставку «История развития керосиновых ламп (документы и экспонаты)» именно в том зале, где демонстрируются античные амфоры. В Англии все население ходило пешком. Только наследник трона заявил, что для него престижнее ездить на шотландском пони, и он, не внимая запретам, обменял его на корону. Впрочем, это к делу не относится. Да, кстати, на чем же я остановился?..

…Ах да, вспомнил. Так вот, началось настоящее светопреставление, можете представить, как меня прошибал холодный пот от страха, что все раскроется и все нити аферы приведут ко мне, а меня, беднягу, сошлют на Луну или еще куда-нибудь подальше. Больше же всего злился я на того типа, усатого, что подбил меня на эту аферу и уговорил: он, поганец, делал вид будто знать ничего не знает. Я, разумеется, тоже не слишком распространялся, что меня с ним или с его шурином что-то связывало. Я постарался поскорее ретироваться в лабораторию и с головой окунулся в свои эксперименты, только пар от меня валил, честно скажу. Мудровал я над новыми мутациями, словно одержимый, хотя ставил опыты один, самостоятельно, и все думал, думал, так что голова порой совсем раскалывалась. А, может, все это я делал, движимый страхом?

Однако в начале осени меня вдруг озарило. Как-то раз, совершенно случайно я наткнулся на неизвестную мне разновидность бактерий, на иной клон зеленого цвета; они легко осуществляли химическое разложение воды на водород и кислород. А именно такую цель я поставил перед собой, барышня: ведь в бак автомобиля, того самого, который сейчас стоял как вкопаный и не мог сдвинуться с места, заливалась обыкновенная вода. Что, если в нее добавить несколько капель суспензии с моими бактериями? За полдня они образуют зеленую желеобразную массу, которая впитает в себя, словно губка, воду, и автомобиль помчится как угорелый! Так и произошло. Кстати, и мощность машин возросла на треть! Поэтому потребовалось заново отрегулировать тормозное устройство на всех автомашинах: поставить новые протекторы, значительно прочнее прежних, чтобы суметь затормозить «сигары», последние модели автомашин, которые с тихим шелестом, нежа слух, неслись по шоссе. Впрочем, это же к делу не относится. Да, кстати, на чем же я остановился?..

Ага, ну так вот. Я двинулся прямо к шефу лаборатории (после нашей эпопеи с бензином мы с ним, как сами понимаете, были в натянутых отношениях, избегали друг друга), разложил ему все по полочкам, объясняя, вернее, громыхая, как двенадцатицилиндровый двигатель с залатанной выхлопной трубой. А он в ответ лишь усмехнулся, не возражая и не задавая вопросов, лишь велел еще раз все членораздельно повторить. Потом собрал все пробы и громогласно заявил: вся, мол, проблема в целом разрешена и без меня. И объявил об открытии, которое позже называли «Великим водяным чудом» (за что, между прочим, ему присудили Нобелевскую премию), о чем вы, барышня, конечно, знаете из истории. В том году только одна Нобелевская и присуждалась — общая по химии и по физике. Правда, потом рассуждали, не стоит ли добавить еще одну, ну, скажем, по разделу работ в области экономики. А я-то за всей этой суматохой следил, сидя у экрана телевизора, как настоящий пенсионер, подумать только! И конечно, помалкивал, но твердо знал, что не должен и голоса подать, ибо тотчас же мне пришьют то дельце с бензином: ведь от золотого желе до сих пор не избавились, оно было везде, куда бы ни направить взор. Вот и оставалось мне только руками разводить, по правде говоря, я был рад, что так все вышло. Может, я бы приступил к следующей серии опытов, снова что-нибудь бы выдумал полезное, если бы однажды в нашей лаборатории не объявился тот усатый. К этому времени он, естественно, стал шефом и над Кораной. Зашел он как-то ко мне, остановился у косяка двери и процедил сквозь зубы своим противным голосом: «Молодой человек, я хочу, чтобы вы знали: я джентльмен и свои обещания всегда выполняю. Так вот, со следующего месяца я вам повышаю жалованье на две десятки». Тут я, барышня, не выдержал и сорвался, просто нервы мне отказали, я схватил первое, что подвернулось мне под руку — а это было блюдце с остатками золотого желе из бактерий-пожирателей бензина, — и запустил этим блюдцем в усатого мерзавца. Он попытался увернуться, но где там: жидкость живописно растекалась по его светлому плащу и по широкому галстуку из полигела с люрексом (тогда такие галстуки только входили в моду). Не успел он и глазом моргнуть и стряхнуть с себя студенистую массу, как бактерии впились в галстук и в один миг превратили мягкий, эластичный полигел в непробиваемый панцирь. К этому могу лишь добавить, барышня, что именно данный результат эксперимента, поставленного в таких необычных условиях, послужил основой для создания суперстабила, самого стойкого, не поддающегося никаким внешним воздействиям вещества. Надеюсь, вы об этом помните из истории. Кончилась эра металлов, наступил век суперстабила. Естественно, тот усатый получил вторую Нобелевскую премию, чуть ли не через год, к тому же еще уйму разных премий, так что стоит ему нацепить на себя все свои медали, такой звон стоит, словно генеральный штаб кружится на детских каруселях. Ну, а я, как вы понимаете, снова в рот воды набрал, никому не посмел даже на ушко шепнуть, что, мол, все это я придумал. Да разве я решусь на такой шаг! Впрочем, это к делу не относится. Подождите. Да, кстати, на чем же я остановился?..

Ага, знаю. Ну, короче, вы с удивлением смотрите на меня, барышня. Почему, мол, я порвал с наукой и устроился сюда в музей экскурсоводом? Что ж, так оно и есть. А выставка «Пути развития современной генетики», о которой вы спрашивали, находится на третьем этаже, дорогая.