21. КУБ ПАНДОРЫ

Дэвид Браун сидел за столом. Франческа склонилась над ним, что-то показывая на большой карте, разложенной перед обоими. Николь постучала в дверь командирского кабинета.

— Привет, Николь, — проговорила Франческа, открывая дверь. — Чем мы можем помочь тебе?

— Я пришла к доктору Брауну, — ответила Николь, — по поводу сегодняшнего распорядка работы.

— Входи, — пригласила Франческа.

Николь неторопливо вошла и уселась в одном из двух кресел возле стола. В другое опустилась Франческа. Николь поглядела на стены кабинета. Все уже переменилось… Исчезли фотографии жены и детей Борзова, его любимая картина, изображавшая Ленинград и одинокую птицу с распростертыми крыльями, скользящую над волнами Невы. Их сменили внушительной величины карты с крупными заголовками наверху: „Первая вылазка“, „Вторая вылазка“ и т. п. Карты занимали обе боковые доски для объявлений.

В кабинете генерала Борзова чувствовался уют и отпечаток личности. Эта же стерильная комната подавляла. На стене за своей спиной доктор Браун вывесил позолоченные копии двух своих самых престижных международных наград. И поднял повыше кресло, чтобы глядеть свысока на каждого, кто окажется в его кабинете.

— Я хочу переговорить с вами по личному делу, — сказала Николь и подождала несколько секунд, рассчитывая, что доктор Браун предложит Франческе оставить кабинет. Тот промолчал. Наконец, Николь с явным намеком поглядела в сторону Франчески.

— Она помогает мне в административных делах, — пояснил доктор Браун. — Я нахожу, что женская проницательность позволяет Франческе заметить отдельные моменты, ускользающие от меня самого.

Николь помолчала еще пятнадцать секунд. Она-то готовилась к разговору с Дэвидом Брауном и, конечно, не ожидала, что придется объясняться еще и с Франческой. „Может, уйти“, — мелькнула мимолетная мысль; с некоторым удивлением Николь подумала, что присутствие Франчески по-настоящему раздражает ее.

— Я прочла список группы для первой вылазки, — ровным официальным тоном начала Николь. — И хочу высказать свои соображения. В соответствии с объявленным распорядком мои обязанности там минимальны. Как мне кажется, у Ирины Тургеневой тоже слишком мало обязанностей для трехдневной вылазки. Я рекомендую передать все мои немедицинские обязанности Ирине и оставить меня на борту „Ньютона“ с адмиралом Хейльманом и генералом О'Тулом. Я буду внимательно следить за ходом работ и в случае возникновения каких-либо серьезных медицинских проблем могу быстро оказаться на месте. Со всеми прочими обязанностями по службе жизнеобеспечения справится и один Янош.

В помещении снова воцарилось молчание. Доктор Браун поглядел на Николь, потом на Франческу.

— Почему ты решила остаться на борту „Ньютона“? — поинтересовалась Франческа. — Я-то думала, ты просто горишь желанием попасть внутрь Рамы.

— Я же говорила, что пришла по личному делу. Я чувствую себя слишком усталой и еще не успокоилась после смерти Борзова; к тому же скопилась целая гора бумаг. Первая вылазка — дело простое. Лучше я как следует отдохну перед второй и подготовлюсь.

— Несколько неожиданное требование, — проговорил доктор Браун, — но обстоятельства позволяют согласиться на это. — Он снова глянул на Франческу. — Хотелось бы кое о чем попросить вас, Николь. Если вы не хотите идти внутрь Рамы, то, возможно, согласитесь время от времени подменять на связи генерала О'Тула? Тогда адмирал Хейльман может отправиться…

— Конечно, — ответила Николь, прежде чем Браун договорил.

— Хорошо. Значит, решено. Вносим изменения в состав первой группы. Вы остаетесь на „Ньютоне“. — Когда доктор Браун договорил, Николь не шевельнулась в своем кресле. — Что у вас еще? — нетерпеливо спросил он.

— В соответствии с методиками перед каждой вылазкой офицер службы жизнеобеспечения составляет меморандум о состоянии космонавта. Передать его адмиралу или…

— Давайте все мне, — перебил ее доктор Браун. — Персональными вопросами адмирал Хейльман не занимается, — американский ученый поглядел в глаза Николь. — Но сейчас можете не готовить нового отчета. Я прочел документ, составленный вами для генерала Борзова. Его вполне достаточно, — невозмутимый взгляд Брауна не мог обмануть Николь. „Значит знаешь, — думала она, — прочел мои слова об Уилсоне и тебе. Рассчитываешь, что я обнаружу смущение или вину. И не надейся. Мое мнение не изменится от того, что ты сейчас у руля“.

Собственное расследование Николь продолжала ночью. Подробное исследование биометрических данных Борзова показало: в крови генерала обнаружились — и в избытке — два весьма несвойственных организму химических вещества. Николь не могла даже представить, как эти соединения могли попасть в организм погибшего. Разве только генерал принимал тайком какие-то препараты… Вещества эти повышают чувствительность к боли. Медицинская энциклопедия свидетельствовала, что их применяют для определения болевой чувствительности у страдающих расстройствами нервной системы. Что, если их выработал организм самого генерала в результате сложной аллергической реакции?

Ну а как объяснить поведение Яноша? Почему он не признался в том, что тянулся к пульту управления? Почему после гибели Борзова он словно ушел в себя и поник? Полночь уже миновала, но она все еще разглядывала потолок своей крошечной спальни. „Экипаж сегодня уходит на Раму, я останусь здесь одна. Хорошо бы еще подождать, прежде чем приступить к делу“. Но больше ждать она не могла. Николь была не в состоянии выбросить из головы все переполнявшие ее вопросы. „Что, если уныние Яноша как-то связано с появлением наркотических веществ в крови Борзова? И смерть генерала не случайна?“

Николь вынула свой маленький чемоданчик из небольшого ящика. Она поторопилась открыть его, и содержимое рассыпалось в воздухе. Первым делом она подхватила семейные фотографии, плававшие над постелью. Потом собрала и прочие вещи, уложив их обратно. В руке Николь остался лишь кубик с данными, который Генри передал ей в Давосе.

Прежде чем вставить кубик в компьютер, Николь замерла в нерешительности. Наконец, глубоко вздохнув, ввела его в считывающее устройство. На мониторе немедленно высветилось восемнадцать разделов меню. Николь предлагалось двенадцать досье на каждого из космонавтов и шесть вариантов их статистической обработки. В первую очередь она обратилась к делу Яноша Табори. В досье числилось три субменю: „Информация о личности“, „Хронологическая таблица“ и „Психологическая характеристика“. По размерам файлов было видно, что максимум информации содержится в „Хронологической таблице“. Николь начала с „Информации о личности“, чтобы знать, о чем говорится в досье.

Краткая схема содержала мало нового. Сорокаоднолетний Янош был одинок. В свободное от службы в МКА время проживал в Будапеште в собственной квартире — в четырех кварталах от жилья своей дважды разведенной матери. Почетная инженерная степень была присвоена ему в 2183 году Венгерским университетом. Помимо привычных неизменных показателей вроде роста, веса, количества отпрысков в карте значилось еще два числа: КИ (коэффициент интеллекта) и КС (коэффициент социальности). У Табори КИ был равен +3,37, а КС — 64.

Возвратившись к главному меню, Николь запросила „Словарь“, чтобы освежить в памяти определения загадочных КИ и КС. Число КИ определялось общим уровнем развития интеллекта в юношеские годы, между двенадцатью и двадцатью годами; результаты опросов, проводившихся в каждом учебном заведении мира, создавали статистическую базу для оценки. В среднем КИ равнялся нулю. Личность, обладающая коэффициентом +1,00, по умственным способностям превосходит 90 % всего населения; +2,00–99 % людей, +3,00–99,9 % и т. д. Отрицательные значения КИ указывали на умственные способности ниже среднего уровня.

Коэффициент социальности определялся куда более прямолинейно. Его также вычисляли с помощью стандартных тестов, которым все учащиеся подвергались в возрасте от двенадцати до двадцати лет. Но интерпретировались они проще. Предельная величина КС равнялась 100. Лицо, обладавшее КС, близким к сотне, пользовалось всеобщей любовью и уважением, было способно влиться в любой коллектив, не ссорилось никогда ни с кем, не капризничало, на него можно было положиться во всем. Определение КС сопровождалось примечанием, гласящим, что тесты не во всех случаях могут точно охарактеризовать качества личности, и потому КС следует употреблять с большой осторожностью.

Николь велела себе обязательно проглядеть сравнительную таблицу КИ и КС для всех космонавтов. Она обратилась к „Хронологической таблице“ жизни Яноша Табори. И последующие шестьдесят минут удивленное выражение не сходило с ее лица. Конечно, как офицер службы жизнеобеспечения она изучала официальные досье, составленные МКА на каждого из членов экипажа. Но, если Генри подарил ей точную информацию о Яноше Табори — а подтвердить это или опровергнуть Николь не могла, — в официальных материалах повсюду зияли внушительные пробелы.

Николь уже знала, что Янош дважды был удостоен почетной стипендии Венгерского университета за отличные успехи, но не подозревала, что в течение двух лет он являлся президентом Будапештской ассоциации студентов-геев. Ей было известно, что в 2192 году Табори поступил в Космическую академию и окончил ее всего за три года — помогло знакомство с основными советскими техническими разработками. Оказалось же, что до этого он дважды пытался поступать в Академию и оба раза неудачно. В обоих случаях приемную комиссию возглавлял Валерий Борзов. В организациях геев Табори принимал активное участие до 2190 года, после чего на руководящие должности больше не возвращался. Этой информации в файлах МКА не было.

Николь была изумлена. Ее не слишком смущало то, что Янош был, а может, и остается геем. В вопросах сексуальной ориентации она считала себя свободной от предрассудков. Недоумение вселяло отсутствие в официальном досье подобной информации о гомосексуальных наклонностях Яноша и предыдущих контактах с генералом Борзовым.

Самые последние действия Яноша также неприятно удивили Николь. В соответствии с досье космонавт Табори заранее, еще до начала полета, в последние дни декабря подписал контракт с Шмидтом и Хагенестом — немецким издательским конгломератом. По завершении экспедиции „Ньютон“ он брал на себя функции консультанта по широкому кругу вопросов в рамках так называемого „проекта Брауна — Сабатини“. За подпись Табори получил аванс в размере трехсот тысяч марок. Три дня спустя его мать, уже более года ожидавшая нового искусственного имплантата, компенсировавшего повреждения мозга после болезни Альцгеймера, отправилась на неврологическую операцию в Баварский госпиталь в Мюнхене.

С уставшими, покрасневшими глазами Николь дочитывала объемистое досье доктора Дэвида Брауна. За часы, отданные его „Хронологической таблице“, она завела собственный субфайл, куда заносила интересовавшие ее подробности. Прежде чем вновь попытаться обратиться ко сну, Николь пробежала свой файл глазами:

Лето 2161. Браун в возрасте одиннадцати лет отправлен отцом в лагерь Лонгхорн вопреки энергичным возражениям матери. Типичный летний лагерь для детей из состоятельных семей в гористой части Техаса, культивировавший всякого рода атлетику, стрельбу, ремесла и походы. Мальчики по десять человек жили в бараках. Браун немедленно сделался крайне непопулярным. На пятый день соседи по домику поймали его возле душа и выкрасили гениталии в черный цвет. Браун отказался вставать с постели и лежал, пока мать не приехала за ним за две сотни миль и не забрала домой. После этого случая отец перестал обращать на сына какое-либо внимание.

Сентябрь 2166. Закончив с отличием старшие классы частной школы, Браун поступил в Принстон изучать физику. Пробыл в Нью-Джерси только восемь недель. Дипломную работу в SMU писал дома.

Июнь 2173. В Гарварде Брауну присуждена ученая степень доктора философии в области физики. Руководитель диссертационной работы Уилсон Браунвейл отозвался о нем так: „Честолюбивый и упорный студент“.

Июнь 2175. После защиты докторской диссертации Браун совместно с Брайаном Мерчисоном завершил в Кембридже исследование эволюции звезд.

Апрель 2180. Женился на Жаннетте Хадсон из Пасадены, шт. Калифорния. Мисс Хадсон была дипломницей в Станфорде, изучала астрономию. Единственный ребенок, дочь Анжела, родилась в декабре 2184 года.

Ноябрь 2181. Астрономический факультет Станфордского университета отказал Брауну в должности, поскольку двое из членов квалификационной комиссии утверждали, что он кое-где сфальсифицировал материалы, использованные им в ряде научных работ. Впрочем, справедливость их подозрений так и не была подтверждена.

Январь 2184. Назначен в первый комитет советников МКА. Подготовил подробный план наблюдений для новой обсерватории с большими телескопами, размещенной на обратной стороне Луны.

Май 2187. Браун выбран деканом факультета физики и астрономии SMU, Даллас, шт. Техас.

Февраль 2188. В Чикаго в фойе во время собрания AAAS произошел кулачный поединок с Уэнделлом Томасом, профессором Принстонского университета. Томас утверждал, что Браун украл и опубликовал их совместные идеи.

Апрель 2190. Взбудоражил научный мир, представив исключительно интересные теоретические модели, описывающие взрыв сверхновых звезд, и предсказав взрыв такой звезды в ближних окрестностях Солнца в середине марта 2191 года. Это исследование было выполнено в соавторстве с аспиранткой Элейн Бернстайн, уроженкой Нью-Йорка. Сокурсники мисс Бернстайн утверждали, что ей-то и принадлежат все идеи. Точное и смелое предсказание вознесло Брауна к вершинам славы.

Июнь 2190. Браун развелся с женой, с которой до этого не жил уже восемнадцать месяцев. Они разошлись через три месяца после того, как Элейн Бернстайн приступила к диссертационной работе.

Декабрь 2190. Состоялась свадьба Брауна с мисс Бернстайн в Далласе.

Март 2191. Сверхновая-2191 осветила ночное небо Земли в соответствии с предсказаниями Брауна и др.

Июнь 2191. Браун подписал двухгодичный контракт на научные корреспонденции с Си-би-эс . В 2194 году перескочил в UBC и по рекомендации агента принят в Ай-эн-эн в 2197 году.

Декабрь 2193. Браун награжден высшей медалью МКА за выдающиеся научные достижения.

Ноябрь 2199. Подписал эксклюзивный многомиллионный долгосрочный контракт с Шмидтом и Хагенестом на право использования всевозможных вариантов коммерческого применения результатов работы экспедиции „Ньютон“, в том числе книг, видео— и образовательных материалов. Партнер — Франческа Сабатини; консультанты — космонавты Табори и Хейльман. Выплаченные два миллиона марок размещены на секретном счете в Италии.

После короткого двухчасового сна ее поднял будильник. Николь выбралась из постели и, воспользовавшись выдвижным умывальником, умылась. Неторопливо вышла в коридор и направилась к кают-компании. В центре управления восседал Дэвид Браун в окружении четверых космических кадетов, возбужденно обсуждавших первые итоги.

— Итак, — говорил Ричард Уэйкфилд, — сейчас самое главное — установить на правый и левый трапы легкие индивидуальные кресельные лифты и тяжелый грузоподъемный лифт — до края Центральной равнины. Там же устанавливаем временный центр управления, собираем и испытываем три вездехода. На сегодня — подготавливаем лагерь на станции „Бета“ возле края Цилиндрического моря. Сборку и размещение обоих геликоптеров оставляем на завтра. Ледомобили и моторные лодки остаются на третий день.

— Точно, — отозвался доктор Браун. — Утром во время развертывания инфраструктуры с вами пойдет Франческа. Когда будут установлены и приведены в действие легкие лифты, мы с адмиралом Хейльманом присоединимся к вам, доктор Такагиси и мистер Уилсон тоже. Сегодня все ночуем внутри Рамы.

— Сколько у вас мощных импульсных фонарей? — спросил Янош Табори у Ирины Тургеневой.

— Двенадцать. Хватит на сегодня.

— И на завтра, — добавил доктор Такагиси. — Если мы заночуем там, эта ночь будет самой темной в жизни любого из вас. Ни звезд, ни луны… не будет даже рассеянного почвой звездного света, ничего — только сплошная тьма вокруг.

— А какая там температура? — поинтересовался Уэйкфилд.

— Заранее точно не скажешь, — ответил японский ученый. — Первые зонды несли на себе только камеры, но на выходе из тоннеля температура была такой же, как на Раме I. Если эти показания принять за основу, в обоих лагерях будет градусов на десять ниже нуля, — Такагиси ненадолго умолк. — Теперь потеплеет, — продолжал он. — Сейчас мы находимся внутри орбиты Венеры. Можно ожидать, что свет включится через восемь-девять дней, а потом со дна начнет таять Цилиндрическое море.

— Эй, — поддел его Дэвид Браун, — судя по всему, вы решили исправиться. Тон-то все-таки изменился.

— Вероятность того, что Земля оба раза встречалась с идентичными кораблями, возрастает с каждым фактом, подтверждающим сходство этого космического корабля и его предшественника, прилетевшего семьдесят лет назад. Пока, за исключением момента коррекции орбиты, оба корабля ничем не отличались.

Николь подошла к ним.

— Вот и комплект. Поглядите, кто к нам пожаловал: последний, пятый космический кадет, — с обычной усмешкой проговорил Янош Табори и, заметив ее опухшие веки, добавил. — Наш новый командир прав: судя по виду, вам не худо и отдохнуть.

— А я вот, — вмешался Ричард Уэйкфилд, — могу только сожалеть. Собирать вездеход мне придется с Яманакой, а не с мадам де Жарден. Николь-то говорить умеет. А мне, чтобы не заснуть снова, придется браться за Шекспира. — Он локтем ткнул в бок Яманаку. Японский пилот в ответ даже словно бы улыбнулся.

— Пришла пожелать вам удачи, — сказала Николь. — Я уверена, доктор Браун уже известил всех, что от меня сейчас толку мало. Устала. Ничего, ко второй вылазке приду в себя.

— Ну, — нетерпеливо бросила Франческа Сабатини, последний раз обводя помещение объективом и задерживая крупным планом на каждом лице. — Готовы наконец?

— Идем, — проговорил Уэйкфилд. И они отправились к воздушному шлюзу, находившемуся прямо перед „Ньютоном“.