Вряд ли стоит подробно останавливаться на том впечатлении, которое производило мое поведение на всех окружающих. Поставьте себя только на минутку на место моего слуги Давида, которому приходилось отвечать на такие вопросы: «Напомните, Давид, куда я должен идти?» или «Я вам случайно не говорил, когда вернусь домой?» Выяснялось, что «я» ни о чем не говорил, однако опустошения в гардеробе и чековой книжке, хранившейся в ящике письменного стола, произвел действительно немалые.

Совершенно ясно, что нужно было как можно скорее напасть на след «телечеловека». В полном отчаянии я носился по этажам, обшаривая все помещения, углы и закоулки. Однако «репродуцированный Бирминг» не оставил ни малейших следов пребывания в моем доме. Уже совсем потеряв было всякую надежду, я вдруг обнаружил на журнальном столике в своем кабинете лист бумаги, исписанный моим почерком. Пробежав глазами записку, я убедился, что никогда не писал ее. В ней наспех, лаконичным стилем было написано буквально следующее: «2 октября 1968 года. После многочисленных экспериментов благодаря счастливой случайности изыскания неожиданно увенчались успехом. Я оживлен! Жизнь прекрасна! Я буду бороться! Завтра конгресс. Тра-та-та-та! Призывно трубите, горны!»

В полном изнеможении я опустился в кресло. Но тут же, спохватившись, вскочил и стремглав бросился вниз по лестнице, сопровождаемый недоумевающим взглядом Давида. Усевшись в машину, я на предельной скорости помчался в лабораторию и решил не покидать «Дворца стереоскопического эффекта», пока не докопаюсь до сути дела.

Машина послушно свернула на авеню Бари. Несмотря на поздний час, по улицам разгуливали шумные толпы людей. Яркие рекламные огни манили ночных гуляк, суля им неизведанные удовольствия. На мгновенье я представил себя в роли случайного посетителя ночного бара, нелепо восседающим на высоком табурете, с которого так беспомощно свисают ноги… Никогда прежде я не впадал в такое безмерно угнетенное состояние из-за жизненных невзгод, как теперь, когда по воле нелепого случая оказался во власти «человека», который принял мое обличье, воспользовался моей одеждой и все же остался мне совершенно чуждым, даже враждебным, хотя он и приходит в мое жилище, как к себе домой, и, судя по всему, принадлежащие мне вещи считает своим законным достоянием!

Опыты по передаче биоэлектрических токов по телевидению велись уже давно, однако до сих пор результаты были весьма незначительными. Как выразился мой загадочный двойник, «оживление» достигнуто «благодаря счастливой случайности». Что ж, увидим…

Машина въехала в ворота Монсенского научно-исследовательского телецентра. В свете фар засверкали широкие окна лаборатории. Перед стереотелевизионной студией машина, заскрежетав тормозами, остановилась. Из проходной выглянул заспанный вахтер.

Теперь, когда я пишу свои воспоминания, передо мной с новой силой оживают картины той ужасной ночи: снова все кажется дьявольским наваждением, каким-то страшным кошмаром. В тот момент я чувствовал себя совершенно обессиленным.

Скоростной лифт в мгновение ока поднял меня на четырнадцатый этаж. Вот здесь, у лестницы, меня ударили по голове, то бишь «я» сам себя стукнул. А вот и студия, зал стереотелевизионной приемной станции, лаборатория. Здесь хранились все записи с техническими выкладками, формулами, расчетами и описанием изобретения.

Однако на обычном месте записей не оказалось и никаких материалов обнаружить не удалось. Я схватился за телефон:

— Алло! Это квартира Нилла Керсена?

Отозвался сонный, незнакомый мне мужской голос:

— Керсен улетел с профессором Бирмингем.

— Вы не ошибаетесь?

— Я же ясно сказал, улетел с профессором Бирмингем!

— Куда?

— На конгресс.

— На какой конгресс?

— На антивоенный конгресс, в Бодиэн.

— Когда они вылетели?

— Ровно в полночь.

Вот это сюрприз! Но в ту ночь, готовый ко всему, я уже ничему не удивлялся.

Приближался рассвет. Я не стал возвращаться домой и не раздеваясь улегся на диване в комнате отдыха рядом с лабораторией.